Страница 4 из 14
– А моё? – невесело ухмыльнулась я. – Я стану тебе послушной супругой? Или ты сдашь меня в монастырь, как сдают других неугодных жен?
– Я дам тебе развод, – пожал плечами мужчина.
Прозвучало так легко, что мне даже не поверилось в реальность сказанных слов.
Развод?
Редкий мужчина соглашался развестись с женой. Ещё несколько десятилетий назад это было и вовсе недопустимо, но однажды развестись удумал сам король, и церковникам пришлось смягчиться. Теперь развод не поощрялся, но разрешался. «По искреннему желанию супруга», как говорилось в священных текстах.
Но мужчины считали это позором для себя самих. Проще сослать женщину в дальнее имение или отдать в монастырь, или даже убить. Вариантов так много, что разводов почти не случалось.
– Ты шутишь? – сглотнула я.
– Нисколько. Мне не нужен этот брак, мне не нужна жена, – отчеканил Алексис, переступив с пятки на носок. – Поэтому мы разойдемся. Ты получишь небольшие отступные, сможешь заниматься магией. Кроме того, я обещаю, что не причиню тебе вреда в браке и не сделаю чего-либо без твоего согласия, – добавил он внезапно. – Мы не будем доводить наш союз до конца. Эрнест Утенрод не сможет заставить нас лечь в одну постель. А потом, когда суд освободит меня из плена, мы разведемся. Вот они – условия, о которых не подозревает твой папенька. Тебя устроит такой расклад?
Соблазн согласиться был невозможно велик, но здравый смысл взял верх.
– Ты мне сейчас посулишь что угодно, а после свадьбы благополучно забудешь о своем обещании.
– Зачем? – на его лице отразилось искреннее недоумение. – Какой резон мне обманывать ту, с которой можно сотрудничать? Что я выгадаю? Вся моя связь с миром через тебя. Думаю, даже письмо судьям за меня будешь писать ты – вряд ли твой отец позволит мне им пожаловаться. Не сомневайся, я привык платить по долгам. Кроме того, взамен я тебя кое-о-чем попрошу.
– О чем же?
– Твой отец ведет какие-то записи, и я опасаюсь, что он собирается напасть на наши земли. Ты сможешь выведать его планы?
Значит, не только мне показалось, что давняя вражда не кончилась, и Утенроды собирались вновь схлестнуться в схватке с Коэрли, тем самым нарушив заключенное между домами соглашение.
Я понимала желание Алексиса знать правду. Наверное, будь я на его месте, сама бы попросила о чем-то подобном. Но…
Сможет ли он просто проглотить её и продолжить затею с женитьбой? Разве не захочется ему мести, кровавой расправы над моей семьей? Человек, ослепленный гневом, не сможет мыслить здраво.
– И что ты будешь делать, если всё окажется так, как ты думаешь?
Он дернул щекой. В темноте его тень казалась зловещей, но почему-то я не испытывала страха. Как будто свыклась с мужчиной, которого несколько дней назад ещё люто ненавидела. Мы в одной лодке, по одну сторону течения – он мне больше не враг.
Алексис устало оперся о палку, которую использовал в качестве меча.
– Я буду знать, что слово твоего отца ничего не стоит. И я… я запомню это на будущее и когда-нибудь непременно отомщу, – прошептал он тоном, в котором читалась неприкрытая угроза.
– Иными словами, ты говоришь, что собираешься убить моего отца? Не сейчас, но потом?
Мои губы искривились в усмешке.
– Я обещаю защиту тебе, но не буду обещать её лжецу и предателю. Если он собирается атаковать наши земли в тот момент, когда между нами заключено перемирие – я не проглочу этот поступок. Прямо сейчас я всё равно не смогу ничего сделать: мне не позволят отправить письмо домой. У меня нет ни медянки, чтобы подкупить прислугу. Но помнить – непременно запомню. Что тебе страху с моей памяти? Наши семьи и так друг друга ненавидят до смерти.
Мне бы хотелось с ним поспорить, но здраво, рассудком, я осознавала его правоту. Это было тяжело – принять, что твой недруг честен в желании расквитаться с единственным твоим родным человеком.
Как бы поступила я сама на его месте?
Наверное, точно так же.
