Тропой памяти

— Что ж, ты узнала меня… — удовлетворённо произнёс он, опираясь на длинный резной посох. — Значит, и я не ошибся, Шара, дочь Амрода…

Растерянная орчиха не сразу вспомнила о вежливости, а когда всё же сообразила, то сделала широкий приглашающий жест в сторону костра. Нежданный гость ничуть не обиделся, неторопливо прошествовал к огню и, шелестя полами мантии, уселся напротив. Шара понимающе улыбнулась, сверкнув клыками:

— Владычица? — прищурилась она.

Маг пожал плечами, устраиваясь на стволе поваленного дерева и протягивая руки к пламени.

— Думаю, что она рассказала тебе… — задумчиво протянула Шара, глядя в огонь. — Иначе ты убил бы меня, лишь только заметив…

— Неужели всё Искажённое племя обладает теперь таким умом? — Гэндальф приподнял брови в весёлом удивлении.

Шара одарила мага усталым взглядом:

— Не бывает «искажённых» племен… — без тени улыбки ответила она, глядя в нечеловеческие глаза собеседника, и показалось, что различие возраста вдруг поменяло знак. — Или тогда уж все они Искажённые. Так о котором из них сейчас речь?

Слушавший до того с улыбкой собеседник глубокомысленно хмыкнул, явно довольный ответом:

— Все, понял. Свой народ ты в обиду не дашь. Причем ни один из них.

Лучница оценила изящный намек последней фразы, согласно кивнула:

— Ну да. Я, в общем-то… не совсем орк…

— И это мне известно, — в голосе мага вновь послышалась ирония. — Иначе события развивались бы именно так, как ты недавно предположила. Но не затем проделал я долгий путь из Квэтлориэна по твоим следам, — голос Гэндальфа стал суров. — Я хочу предостеречь тебя от поспешных выводов и необдуманных решений.

Шара подняла усталые глаза, глядя сквозь пляску огненных языков на морщинистое лицо собеседника, утопающее в густой седой бороде.

— От каких решений, мудрый? Мой дар странен, и порою кажется проклятием знать всё, что было, но не иметь возможности изменить хоть что-то… Или ты тоже не веришь?

— Дар можно использовать для достижения самых разных и противоречивых друг другу целей, — напомнил маг. — Ты, например, слишком много знаешь о прошлом, и ничего — о настоящем. Это опасно. Беспокойные воспоминания рано или поздно заставят тебя принять решение. Впрочем, — он поймал взгляд орчихи, — я вижу: ты уже приняла его. Ответь мне: куда ты идёшь?

Шара помолчала.

— Нет нужды предостерегать от неосторожных шагов того, кто лишён возможности влиять на ход событий, — она усмехнулась невесело. — Пожалуй, это действительно проклятие — дар послевидения, способность видеть далёкое прошлое. Быть прорицателем будущего, должно быть, не так страшно — оно ещё не существует, и любое малейшее изменение способно в корне переломить ход событий. А вот прошлое — оно одно. И изменить в нём что-то — невозможно…

В раскосых орочьих глазах стояли слёзы. Шара встряхнула головой, и, чтобы отвлечься, поворошила веткой поленья и подкинула пару толстых сучьев. Пламя с радостным треском взвилось к ночному небу, осыпая искрами кожаную рубаху лучницы.

— Ты не ответила на мой вопрос, — повторил Гэндальф с лёгким нажимом.

— Ты спросил, куда иду я? Навстречу ответам на свои вопросы, Митрандир! У Крылатого было два… сына. Кто лучше братьев знает правду друг о друге? Один из них сидит сейчас в Чёрной Башне… Я иду ко второму…

К удивлению Шары, Гэндальф никак не показал своей реакции на её последние слова. Ни испуга, ни одобрения, ни ярости — ничего… Как ни в чём не бывало, он раскуривал от уголька свою длинную изогнутую трубку.

— Не советую… — наконец, негромко произнёс старый волшебник, выпуская сизое кольцо табачного дыма. — Тот, кто смог предать однажды, непременно сделает это ещё раз…

Орчиха непонимающе смотрела во все глаза на устало-равнодушное лицо, на исчезающий в усах отполированный чубук трубки.

