Страница 3 из 18
– Миссис Калмади говорит, что бабочки не могут открывать двери, – сказала Мари. – И людей узнавать они тоже не умеют.
– Перестань болтать об этом в школе! – рассердилась Имоджен. – Люди подумают, что у тебя плохо с головой.
– Но все только и делают, что говорят об этом! – возразила Мари. – Разве в твоей взрослой школе по-другому?
– Нет, – признала Имоджен. – Так же.
В изножье кровати висел последний рисунок – портрет мальчика с широко расставленными глазами и большими ушами, торчащими из-под волос. Взгляд Имоджен то и дело возвращался к этому мальчику. Надо признать, рисунок вышел просто отличный.
– Мне не нравится делать вид, будто Ярославия – это выдумка, – сказала Мари. – На самом деле она такая же настоящая, как миссис Калмади. Или даже более настоящая.
Имоджен тоже не нравилось притворяться. Она это просто ненавидела.
– Рано или поздно мама наверняка нам поверит, – сказала она. – Надо только придумать, как её убедить.
Снизу донёсся голос мамы:
– Девочки, пора ужинать!
Мари отбросила карандаш и выбежала из комнаты. Имоджен свесилась с кровати и подобрала её рисунок, на котором был изображён зимний лес: таинственные тени, холодный свет звёзд. Если закрыть глаза, казалось, вот-вот услышишь шёпот крылышек бабочки…
– Земля вызывает Имоджен! – позвала мама. – Бабушка приехала! Спускайся и поздоровайся!
Имоджен бросила рисунок и пошла вниз, чтобы присоединиться к семье.
Сентябрь в этом году выдался очень тёплый, поэтому ужинать решили в саду. Мама зажгла свечки, чтобы отогнать насекомых, бабушка разреза́ла лазанью и рассказывала о своём клубе игры в бридж, откуда, по её словам, её исключили за то, что она отлично играла в карты.
После ужина, когда девочки начали убирать со стола, мама что-то негромко сказала бабушке про миссис Хабердэш, что очень заинтересовало Имоджен.
Миссис Хабердэш была той самой пожилой дамой, которая владела чайной и садами, где девочка и нашла дверь в дереве.
– Кстати, об этих садах, – так же тихо ответила бабушка. – Я не удивлюсь, если она права и там в самом деле кто-то живёт! Скорее всего, это лисы.
– Вы о чём это? – спросила Имоджен, строго взглянув на взрослых.
– Ах, дорогая, ни о чём, – ответила мама. – Будь добра, возьми мою тарелку.
– Хорошо… Вы говорили о миссис Хабердэш, да?
Мама и бабушка переглянулись.
– Боюсь, миссис Хабердэш не вполне здорова, – осторожно сказала мама.
– Ей мерещится всякая всячина! – сообщила бабушка. – Такое иногда случается у пожилых людей, – добавила она и постучала костяшками пальцев по своей голове с таким видом, будто проблемы пожилых людей не имеют к ней никакого отношения.
– Миссис Хабердэш нездоровится из-за лис? – непонимающе переспросила Имоджен.
– Нет, не в этом дело! – отмахнулась бабушка. – Просто ей чудится, будто у неё в саду кто-то живёт – какое-то чудовище, как она уверяет. Она говорит, будто бы видела его ночью, за мусорными баками, но, скорее всего, это была лиса, рывшаяся в объедках, а бедняжка миссис Хабердэш напридумывала себе всякой чепухи.
«Чудовище? – насторожилась Имоджен. – Что, если это…»
– Может быть, нам стоит её навестить? – предложила Мари.
– Боюсь, нам не разрешат, – бабушка поджала губы и выразительно посмотрела на маму.
– Не смотри на меня! – отрезала мама. – Ты можешь видеться со своими друзьями в любое время, когда тебе заблагорассудится.
– Ну разумеется! – фыркнула бабушка. – Я могу делать всё что угодно просто мне нельзя доверить внучек. Верно?
Мама уставилась на ароматическую свечу.
– Имоджен, Мари… отнесите посуду на кухню.
Но бабушка мёртвой хваткой вцепилась в свою тарелку.
– Девочки пропали не по моей вине! – прошипела она. – Я отвернулась всего на минуточку!
Имоджен впервые видела, чтобы мама и бабушка ссорились. Обычно мама всегда была на стороне бабушки, а бабушка на стороне мамы.