– Я постараюсь тебе помочь. Только информацией, больше ничем. И надеюсь, ты сдержишь своё обещание.
Сказала и сама испугалась своих слов. Как будто заключила контракт с самим дьяволом. Согласилась следить за родным отцом ради какого-то чужака. Демонически красивого чужака, что пришел в мой дом и одурманил мой разум, заставив поверить в чистоту своих помыслов.
– Непременно сдержу, – без эмоций ответил Коэрли, и его ладонь накрыла мою, высекая во мне мурашки. – Спасибо, Мэри Утенрод.
***
В кабинет папы я пробиралась затемно. Он был закрыт на замок, но у меня хранился запасной ключ. Отец не разрешал трогать его вещи, но говорил, что в случае угрозы извне я должна незамедлительно войти внутрь и поджечь всё его содержимое. Не допустить, чтобы враги увидели отцовские бумаги.
Уже эти его наставления намекали, что внутри есть что-то непростительное. Но раньше я как-то не стремилась узнать большее. Зачем? И без того очевидно, что отец воюет, заключает деловые союзы, с кем-то соперничает.
Я прикрыла за собой дверь, ступила в глубокий сумрак, ориентируясь наощупь. Прокралась к окну и плотнее задернула тяжелые гардины. Теперь можно зажечь свет. Я повела пальцами, и над ними запылал крошечный золотистый огонек. Моих умений хватало на такие вот «светлячки», и сейчас я почти гордилась собой.
На широком столе для переговоров, где обычно собирались люди отца, лежала карта. Я посмотрела на неё, попыталась запомнить расположение фигурок. Те казались хаотично расставленными на нескольких землях, причем нам не принадлежащих.
Я двинулась дальше, к письменному столу. Отец хранил бумаги в строгости, не допускал хаоса, и сейчас я легко ориентировалась в переписках и отчетах. Картинка складывалась странная.
– Я могу ошибаться, но, кажется… это твой отец планирует наступление, – сообщила я Алексису той же ночью, когда мы встретились за яблоневыми деревьями.
Я рассказала, что увидела в многочисленных записях. Опасения, намеки, открытые предостережения. Да и по карте сходилось: земли, на которых стояли фигурки, граничили с нашими, а значит, войска Коэрли могли занимать их, намереваясь атаковать нас.
Я говорила негромко и не смотрела в глаза Алексису.
– Бред! – возмутился тот, выслушав до конца. – Он не стал бы! Он ведь сам отдал меня, чтобы заключить перемирие, и если первым нарушит договор, то…
Мужчина замолчал, будто его горло перехватило спазмом.
В случае срыва соглашения ему грозила смерть. Его жизнь имела смысл, пока наших родителей сдерживал договор. Алексис выступал гарантом того, что Коэрли-старший не нападет первым.
– А если он специально отдал тебя, чтобы задурить моему папе мозги и атаковать исподтишка? – спросила я всё так же тихо.
– Он не стал бы… – повторил мужчина обреченно.
Клянусь, сегодня я впервые прочитала на его лице какие-то эмоции. Боль, непонимание, неверие.
Что ж, мой собственный отец хоть и отдает меня замуж как племенную кобылу, но хотя бы не разменивается мною в своих грязных военных стратегиях.
У Демида Коэрли, отца Алексиса, ещё трое сыновей – и, по всей видимости, он посчитал себя настолько всесильным, что сдал младшего как невыгодную игральную карту.
Я поежилась.
– Послушай… – внезапно мне захотелось как-то успокоить Алексиса.
Нелепое чувство запылало в груди. Обида за человека, который был мне никем (а мог стать худшим моим кошмаром, после нашего замужества).
Но он не позволил даже ладонью коснуться плеча – резко отстранился, губы его были плотно сжаты, как всегда, когда он душил в себе негодование.
– Всё нормально. Возможно, ты ошиблась.
– Возможно, – не стала отрицать я, хотя записи были вполне однозначными. – Я рассказала тебе лишь то, что увидела сама.
– Мне надо тренироваться, – мужчина сжал палку, желваки его были напряжены, и кадык дернулся. – Не переживай, моё обещание в силе. Если мы поженимся, я гарантирую тебе свободу.
Если…
Мы распрощались, и я вернулась к себе в спальню.