Первый

Об антураже и неудачном месте не думаю, ощущая каждой клеточкой своего тела, что Бакурину это почти что необходимо.

Не в силах пошевелиться и вымолвить хотя бы слово, я ошарашенно наблюдаю за тем, как гонщик высвобождает эрегированный член из боксёров. Большой, тяжёлый, оплетённый крупными венами по всей длине и призывно покачивающийся прямо перед моим лицом.

В горле становится сухо, кончики пальцев покалывает. Вчера мы с Андреем по-дружески болтали в стенах кабинета, не переходя грань и даже не планируя, а сегодня он собирается трахнуть меня. Везде.

Я смачиваю губы языком и не знаю, что предпринять дальше. Поцеловать? Взять в руку? Или сразу же в рот? Все подруги, как одна, имея мало-мальский сексуальный опыт, утверждали, что минет — это то, что больше всего любят мужчины. Они говорили что-то о власти и доминировании. Сейчас я с трудом цепляюсь за обрывки воспоминаний.

Андрей обхватывает член правой ладонью у самого основания, а свободную руку запускает в мои волосы, чувственно перебирая пряди и будто бы расслабляя. Страх моментально испаряется, оставив лишь отголоски. Я на несколько секунд зажмуриваюсь, повернув голову влево и быстро мазнув губами по запястью Бакурина.

Вернувшись в исходное положение, вскидываю взгляд. Дыхание рвётся, когда ласки прекращаются, и гонщик стягивает мои волосы на затылке, отрезая пути к отступлению и опасаясь, что я испугаюсь.

Он прижимает головку к моим губам и медленно проводит по ним. Сначала по нижней, затем по верхней — сгущая напряжение между нами до максимума.

— Оближи, — спокойно просит.

Грудная клетка Андрея высоко и часто вздымается, а ноздри широко раздуваются. Он пытается себя контролировать, но хватка на волосах становится болезненной и цепкой.

Я послушно высовываю кончик языка и касаюсь им горячей гладкой кожи, пробуя её на вкус. Отвращения нет, что вполне закономерно. Видимо, важно то, кому делаешь минет. Я — мужчине, в которого без памяти влюблена.

— Так? — заглядываю Бакурину в глаза.

Весь мой опыт заключается в просмотре соответствующих видео, поэтому я паникую и жду дальнейших инструкций. Впечатлить Андрея никак не получится, но попробовать стоит. Со временем я обязательно научусь без подсказок — так, как ему нравится.

Гонщик ничего не отвечает, пристально смотрит. Значит, да.

Осмелев, упираясь ладонями в его бёдра и обвожу языком головку по часовой стрелке. Член напрягается сильнее, дёргается. Комната заполняется ощутимым концентрированным желанием.

Бакурин шумно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы и в следующую секунду настойчиво проталкивает член между моих губ, одним резким рывком оказываясь настолько глубоко, что в уголках глаз выступают слёзы. Сердце срывается и несётся галопом, а паника вонзается в горло своими щупальцами и ни на миг не отпускает.

Я сжимаю пальцами плотную ткань брюк, жалобно хныча и царапаясь. Головка упирается в нёбо, изображение становится размытым. Нет, я не думала, что Андрей будет нежным и понимающим, но к подобному тоже не была готова.

Видимо, мои молчаливые просьбы действуют на гонщика, потому что в следующую секунду захват на затылке становится слабее, и член покидает мой рот, предоставив короткое время на передышку.

Пользуясь возможностью, я судорожно хватаю воздух и смаргиваю слёзы. Моей слюны неожиданно много, и сейчас она стекает по подбородку. Стараясь не думать о том, как выгляжу в этот момент, чтобы не сгореть от стыда, обхватываю губами блестящую головку и продолжаю.

— Хорошо, — выдыхает Андрей не то с нетерпимостью, не то с раздражением. — Давай пока сама. Как можешь.

Получив каплю свободы, подаюсь вперёд и вбираю член настолько глубоко — насколько получается. Тихий мужской стон прошибает разрядом, а кровь в венах моментально вскипает от этой скупой, но безумно искренней эмоции.

Я воодушевляюсь и импровизирую, вспоминая, как делали минет в порно: помогаю себе рукой, вожу вверх и вниз. Отстраняюсь и облизываю языком всю длину. Рвано и неумело, но стараясь изо всех сил. Затем снова вбираю в себя каменный орган и двигаюсь с монотонным неторопливым ритмом, понятия не имея, как член Андрея может поместиться во мне целиком, потому что я могу взять его лишь наполовину, при этом уже чувствуя характерных спазмов.

