Тропой памяти

— Если бы все было так… — вздохнул над самым ухом усталый голос, и Шара подпрыгнула от неожиданности. Она как-то не ожидала, что шаман заговорит именно сейчас.

— То, что движет ныне помыслами и сердцами, противоречит не слухам, а самой основе нашей веры — учению Мелх-хара…

Во рту у Шары стало сухо, как в Горгоротских солончаках. Так он… еще и мысли читать способен?!

— … Ибо великий уллах Севера, сильнейший из прочих уллах, когда-либо существовавших в Арте, сказал: «всякая жизнь священна, и да не причинит одно живое существо вреда или боли другому». Потому война и есть зло, что…

— Не говорил он этого никогда… — буркнула Шара досадливо, как привыкла в учебке осаживать вконец завравшегося Хаграра. И лишь спустя мгновенье сообразила, что она только что сказала и кому! Стремясь загладить собственную дерзость, девушка торопливо заговорила:

— Рраугнур-иргит! Я только хотела сказать, что зло — это отнять что-либо по праву сильного. Но разве неправ тот, кто хочет защитить себя и свой клан? Вспомни, даже сам Харт’ан Мелх-хар применил силу, желая спасти от гибели тех, кто был верен ему? Можно пожертвовать собой, опустить меч и с легкой душой принять смерть, но разве вправе каждый из нас пред лицом врага не прийти на помощь другу? Разве не…

— Защита — суть необходимое зло, к которому Ночной народ вынужден прибегать с незапамятных времен, — согласился слепой шаман. — Но даже это противно воле Его. Как ты думаешь: считай он правильным кровопролитие в целях самозащиты, Он сам научил бы иртха делать оружие? Однако…

— Да, я помню, что Кхуру опередил в этом своего отца и учителя, — нетерпеливо перебила Шара. — Но поверь мне, Рраугнур-сама, если бы того не случилось, иртха рано или поздно додумались бы и сами, и дело здесь вовсе не в умении добывать и плавить железо. Причем одними топорами дело бы не кончилось: появились бы и мечи, и щиты, и длинные копья — слишком неспокойным сделалось бы соседство с пришельцами с запада. Может быть, наука Кхуру вовсе не была таким уж страшным злодеянием, а?

Шаман покачал седой головой.

— Я говорю сейчас не о Кхуру, чьи нынешние деяния куда ужаснее прежних. Я и сам виноват не меньше, ибо малодушно усомнившись в истине, поддался речам Кхуру и отпустил с ним сыновей клана. Иная горечь гложет меня: месть завладела душами тех, кто веками жил по законам Крылатого, они жаждут крови, подобно… — старец сплел и вновь расплел пальцы, подыскивая слова. Шара смотрела спокойно.

— Ну же, договаривай до конца, Рраугнур-сама! — ровно произнесла лучница, глядя в слепые бельма его глаз. — «Подобно жителям беззаконной земли Восхода», так? Ну что ж… возможно, ты прав, да и я не собираюсь сейчас защищать правоту своих соотечественников. Просто хочу спросить: неужели правильно будет оставить все как есть, чтобы злобные твари, лишенные рассудка и жалости, по-прежнему продолжали уничтожать твой и без того немногочисленный народ? Неужели так должно быть? Кто защитит их?

— На все воля Мелх-хара… — смиренно выдохнул шаман. И вот тут терпение покинуло Шару окончательно и бесповоротно.

— Воистину, — кивнула она, — но тогда грядущее сражение тоже не что иное, как проявление воли Мелх-хара, а успех или провал — дары в его руках, разве не так? Рраугнур-иргит! Что же тревожит тебя, идущего тропою уллах? — на этих словах довольная свое сообразительностью девушка даже позволила себе улыбнуться, пользуясь тем, что Рраугнур-иргит не может видеть выражения ее лица. Вот и славненько, если есть запрещающий знак — значит, рядом объезд… А что? Если все в руках уллах — ты ни в чем не виноват, все просто как тряпка.

Но голос шамана зазвучал надтреснуто и глухо, будто вместе с кожей сдирая с лица самодовольную ухмылку:

— Я путник, бредущий этой дорогой… — медленно проговорил он, едва заметно раскачиваясь. — Но ты — сама дорога.

— И… — Шара нервно сглотнула вставший в горле комок, — … что это значит?

— Мне страшно… — просто сказал Рраугнур-иргит. И от этой простоты по девичьей спине поползли мурашки. Да еще какие! С добрых скорпионов размером.

— Мне тоже, если тебя утешит… — тихо отозвалась лучница, делая вид, что с крайним вниманием изучает собственные сапоги.