– Почему мы не можем поехать вчетвером? – спросила Мари. – Давайте отправимся в чайную все вместе!
Мама, всё ещё хмурясь, подняла на неё глаза.
– Хорошо, я подумаю об этом, – сказала она.
Чуть позже бабушка пошла укладывать Мари, а мама осталась в полном распоряжении Имоджен. Они сидели в саду и смотрели, как зажигаются первые звёзды.
Над горизонтом разливалось оранжевое свечение – это был электрический свет, который не могли затмить даже самые яркие звёзды. А над Ярославией небо всегда чёрное и полно звёзд. Имоджен ненадолго задумалась: могло бы нападение скретов заставить людей из её мира погасить свет? Тогда можно было бы увидеть звёзды… «Нет, пожалуй, это было бы очень дорогое удовольствие», – с улыбкой решила Имоджен.
– О чём задумалась? – спросила мама. Она обняла Имоджен одной рукой, и оказалось, что даже взрослая семиклассница чувствует себя очень уютно под боком у мамы.
– Да так… Просто подумала, как было бы здорово увидеть все звёзды.
Имоджен положила голову маме на плечо.
– Как хорошо, что ты вернулась, – сказала мама. – Я так волновалась… Если бы не Марк, просто не знаю, что бы со мной было…
Имоджен мгновенно насторожилась.
– Значит, Марк твой близкий друг?
Мимо пробежал паук-сенокосец.
Мама сделала глубокий вдох, собираясь с ответом.
– Да. Близкий друг. Он мне очень нравится, и я думаю, что тебе он тоже понравится, если ты дашь ему шанс… Понимаешь, у него никогда не было детей, поэтому ему сейчас непросто, но Марк хороший человек. Пожалуйста, Имоджен. Пообещай, что позволишь ему доказать это.
– Я не стану называть его папой.
– Конечно! Я бы никогда не стала тебя об этом просить.
– Что ж, раз он тебе нравится…
Мама крепко обняла Имоджен.
– Узнаю мою девочку!
Глава 4
Жители Ярославии перестали искать Аннешку сразу после первого снегопада. Если она пряталась в лесу, то к этому времени должна была давно умереть с голоду. Никто не станет давать хлеб убийце… даже такой прехорошенькой, как Аннешка.
Большинство было уверено, что она умерла, пытаясь перебраться через горы, ведь время для перехода было самое неудачное. Возможно, её тело найдут по весне, где-нибудь возле вершины – всё заледеневшее и одетое в подвенечное платье. Художникам Ярославии особенно нравился этот образ. Откуда им было знать, что Аннешка не только не умерла, но даже не была при смерти, а жила в тепле и безопасности в домике лесной ведьмы?
Аннешка сидела у огня, курица гнездилась в ящике, склянки стояли неподвижно, как и положено склянкам. Ожоги девушки к этому моменту уже затянулись.
Сквозь крошечное окошко не было видно ничего, кроме деревьев, сгибающихся под тяжестью снега. Очи ходила среди стволов, отряхивая искрящийся снег с ветвей.
Казалось, каждая снежинка шептала на лету: «Слава, слава, слава…»
Аннешка перевела глаза на очаг, в котором шипело пламя. «…королеве, королеве, королеве…»
Когда Очи вошла в избушку, Аннешка наконец вышла из забытья. Переступив порог, ведьма разом сбросила с себя зимний плащ и молодость и медленно и тяжело заковыляла к креслу.
– Бедные деревья, – просипела она. – Никто не ожидал такого снегопада! Зима нынче пришла раньше срока.
«Столько болтовни о каких-то дурацких деревьях, – подумала Аннешка, закипая. – И до сих пор ни словечка о том, когда и где я стану королевой!»
Девушка прожила у ведьмы достаточно долго, чтобы разобраться в том, как тут обстоят дела: находясь снаружи, Очи была молодой женщиной с телом стройным, как юное деревце, но стоило ей войти в избушку, как она становилась больше похожа на трухлявый пень или на старую уродливую корягу, а её колени скрипели при каждом шаге.
Аннешка не раз спрашивала себя, продавались бы пророчества Очи так же бойко, если бы люди могли увидеть её настоящее лицо.
– Скажи, – потребовала Аннешка, – если я не стала королевой Ярославии, то где я буду править?