Тропой памяти

— Следи за тоном! — осадил ее Гэндальф, а когда вскочившая было девушка со вздохом опустилась на место, устало произнес: — Я вообще не о том сейчас, если ты до сих пор не поняла. Совершенно не о том. Я не могу допустить, чтобы Он вернулся… Вовсе не из-за того, что я несу волю Могуществ Арды или так уж защищаю Свет. Просто тогда Миру, в котором мы живем, действительно придет конец. Попробую объяснить, почему… Представим себе, что Двери Ночи открыты и узник может, наконец, покинуть ненавистную темницу. Допустим даже, что это по-прежнему тот добрый, мудрый и всепонимающий Тано, каким он был для того же Гортхауэра и каким считаешь его ты. В таком случае, оказавшись на воле, он не станет мстить своим судьям. Но куда ему идти? Он потерял все, что имел, он одинок и несчастен, он чужой в этом мире — ведь облик Арды так изменился за время его изгнания. Окажись в таком положении Эдайн или Эльдар, они бы действительно, как ты и говоришь, тихо поселились бы где-то в уединении, никому не причиняя вреда и никого не упрекая, а лишь баюкая свою скорбь и тоску по тому безвозвратно ушедшему времени, когда они были молоды, дерзки и безнаказанно счастливы…

Шара всхлипнула и вытерла нос рукавом.

— Печальная, но все же идиллическая картина, не так ли? Этакая светлая грусть о несбыточной мечте повернуть прошлое вспять и начать все сначала… И вот именно здесь, о, Шара, дочь Амрода, я напомню тебе, что Он — Вала, и, что бы там ни говорили иные, самый могущественный из всех. А что самый отчаянный и порывистый — это уж точно! Что произойдет дальше? Некогда он уже пытался изменять Арду по своему разумению и прихоти, и, поверь, ему это удавалось. В Предначальную Эпоху все было не столь страшно: ну, образовались на месте прежнего моря высокие скалы, ну, изрыгнули огонь недра земные, разверзлась пара трещин — что с того? Ведь живых созданий в ту пору еще не существовало! А теперь представь себе, что произойдет с нами, если томимый тоской по дням своей юности, Он решит вернуть Арде ее изначальный облик — шар, пылающий в пустоте. Он это может, не забывай!

Девушка растерянно молчала. Ей и вправду нечем было возразить. Как бы ни было жаль, но мысль вернуть Кольцо хозяину оказалась неудачной с самого начала. «Тьма отомстит Свету и это будет справедливо…» — передразнила она сама себя. Ну и что с того? Будет ли это иметь значение после гибели мира… да и не при чем здесь месть, просто если время начнет новый отсчет, то никакой Дагор Дагоррат не нужно. И все же. Как он там назвал Харт’ана Гортхара? «Бедный мальчик»? В свое время, год назад, она бы, может, тоже посмеялась над таким определением. Это правитель и создатель Унсухуштана, великий вождь Ночного народа, повелитель ужасных Уллах-тхар и гроза врагов — бедный мальчик?! Сейчас же лучнице просто было безумно жаль осиротевшего ученика. Что стоит Сила Майя и бессмертие, когда его не с кем разделить?

— О чем думаешь? — окликнул ее Гэндальф. Шара в ответ пожала плечами.

— Да вот, отгадать пытаюсь, что теперь с Кольцом этим делать… — хмыкнула она. — Спрятать его надо, что ли, куда? А то и вовсе… Нет, нельзя! В Кольце его память, как же он без нее?

Маг внимательно посмотрел на лучницу, но промолчал, ожидая продолжения.

— И Кольцо — нельзя, и без Кольца — нельзя…

Она яростно потёрла лоб под кожаным шнурком, перехватывающим волосы. — Да спасет ли Кольцо? Если ты говоришь, оно его уже себе подчинило, а уж если оно ещё и попадёт к Нему в руки… Тогда… тот Гортхауэр, которого я помню, исчезнет навсегда… Ну, кроме того, что вдобавок уничтожит весь мир, — добавила она специально для собеседника. Тот тяжело вздохнул, на всякий случай кивнув.

— Правильно поняла…

— Что же делать?! — орчиха беспомощно смотрела на мага, точно прося совета или защиты. Гэндальф молчал, яростно выколачивая трубку о край бревна. Недоверие в его душе боролось с иными чувствами. Безмолвие продолжалось минут пять, всё это время Шара с надеждой смотрела, не отрываясь, на выражение лица Серого Странника.

— Светлый Совет принял решение уничтожить Кольцо, — произнес он, наконец. — Это единственный ход, который сможет прекратить эту жестокую и бессмысленную бойню. И когда лава Ородруина поглотит Кольцо, вместе с ним исчезнет вражья власть и рухнет возведённая Им твердыня боли, смерти и страха… Вот и всё. Большего мы сделать не в силах…

— И… Он погибнет вместе с Кольцом? — обречённо догадалась Шара. Это был даже не вопрос — ведь ответ известен заранее.

