Страница 30 из 70
И все-таки… Бывает ведь всякое. Техника залагала. Или приложение. Или что-нибудь еще. В таком же духе.
На лице глупой-глупой Ники мгновенно расцвела улыбка.
Не заметил. Но почему-то все равно пишет мне. Это значит — он вспомнил о моей скромной персоне. И удивился — как же так, почему наша многоуважаемая Ника молчит? Решил зайти в диалог, проверить, когда я последний раз была в сети. Вдруг что-то случилось, или просто занята. Зашел — и обнаружил, что сообщения, которые он не видел, отмечены прочитанными.
И даже практически извинился.
Восемь утра. А Ник уже успел проснуться и даже пожаловаться на несовершенства социальных сетей. Рановато для того, кто этими социальными сетями увлекается в половину третьего ночи.
Ник меж тем продолжил:
«закат очень красивый, силуэты деревьев на его фоне симпатичные. жаль, сам не видел».
Сообщения я прочитала мгновенно.
Хотела помолчать хотя бы некоторое время. Как будто и у меня непрочитанные сообщения пометились прочитанными, и я не сразу это заметила (а ведь я бы обнаружила это почти в ту же секунду). Но терпения моего хватило лишь на две минуты.
«почему не видел?».
В этот раз ответ не пришлось ждать двенадцать часов. Надо же. Вот и телефон перестал своевольничать.
«спал».
Тогда неудивительно. Поспал, проснулся к ночи, опять ушел спать. Мой Илья любит так делать. В те дни, когда он все же находит в себе силы сходить в универ, он сразу же ложится спать, как вернется. Потом по ночам шарахается и мне мешает. Наверное, у них, всяких гениев, это всеобщая тенденция.
Я ничего не ответила.
Не придумала, что можно ответить.
Но Ник поразил меня — вновь, второй раз за утро, пусть и такое длинное. Он заметил, что я прочитала сообщение. Развил в себе внимательность… Но решил не завершать наш диалог — так. Гордость не позволяет? Неотвеченное сообщение должно быть не за ним, а за его собеседником?
Отправил следом:
«чем занимаешься в такой ранний час?»
«я никогда в восемь утра не сплю». Немножко похвасталась. Когда мне никуда не надо, я, в самом деле, к восьми уже просыпаюсь. Но вот когда у меня первой парой очень важная лекция…
«ты молодец». Похвалил. Выпросила.
«жду подругу в аэропорту». Мне стало неловко, и я все-таки вытянула из себя это признание. Вытягивалось легко. Что-то по типу такого — видишь, Ник, у меня тоже есть друзья.
Но получилось скорее так — видишь, Ник, именно мне приходится всегда и всех ждать.
Ника тоже потянуло на откровения.
«местный аэропорт — жуткое место. будь моя воля, я бы никогда в нем не появлялся. в принципе не летал бы на самолетах».
«но появляешься?»
«поезда помедленнее самолетов будут….»
«тогда почему ты не любишь самолеты?»
Можно было бы подумать, что мне совершенно нечем заняться, вот я и пристаю к несчастному Нику. А Нику тоже заняться нечем, поэтому он мне отвечает.
Но как же приятно мне с ним общаться!..
Ничего особенного. Простой диалог, где я задаю дурацкие вопросы, а Ник отвечает, про себя посмеиваясь.
И все же ощущение такое, будто мы с ним знакомы лет восемьсот и всё друг о друге знаем (за вычетом того, кто и как относится к аэропортам и поездам). И за это время успели сгенерировать персональную волну, на своей собственной частоте. Когда мы понимаемы друг другом, но отрицаемы всем остальным миром. И первый фактор настолько сильный, что последний уже не имеет никакого значения.
Глупости такие. Несомненно глупости.
В этот раз Ник ответил не так быстро — и это подсказало, что скоро наш диалог вновь сойдет на нет. А когда возобновится? и возобновится ли? никому неизвестно.
'шпионка……
просто не люблю'.
«ну, выглядит, конечно, не совсем весомым аргументом. но, в принципе, и такое бывает».
Две минуты.
Я их отсчитала про себя, перевернув телефон экраном вниз. И только потом позволила себе наведаться в наше с Ником общее местечко. Последнее мое сообщение было прочитано, но ответа на него не последовало. Я знала, что так будет… Но телефон все равно переворачивала с нервным трепетом. Это же надо быть такой наивной.
