Страница 25 из 35
С другой версией разобраться было сложнее. В начерченный мною треугольник, связывающий Фамиля, Адалята и убитого, не встраивались предположения о случайных ссорах на почве личной неприязни. Этого ничего не было. Значит, что-то другое. Но что? Может, почтовый работник прочел какое-то письмо, содержащее компрометирующие сведения? И хотя, как потом выяснилось, эта часть моих выводов не подтвердилась, в целом направление мысли было верным.
Все началось с почты, с выполнения убитым служебных обязанностей. Сулейманов систематически получал посылки, люди неоднократно видели это. Откуда посылки? Его родственники, как мне стало известно, все проживают в вашем районе, я заинтересовался, поэтому попросил вас послать кого-нибудь к Фамилю за пустыми почтовыми ящиками. Предварительно подготовившись, я наблюдал за этой сценой с чердака соседнего дома. Мальчугану Фамиль ответил отказом. Но, как говорится, отрицательный результат — тоже результат. Человек, регулярно получающий посылки, пожалел соседу, с которым находится в хороших отношениях, посылочный ящик. Согласитесь, выглядит это странно, непонятная мелочность. Но самое интересное было потом. Поспешно заперев ворота, Фамиль забежал в дом, и вынес оттуда семь фанерных ящичков, облив их бензином, сжег в огороде. Вывод один. Просьба соседа насторожила его, сыграло свою роль и то, что он видел его накануне с вами. Тогда-то и мелькнула у него мысль, впервые со дня убийства, что инспектор, возможно, его в чем-то подозревает. Зачем ему понадобилось избавляться от ящиков? Не для того ли, чтобы уничтожить улики? Значит, тайна крылась в посылках.
Убитый был педантичным человеком, он аккуратно заносил себе в канцелярскую книгу все посылки и бандероли, получаемые и отправляемые сельчанами. Я изучил его записи. Фамиль получил две посылки за три недели до убийства. Их обратный адрес — Ошская область, откуда, как вам известно, срочно прибыл и Адалят Бахшалиев.
Напрашивалось предположение, что ранение Фамиля могло быть делом его рук, в случае, если тот не выполнил каких-то обязательств. Например, не выплатил деньги за полученный в посылке товар. Вес посылок был очень небольшим в сравнении с такими же по размерам ящиками. Кстати, на это, на свою беду, обратил внимание начальник почты, подшутивший над Фамилем: «тебе что, друзья воздух посылают или траву?».
Произнося последнее слово, он, безусловно, не догадывался о его двойном смысле, так много значащем для наркоманов. Встревожившись, Фамиль позвонил в Ош другу, от которого получал наркотики, и дал понять, что случилась беда, они на грани провала. Должно быть, Адалят струхнул, побежал к компаньонам и, получив от них соответствующие указания, срочно прибыл на место. Решение хозяев было однозначным — почтальона убрать и как можно скорее. Встретившись с Фамилем, Адалят так ему и заявил, но тот заартачился, не хотел идти на мокрое дело. У них произошла небольшая перепалка. Он панически боялся тех, кто стоял за Адалятом. Знал, что если милиция выйдет на них, ему не жить ни здесь, ни в колонии, даже под землей найдут и беспощадно расправятся. Адалят тоже не смел ослушаться шефов. Натолкнувшись на отказ Фамиля, решил подстраховаться в их глазах, ударив его финкой в ногу, мол, я не обманываю, ваше указание Фамилю передал, а предупреждение — тому доказательство. Назначив Фамилю недельный срок, ушел и сам отсиживался в райцентре у знакомого парня в ожидании вестей из селения. Между прочим, он несколько раз звонил Фамилю, напоминал, что ждет. Фамиль колебался недолго, понимал, что его ждет в случае неподчинения. Встретившись с одним из своих постоянных клиентов-наркоманов, запугав его возможным арестом из-за якобы готовящегося разоблачения со стороны Лятифова, стал склонять его пойти на дело. Пообещал ему крупную сумму денег и вдоволь анаши. Долго уговаривать не пришлось. Вечером, к закрытию, когда порядком стемнело, они подошли к почте и, убедившись, что Лятифов один, вошли внутрь, прикрыв за собой дверь. Не торопились убивать, допытывались, на всякий случай, откуда ему известно про травку и не сболтнул ли он кому-нибудь, например, участковому, о посылках с анашой. Не добившись ничего от растерявшегося Лятифова, они его удушили принесенным с собой проводом. Бедняга так и умер в неведении о причинах расправы над ним. Уходя, они заперли дверь, повесив замок.