— Расслабься, Жень, — предупреждает Бакурин, снова перехватив инициативу. — Когда я в тебе — тоже дыши.

Его голос вызывает дрожь по всему телу — от желания, предвкушения и интимности момента. Он. Во мне. Поверить не могу.

Соски напрягаются и твердеют, царапая чёрную ткань брюк. Я нарочно задеваю их и возбуждаюсь при этом сильнее. Мне хорошо, но жутко хочется, чтобы гонщик потом потрогал.

Новый резкий толчок я принимаю почти что спокойно, потому как покорно выполняю просьбы Андрея: расслабляюсь и дышу.

Гонщик двигается во мне быстро, остро. На грани. С пошлыми звуками, которые невольно получаются от влажного интенсивного скольжения.

Когда мне кажется, что мы почти нашли контакт — в комнату стучат. Сначала тихо, затем настойчивее. Гонщик замирает, сильнее зарываясь пальцами в мои волосы, но позже — снова продолжает.

— Я знаю, что ты здесь! — доносится сквозь вакуум женский голос.

Меня прошибает потом, когда я осознаю, кому именно он принадлежит. Звонкий, надрывный. Заставляющий кровь в жилах тут же заледенеть.

— Андрей, открой. Пожалуйста, дай мне всё объяснить!

Я выпускаю член изо рта, вожу по нему рукой. Он дико мокрый от моей слюны.

Губы пылают, сердце колотится. Подняв взгляд, смотрю в напряженное лицо гонщика, которое в этот момент кажется почти незнакомым.

Андрей на секунду прикрывает глаза, грубо матерится. Ситуация накаляется до предела, а по позвоночнику катятся капельки пота. Когда я думаю о том, что всё кончено — Бакурин накрывает мою руку своей ладонью и увеличивает темп.

Он хрипло дышит и смотрит так, словно в душу заглядывает. Ощущения накрывают, топят. Лихорадочное возбуждение проносится по телу и копится внизу живота. Страшно признаться, но я безумно не хочу, чтобы Андрей уходил. Ни сейчас, ни позже — ради неё.

— Пососи ещё, — требует гонщик и одновременно с этой просьбой покачивает бёдрами.

Его член проталкивается между моих губ с неконтролируемым рвением. Горячий, напряженный и пульсирующий. Он упирается в заднюю стенку горла, а затем ещё, и ещё, вызывая знакомое беспокойство и попытку оттолкнуться.

Слёзы срываются и катятся по щекам, перед глазами – мутная пелена, а голос за дверью раздражает барабанные перепонки и теперь походит на настоящую истерику.

— Боже, да открой же ты! Слышишь?

Толчки становятся жёстче, глубже и быстрее. Я закашливаюсь и ощущаю критическую нехватку кислорода. Бакурина же ничего не останавливает — он механически трахает мой рот с низкими будоражащими стонами до тех пор, пока я не чувствую на языке непривычный терпкий привкус, которого с каждым мгновением становится всё больше и больше.

Несколько капель стекает по подбородку и попадает на платье, а остальное я инстинктивно сглатываю.

Андрей поправляет боксёры, застёгивает молнию и пряжку ремня, возвращая меня в реальность, которая ведром ледяной воды приводит в чувство.

Алина не успокаивается, кричит и барабанит кулаками по двери. Мне становится страшно, что она вот-вот ворвётся в эту комнату.

— Можешь прополоскать рот, — ровно произносит гонщик, взяв меня за локоть и подняв на ноги.

Я слегка покачиваюсь на каблуках, безвольно опустив руки вдоль туловища. Затем вытираю тыльной стороной ладони губы, смаргиваю слёзы. Взгляд поднять не рискую.

Андрей заботливо поправляет бретельки платья, ненароком задевая кожу, которая воспламеняется от любого, даже невинного прикосновения. Волоски наэлектризовываются и встают дыбом.

Боюсь, если он скажет, что уже уходит — моё сердце не выдержит и разобьётся на миллионы мелких осколков.

Гонщик приподнимает мой подбородок, вынуждая посмотреть в глаза. Дрожь по телу усиливается, когда я смотрю в расширенные зрачки напротив, которые полностью заполнили цветную радужку.