Глава 20

Так называемые Южные врата Мории находились отсюда в шести нах-харума пути. После опустошительных набегов урук-тха’ай немногочисленные иртха перебрались поближе к пещерам хар-ману, побросав свои жилища. Последняя треть пути ведомого Рагхулуном ополчения Туманных гор пролегала по совершенно заброшенным коридорам. Здесь пахло пылью, а темные провалы некогда обитаемых пещер провожали своих незадачливых защитников взорами пустых глазниц. Даже крысы тут не водились — этим тварям, как известно, тоже нужно что-то есть. Коридор поднимался к поверхности, сюда уже не доставал хорошо ощутимый у Морийского рва жар подгорных недр. Было холодно, но это неудивительно: ведь снаружи царила зима, и заблудившиеся в хитросплетении отрогов горные ветра то и дело задували в сторону пещер, намораживая на стенах и потолке причудливые ледяные изваяния. Но оценить их красоту было некому.

Малочисленное войско двигалось в молчании. Не было ни лихих песен, ни барабанной дроби, ни торжественного трубного рева… да и никакой героической битвы тоже не будет — просто горстка безумцев сдуру надеется заманить в ловушку многократно превосходящие силы противника. Кроме того, хозяева пещер были вынуждены вести себя тихо, чтобы ничем не выдать приближения: Скала Змеи находилась совсем недалеко от Южных врат. Девушка даже вспомнила ее иное название: Ортханк.

Шагая рядом с вождем, Шара запоздало размышляла над последствиями безумной авантюры, в которую с легкой руки Рагхулуна оказалось втянуто все боеспособное население Туманных гор. Что-то выйдет у клана из этой затеи помимо укрепления веры в себя и собственные силы? Идея непротивления злу насилием, столь качественно вбитая в довольно отчаянные, и, по сути, совсем не трусливые головы, уже дала трещину. Конечно, с точи зрения Рраугнур-иргита это — подрыв устоев истинной веры, а если взглянуть иначе… то единственная надежда на спасение. В том, что любая идея — это своеобразный перегиб в одну из сторон, девушка уже успела убедиться на собственной шкуре. Унсухуштан и его «священная война» по сути — попытка бить врага его же оружием: сколько было в несчастном Средиземье этих «избранных народов», одни нольдоры чего стоят! «Мы врагов умоем кровью, вспомним все и всем припомним», или что-то вроде того… Но если нашлись такие проповедники, то имеют полное право на существование и другие: те, что призывают, получив удар по левой щеке, подставить правую. Хм, кстати и челюсть заодно на место встанет, хе! — тут Шара не удержалась от смешка, представив себе картину. — Но в жизни все намного сложнее, это точно: с пеной у рта и лихорадочным блеском глаз далеко не уйдешь.

— Чему улыбаешься? — поинтересовался шагавший рядом Рагхулун. Шара глянула на него снизу вверх.

— Так, — уклончиво ответила лучница, отбрасывая за ухо косицы. — Неважно. Просто забавно получается: ничего по сути дела не изменилось, а твои воины полны решимости хоть с урук-тха’ай сразиться в открытом бою, хоть, если надо, Скалу Змеи штурмовать! — тут она лукаво прищурилась в ожидании подтверждения своих недавних догадок. Но тут…

— Но это естественно… — немного удивленно ответил вождь, и обвел жестом качающиеся впереди кольчужные и стеганые спины. — Ведь все они верят в тебя!

Лучница опешила, соображая, не было ли сказанное шуткой или, по крайней мере, оговоркой: ну, к примеру, подразумевалось, что «верят тебе», но взгляд Рагхулуна был настолько прям и честен, что сомнения исчезли.

Пробормотав что-то вроде «постараюсь оправдать доверие», Шара подавленно заткнулась, глядя под ноги. Так вон оно что… оказывается, нет никакого раскола в умах. Слово старого Рраугнур-иргита по-прежнему имеет вес, просто теперь у клана появился живой талисман, оберег, с которым ни одна напасть не страшна, пока он рядом. Это надо же! И ведь как хорошо укладывается в рамки их веры, на все один резонный ответ: «такова воля Мелх-хара». А его мнимая посланница — это своего рода хирг’ат[71], гордо реющий на ветру залог грядущей победы. Да-а… Лестно, конечно, но все-таки эти ребята так ничего и не поняли, пхут-тха. Угу… чудес надо было меньше показывать… да хотя какие там чудеса? Гохар из аптечки? Да, и еще одна вещь: талисманы и обереги имеют свойство смирно висеть на гайтане под рубахой и наружу не высовываться. А вот оказавшееся в подобной роли живое создание и от стрелы не застраховано. В самом деле: убьют ее урук-тха’ай, и что станут делать новоявленные соплеменники? Молча развернутся и двинут в обратный путь, сетуя, что это Мелх-хар от них отвернулся. Да-а… Тяжелый случай. Ладно, это означает только одно — погибнуть она не должна ни в коем случае, это факт. Честно признаться, и самой не слишком охота.

71

Хирг’ат (черное наречие) — флаг, знамя.