— Вот и вся история, — закончил рассказ подполковник. — Следствие вскроет дополнительные факты, уже сейчас вышли на наркобизнесменов в Оше, за ними тянется длинный шлейф тяжких преступлений. Возможно, мне придется выехать туда. Ну, будем прощаться. Как бы мой поезд не ушел без меня.
— Подождите, — остановил его Гусейнов, — вы ничего не сказали о встречах Ганимат с Октаем.
— О, они не имели отношения к интересующему нас уголовному делу. Поэтому, о них не надо вспоминать. Октай был единственным человеком, который, на мой взгляд, понимал, как мучается Ганимат. Ну, до свидания, мне пора.
Гусейнов крепко пожал подполковнику руку, от души пожелав ему успеха. Старый участковый был под впечатлением состоявшегося разговора, восхищался умом, профессионализмом подполковника. Простой, уважительный, с ним, со старшим лейтенантом — на равных, не одергивал, не поучал, как некоторые. Вот только жаль, что сам он немного оплошал с чайханой. Надо же было такому случиться!
Краски
Начальник инспекции по делам несовершеннолетних Зейналов не пользовался уважением у подчиненных. Работал он в этой должности около шести месяцев, и все это время небольшой, когда-то дружный коллектив лихорадило. Причиной тому был сам Зейналов. Смутно представляя себе специфику работы с трудными подростками, он тем не менее вел себя, как крупный знаток детской психологии, и практически любой разговор, раньше проходивший в инспекции в форме заинтересованной дискуссии о методике работы с конкретным подчиненным, у него заканчивался раздраженным высказыванием о том, что нужно меньше философствовать, а сразу оформлять документы в специальное учебное заведение. Возражений Зейналов не терпел, переходил на крик: «А если он завтра преступление совершит, ты отвечать будешь? Про тебя и не вспомнят. Кому нужен какой-то инспектор? Мне, начальнику, отвечать придется! А я не собираюсь из-за вашей болтовни портить себе будущее».
Попав на эту должность по протекции влиятельных родственников, Зейналов не скрывал, что не собирается здесь засиживаться, он рассматривал ее как трамплин, своего рода полигон для приобретения навыков руководящей работы. Эта фраза об опыте руководящей работы ему была очень нужна для дальнейшего продвижения вверх. При всей своей самоуверенности, он не мог не чувствовать холодного к себе отношения подчиненных, их превосходства в знании дела. И как это обычно бывает, отсутствие компетентности подменялось высокомерием, одергиваниями, мелочными придирками.
Двое инспекторов после крупных разговоров с Зейналовым обратились с рапортами о переводе в другой РОВД. Спад в работе дал о себе знать, возросло число правонарушений подростков. Начальник инспекции расценивал это, как козни подчиненных.
— Если дадите рост преступлений, я всем вам личное дело испорчу, — угрожал он на каждом совещании.
Любое, даже незначительное правонарушение вызывало у него раздражение, он и слушать не хотел доводы о том, что подросток неплохой, нужно с ним работать, искать причины и условия, сделавшие его «трудным». Не изучив материал, требовал оформления документов в учебное заведение специального типа.
Недавно таким образом он хотел решить судьбу Назима Рагим-заде, проживавшего на территории, обслуживаемой лейтенантом Акифом Вагабовым. Стеснительный, немногословный, мягкий по натуре, лейтенант, избегавший конфликтов, на это раз не просто не согласился с шефом, но высказал ему все, что о нем думает. Не ожидавший такого оборота от самого, на его взгляд, тихого и нерешительного сотрудника, Зейналов опешил, его круглое, тщательно выбритое лицо покрылось красными пятнами. Он видел, с каким напряженным вниманием смотрели на них другие сотрудники. Не в его интересах было раздувать конфликт, и Зейналов счел за лучшее, выждав удобный момент, проучить зарвавшегося подчиненного.