Просидела в диалогах еще минуты три, листая их туда-сюда. Вот уж точно кому заняться нечем. А потом на периферии расслышала знакомый номер самолета…
Оля моя всё-таки прилетела чуть раньше назначенного времени.
Подскочив, я заозиралась по сторонам, пытаясь понять, в какую именно сторону мне нужно бежать. И поняла, что не имею об этом ни малейшего представления. Как-то мы не додумались это обсудить…
Еще секунд тридцать — и Оля поняла наконец, какая я у нее косячная. Зазвонил телефон.
— Слушаю…
— Ника-Вероника, девочка-победа, где мне тебя искать?
Вот так и получается, что встречать я приехала, а ищет почему-то Оля.
— Я в зале ожидания, недалеко от входа. Который на перелеты внутри страны. Но, может, это мне тебя лучше найти? Помочь с чемоданом?
— У меня чемодан легчайший, просто пушинка, — заявила Оля. — Стой, где стоишь, я примерно поняла твое местоположение. Просто не хочется потом с моим легчайшим чемоданом по всему аэропорту бегать, тебя разыскивать… Но я пока багаж жду! Не теряй, в общем.
И отключилась. А я осталась стоять, чётко следуя приказам.
Пожалуй, раз мне вновь нечем заняться, а господин нехороший молчит, я должна рассказать об Оле подробнее. Я в целом, по жизни, слишком много говорю о себе — и при этом ничего дельного из себя не представляю.
А моя Оля… Она очень талантливая. Я правда раньше не встречала никого подобного, хотя людей в моей жизни успело достаточно побывать…
Ее будто и вовсе невозможно сломить. Гибкая березовая веточка — умеет подстраиваться под обстоятельства. Да и под людей тоже — знает, что нужно сказать. Вечно всех держит в тонусе. Собираемся мы — я с Полинкой, унылые, и Оля, вечно наполненная зарядом энергии. Характер у нее такой, бодрый и воинственный. Ругается постоянно, что у нас неправильный жизненный настрой. И в целом постоянно на всех ругается. Если достаточно близка человеку — ругается непосредственно на него, воспитывает, скажем так, с легкой ноткой агрессии. А если недостаточно — выслушиваем мы с Полинкой.
Если ей надо кому-то показаться хорошей, она делает это без зазрений совести. Не все, пожалуй, одобряют такую тактику. На словах, по крайней мере. Может, просто завидуют? Только самим себе не могут в этом признаться.
Есть у нас одногруппница, Рита, что однажды серьезно с Олей поссорилась. Как раз из-за того, что Оля относилась к ней одним образом, без особого уважения, а демонстрировала примерно противоположное поведение. Рита подошла к нам — мне и Полинке, подгадав момент, когда Оли не будет рядом. И сказала, поочередно глядя то на Полину, то на меня: однажды выяснится, что и с вами она фальшивит.
Может, и так. Я не хочу об этом думать.
Оля не любит рассказывать о прошлом. Сейчас у ее семьи все хорошо. Мама, когда-то учительница географии, сейчас работает директором недавно открывшейся гимназии. У папы свой бизнес, что-то, связанное с автомобилями. Еще есть младший братик, недавно ему должно было исполниться три года. Оля говорит, что постоянно с ним нянчится, когда возвращается домой. А я все никак не могу представить себе, каково это, когда у вас с братом шестнадцать лет разницы — мы-то с Ильей проходили все этапы взросления вместе…
Иногда лишь проскальзывают в словах Оли обрывки воспоминаний. Я зачем-то храню их бережно, как осколки драгоценных камешков, будто Оля без спросу передала их мне в руки, избавив себя от этой непростой ноши. Иногда я пытаюсь сложить их в полноценную картину, собрать витраж, что украшает окна сказочных дворцов, — но пока мне этого не удалось.
— Ника!
Оля остановилась, а чемодан затормозил только секунды через полторы, по инерции едва не врезавшись в меня.
На ней были светло-голубые джинсы и короткий белый топ, на котором висели темные очки в бежевой окраске, как будто она только что сошла с подиумной дорожки. Правда, волосы чуть растрепались за время перелета. Или за время поиска моей скромной персоны по всему аэропорту.