Меж двух миров

— Иногда, — пожала она плечами. — У вас красивые руки. Такие могут все. Очень возбуждает. И потом, чтобы вывести человека из комы все способы хороши. Это всего лишь стимуляция.

— Вы доктор?

— Нет, я мимо проходила. Ну конечно я доктор! Мое направление психиатрия. Мы встречались однажды.

— Не помню…

— «Орсис». Я выдавала вам допуск к системе. Помните то обследование? Я была научным руководителем, — напомнила она.

— Ну да… — припомнил я смутно. — Ольга, кажется?

— Дюваль Ольга Сергеевна. Желательно по отчеству. Хотя, после того, что у нас было…

— Спорные у вас методы.

— Но получилось же! — усмехнулась она томно. — Однако прошу вас не распространяться. Это военный госпиталь и мою… гм… инициативу, мягко говоря, могут не оценить.

— Договорились… — выдохнул я. — Значит кома?

— Да, чуть больше месяца, — подтвердила она. — Причем весьма нетипичная. Скажите спасибо дочери. Она первой обратила внимание на отсутствие трупных признаков.

— Она здесь?

— На выезде. Времена нынче неспокойные… — Ольга резко погрустнела. — Я сообщу вашим детям. К вечеру будут здесь.

— А стоит ли? Чувствую я себя хреново. И вообще не уверен, что это реально. Все это.

Доктор Дюваль, нажала кнопку у изголовья кровати и в коридоре раздался звонок. Минут через пять в палату буквально ворвалась дежурная бригада реаниматологов.

— Что ж, — она улыбнулась. — Отдаю вас в заботливые руки. Увидимся завтра.

Четверо молчаливых военврачей взялись за меня рьяно. Поставив капельницу, (вероятно, с глюкозой и инсулином), они вкатили мне несколько препаратов внутривенно. Осмотрев зрачки и сделав кардиограмму, меня перевернули на живот, подмыли и сменили памперс. Затем, в дело вступил массажист и хорошенько прошелся по старым косточкам, принудительно улучшив кровообращение. Навесив на меня кучу датчиков, врачи ушли. Так же молча, как и появились. Чуть позже, в дверь постучалась медсестра. Натянуто улыбнувшись, она устроилась в кресле и осталась до утра.

За окном, сквозь приоткрытые жалюзи, виднелось темное небо. Должно быть, сейчас была ночь. Тело было чужое, не свое. В голове вязкая каша из последних событий и ощущений. Чтобы не терзать зря мозг, я отбросил все мысли до утра. Проворочавшись около часа, я, наконец, уснул под мерный шум вентиляции.

Утро вошло в мою жизнь плавно. Открыв глаза, я долго рассматривал трещинки на белом, недавно окрашенном потолке. В воздухе ощущался едва заметный запах краски. Виднелись отдельные волоски, оставшиеся от кисти. Тут ничего не изменилось… все дешево и на скорую руку. Меня покормили. Скудный столовский паек показался манной небесной. Горячий пустой суп согрел нутро, даруя скромные радости жизни. Ближе к обеду явилась доктор Дюваль с белым планшетом в руках.

Завидев ее, я демонстративно убрал руки под одеяло, чем развеселил Ольгу.

— Так… — она заглянула в планшет. — Приступим к освидетельствованию?

— Зачем? — удивился я.

— Ну, как же, вы пролежали живым трупом четыре с лишним недели. Ни пульса толком ни мозговой деятельности. Вообще никакой. Ваша энцефалограмма словно по линейке отрисована. Ни одного всплеска. Я должна убедиться, что вы — это еще вы. Встать сможете?

После утреннего массажа, тело слушалось меня сносно. Доктор провела ряд неврологических тестов, стандартные замеры давления, температуры… проверила сахар крови. А потом приступила к основной части. Психиатры люди задорные, если не сказать с придурью. Не зря же ходит шутка, про то, кто надел халат первым. Но, по крайней мере общество ее было приятным. Хотя за словами приходилось следить.

— Вам что-нибудь снилось? — наконец спросила она. — Ну, знаете, свет в конце тоннеля, единороги в облаках, или адское пламя?

— Назвать это сном сложно, — признался я. — Скорее другая жизнь в чужом теле. Причем, очень реалистичная.

— Ага, с этого места поподробнее… — улыбнулась она зловеще.

— Чтобы вы закрыли меня в дурку?