— Да так оно и произошло. Саруман предал Свет, точно также как некогда предал своего… ну, не стоит сейчас об этом. Так или иначе, Врагу удалось лишить Светлый Совет верховного мага. Нет-нет, — он насмешливо покачал головой, видя, как напряглась орчиха. — Рановато радуешься… Никаких заверений и клятв в вечной верности меж ними не было, да и быть не могло. Эти двое ненавидят друг друга настолько, что об объединении сил не может быть и речи. А Саруман, к тому же, смертельно боится. Так что никакие сентиментальные воспоминания о совместно проведённых деньках Предначальной Эпохи его не тревожат… — орчиха вздрогнула: уж слишком цинично прозвучала последняя фраза —…он ничуть не разрывается перед выбором между долгом и чувствами, а просто ведёт двойную игру… во всяком случае, вёл её до недавнего времени. Как Глава Светлого Совета он прекрасно знал обо всех наших планах и попутно лелеял мысли о грядущем господстве вместо теперешнего Властелина… Это обстоятельство стало известно мне совершенно случайно, и не стоит об этом…

— Да нет, отчего же? — Шара усмехнулась, — в неравной битве света и тьмы все средства хороши, как говорят у нас: «каждый й’танг в цене». Отчего бы не попытаться внушениями переманить на свою сторону чуждое всем существо? Любую вещь, поступок, цвет можно показать с той стороны, которая нужна для формирования той или иной точки зрения, да?

— За обвинение во лжи я обычно убиваю на месте, — холодно отозвался волшебник. — На первый раз, так уж и быть, прощаю, ибо не станет верить чужому слову тот, кто всегда имел возможность увидеть сам. Но впредь постарайся держать на привязи свой язык, о, Шара, дочь Амрода!

«Дочь Амрода» виновато опустила глаза, а Гэндальф продолжил:

— Даже последнему из слуг Врага я не стал бы лгать, а уж тем более тебе, той, что носит в себе память Майя. Сейчас мы беседуем как равные, без утайки. Ответь же мне, что за способ достижения своей цели ты избрала?

— Н-да-а, хорош из меня Майяр, конечно… — фыркнула Шара. — А что: «беседа двух Майя у походного костра» — звучит очень даже величественно…

На этом месте она умолкла, неуверенно глядя в огонь, вздохнула, и, не отводя взгляда от углей, медленно произнесла, ни к кому не обращаясь:

— Где четвертое Кольцо, хотела бы я знать…

— Что ты сказала? — насторожился Гэндальф.

— Кольцо, — терпеливо пояснила Шара. — Начать придется издалека… Ты ведь знаешь, что во мне — память всех моих предков, я могу видеть их глазами события минувшего. Однажды совершенно случайно в видении мне явилась золотоволосая женщина народа Эльдар. Это была Владычица, хотя тогда я еще не знала о нашем родстве. Когда же я попыталась проникнуть в ее память, то ощутило нечто вроде стены. Будто огромный кусок прошлого оказался выброшен как ненужный сор, нет, лучше даже подойдет сравнение с поземкой, что стирает следы на снегу… Словно Владычица никогда не существовала. Точно такая же история постигла меня, когда я попыталась увидеть последнюю битву Союза Эльфов и Людей глазами Элронда Полуэльфа, также приходящегося мне сородичем. Я успела увидеть поединок Исилдура и… ну, в общем, ясно — чей… видела, как осыпались пустые доспехи побежденного Врага, видела, как Элронд окликал друга, любующегося доставшимся ему трофеем… А потом снова все пропало. Точно стена, как в случае с Владычицей. Для меня Элронд исчез, его память стерта, будто он никогда не жил на свете. Единственное объяснение этой странности я вижу лишь в том, что оба моих предка: и Элронд, и Галадриэль — владеют магическими кольцами стихий. Так вот… Странно выходит: я видела Кольцо Огня и Воздуха, Владычица сказала, что есть еще одно — Кольцо Воды. А где кольцо четвертой стихии? Почему их всего три?

Маг надолго умолк, он сидел, поглаживая длинную седую бороду, и, казалось, напряженно размышлял, периодически бросая полные сомнения взгляды на странную орчиху с всезнающими глазами Сотворенной. Видимо, он собирался задать еще какой-то вопрос, но вместо этого лишь сокрушенно покачал головой, и вновь углубился в тяжкие размышления. Наконец, он все же решился:

— Хорошо… — медленно проговорил, наконец, Гэндальф, растягивая слова. — Четвертое кольцо действительно существует, но только это не совсем то, что ты думаешь. Оно олицетворяет собой землю… Нет, не стихию земли — всю землю. Арду.