Но Гэндальф пожал плечами:

— Тот Гортхауэр, которого помнишь ты, погиб давно. Он растворился в злобе и мести Чёрного Властелина, слившись с помыслами Кольца в единую безжалостную мощь. Гибель Кольца уничтожит теперешнего Властелина. Саурона. Но… — волшебник сделал паузу.

— Ты хочешь сказать, что… — начала Шара.

— Память не знает смерти… — едва заметно улыбнулся Гэндальф, перебивая. — Это тебе так, на досуге подумать. А что касается твоего желания помочь, то с этим посложнее… Видишь ли, с Детьми Эру все просто и ясно: чертоги Мандоса, Эльдар — к новому перерождению, Эдайн — на неведомые пути за Пределы мира. О Ночном народе, иртха — не ведаю, но отчего-то мне кажется, что их судьба так или иначе связана с Ардой. А вот Майя… Понимаешь, нет такого места, где собирались бы сущности развоплощенных Айнур, потому что для нас наличие тела вообще не является обязательным условием жизни. Иными словами, мы неспособны погибнуть, потому что сами и есть жизнь. Лишенный телесной оболочки Майя рано или поздно вновь соберет достаточно сил, чтобы создать себе новую. По своему опыту помню, это очень трудно и неприятно, но все-таки возможно.

— Почему ты говоришь мне это? — негромко спросила девушка. — Разве ты не на стороне Света? Для тебя Он — Враг, ты собираешься сражаться с ним и победить. Победить любой ценой — такова цель — что для светлых, что для тёмных. Тогда я не понимаю: отчего же тебе не всё равно, что станется с побеждённым противником? Отчего эти слова о том, что памяти неведома смерть? Зачем тебе Его свобода? Какую цель в этом преследуешь ты? — Шара окончательно запуталась и умолкла. И эхом прозвучал голос старого мага:

— Всякий, кто бы он ни был и сколько бы зла не сотворил в своей жизни, заслужил прощение. Это говорю я: один из Младших Айнур, Майяр Ниэнны-Плакальщицы, сестры Отступника… — устало ответил он. — Это она научила меня сочувствию, ибо в своей бесконечной скорби простила она и своего непокорного брата, и верных учеников, разделивших с Ним чёрный путь в Пустоту. Она простила и других: тех, что в Круге Судеб вынес приговор Отступнику и предал смерти его народ…

— Н-да-а, а я-то, дура, ещё спрашивала: верит ли он мне… — растерянно пробормотала лучница, стараясь, чтобы маг не услышал.

— Долго помнящего обиды называют злопамятным, ибо он не хочет простить тех, кто причинил ему боль, копя в душе злобу. Это неверно: обиды можно простить, а можно и забыть. Забыть проще. Но лишь только тот, кто помнит всё, способен на настоящее прощение. В этом твой невероятный дар, Шара, дочь Амрода, дитя шести народов Арды, их скорби и боли, побед и поражений, надежды; наследница их памяти. И не говори, что ты ничего не можешь, ибо твоя встреча с Владычицей Золотого Леса доказала обратное…

Заметив, что орчиха смотрит с полным непониманием, Гэндальф произнёс всего два слова: «жребий Нольдор».

— Так кому же ты помогаешь? — воскликнула Шара, потерявшись в потоке фраз. — Тьме или Свету, ответь!

— Мне, Майяру Скорбящей, не под стать носить белое. Некогда серыми были мои одежды, как и всё в этом мире, ведь он не делится на чёрное и белое, а существует лишь в их слиянии.

— Серый… Чёрный и Белый одновременно… — понимающе улыбнулась орчиха. — Да?

И маг кивнул, улыбаясь в ответ:

— Серое носят те, кто служит Ниэнне.

Шара ожесточённо ковыряла прутиком в золе. От малейшего движения вверх поднималось облако удушливого пепла, но орчиха этого не замечала.

— Жребий Нольдор, говоришь?… н-ну, это произошло случайно… просто, в какой то момент мне показалось, что я понимаю эту чопорную эльфийку, находящую своё единственное утешение в правлении игрушечным королевством посреди непролазных чащ. В тот миг, когда она пригрозила мне смертью за моё нежданное появление, у меня было только одно желание — чтобы эта королева трёх сосен исчезла куда-нибудь подальше, и наша первая встреча стала бы последней… Вот, собственно, и всё… — Шара хмыкнула. — А вот Эрэнно, тот, кого мне всерьёз было жаль… Хотя, нет, всё верно! — удивлёно воскликнула она и посмотрела на Гэндальфа.