— Что вы… по нашим временам, каждого второго можно. Работать то, кто будет? Это я так, для личной коллекции. Профессиональный интерес.

Подумав, то хуже не станет, я вкратце рассказал доктору о своих приключениях, поверхностно задевая интимные подробности. Все, от момента перерождения и до последнего мига в замке Лорены.

— Вот это рассказ… — она раскраснелась от волнения. — Жаль времени сейчас мало. Сегодня я в ночь… если приду расскажете подробнее?

— Почему нет? — пожал я плечами. — Делать то все равно нечего. Но с вас шоколадка.

— Хорошо, — улыбнулась она мягко. — Отклонений в психике я не вижу. Заключение напишу положительное.

— А что потом?

— Ох, даже не знаю. Мы попробуем продержать вас подольше в госпитале. Тут хоть кормят сносно. А там как получится. Надеюсь, дети вас не оставят.

— Что, все так плохо снаружи?

— Постарайтесь пока не думать об этом. — Она болезненно улыбнулась. — Я домой вообще не хожу. Никто там не ждет. Война, будь она проклята…

— Простите…

— Не стоит. Найти шоколадку будет не просто, но я постараюсь. Приходите в себя.

И снова белый больничный потолок… После обеда я отважился выйти в коридор и попросился у дежурной сестры на улицу. Она отнеслась к просьбе с тревогой, но все же усадила меня в инвалидное кресло и, закутав в одеяло выкатила на балкон. Закурив, она осталась со мной ненадолго.

— Курите?

— Нет, спасибо. Курение убивает…

Она рассмеялась, глядя на руины полуразрушенного города и стены, посеченные осколками.

— Как там, с той стороны?

— Живут люди, — пожал я плечами. — Но идиотов тоже хватает.

— Забавный ты жмурик. Говорят, героем на войне был?

— Был, наверное. Толку сейчас с этого?

— Не скажи. Такую змею задавили! Разгребемся, поплачем, да заживем! Отстроимся заново, детей нарожаем. Баб то вон сколько осталось без мужиков. Глядишь и ты на что сгодишься, а? Машинка то хоть работает?

— Да как тебе сказать? Ноги по утрам мерзнут!

Сестра рассмеялась. Докурив сигарету, она щелчком отправила ее в долгий полет.

— Ну все братец, поехали обратно. Ты не один у меня.

Уже в палате, открыв дверцу шкафа, я наткнулся на зеркало. Зрелище удручающее. Руки истыканы иглами. Седые лохматые волосы, щетина, рискующая стать бородой. Тонкие ножки, впалый живот. Разве что без пролежней… Глаза пустые, рожа унылая. Смотреть больно. А может и правда, привиделось все? Плод больной фантазии… Как теперь быть? Болезненное неприятие действительности отозвалось острой болью в висках. Я присел на кресло на несколько минут. Потом, собравшись духом, занялся своим телом. Нехитрыми упражнениями привел мышцы хоть в какой-то тонус.

Вечером, когда стемнело, вернулась Ольга. Сунув мне в руку конфету, она уселась в кресло.

— Я связалась с вашим сыном. Завтра к обеду он будет здесь. Но есть и плохая новость.

— Какая?

— Нас скоро эвакуируют. Новое областное правительство, мягко говоря, оборзело. Подмяли под себя бункер и все запасы. Будут выдавать только тем, кто пляшет под их дуду. За палочки и трудодни. Семян на посевную не дали, лекарства не выдают почти. Говорят, из центра сюда войска движутся, порядок восстанавливать. Сколько можно уже…

— Может запасы кончаются?

— Да нет, там на несколько лет для всего города. Тем, кто остался и вовсе лет на десять хватит. Твари конченные…

— Мало приятного… — вздохнул я. — Крепитесь.

— Ай… — она махнула рукой. — Я то при деле. С вами что будет?

— Не в первой. Руки, ноги целы, машинка работает. Чего еще нужно?

— Ой ли? — Ольга звонко рассмеялась. — Откуда столько оптимизма в вашем тщедушном теле?

— Плакать что ли? Тут, говорят, дефицит мужской силы образовался. Буду работать за еду!

— Это вам Жанка напела? Да она всем так говорит. Надежду вселяет. У нас, процент самоубийств зашкаливает. Люди жизни такой не выносят. Хотя, если верить статистике, то спорить сложно. Только по скромным подсчетам нас один к пяти. Стала бы я…