Тропой памяти

— … хочешь, я тебе подскажу, как можно совершенно законным образом наказать струсившего в бою, и при этом избежать вмешательства уллах-тхар’ай?

Комендант молчал.

— У меня тут на заставе недавно случай приключился скверный, — неожиданно сообщил Шаграт, глядя куда-то в сторону. — Хороший был парень, стрелок просто отличный, наш тоже, из Кундуза. А с нашей… кхм, репутацией, замену хрен найдешь: никто не отдаст просто. Дальше объяснять? — еле заметно ухмыльнулся начальник Кирит-Унгольской погранзаставы.

— У тебя на самом деле кто-то погиб? — подозрительно сощурился Гуфхат-Будух.

— Да, — честно ответил Шаграт. — Анхур-кхан Таглук, бляха 18–98/ арк-шан. Не веришь, могу показать…

— Как это случилось? — проклиная положение, обязывающее задавать никому не нужные вопросы, осведомился дун-дзаннарт-арк-кхан Гуфхат-Будух.

— Со стены сорвался.

— Сам сорвался хоть?

— М-м… почти. — ушел от ответа Шаграт. — Да вы не сомневайтесь, гхул-кхан, — он аккуратно отвернул раструб необъятной перчатки и извлек оттуда свернутый в трубочку пергамент. — Здесь все сказано.

Свиток лег на столик поверх своих пергаментных собратьев. Глаза Гуфхат-Будуха недоверчиво пробежали по строкам.

— «Прошу выделить для замены единицу соответствующей специальности» — последнее предложение комендант пробормотал себе под нос, и, оторвав взгляд от пергамента, устремил его на невозмутимо ожидающего сотника пограничной стражи. После чего взял кисточку, макнул ее в тушь и, отступив несколько вниз от последней строки, быстро набросал ответ. Поставил подпись. Порывшись в ящике, достал оттуда чистый лист, начертал на нем одну-единственную фразу и хлопнул печать.

— На! — он протянул Шаграту свернутые вместе оба листка. — Который с печатью, покажешь охране. Как спустишься в подвал, по коридору налево. Первая же дверь… Да и… идите уже! Идите…

— Благодарю… — поклонился Шаграт, убирая в перчатку спасительные пергаменты, после чего встал и направился к выходу.

— И чтоб это было в первый и последний раз! — грозно крикнул вослед Гуфхат-Будух. — А то ишь, взяли привычку, понимаешь!

Но дзаннарт-кхан Шаграт очень торопился, поэтому нравоучений коменданта уже не услышал.

Впавшая в тяжелую полудрему лучница не сразу сообразила, что гулкий металлический звук не может быть ни чем иным кроме лязга засова. Она вздрогнула, заметалась взглядом по темной камере, нашла Рагдуфа.

— Пришли… — выдохнула она, беспомощно озираясь. — Пришли, слышишь? Эй, Рагдуф! Слышишь меня?

В темноте блеснули белки приоткрывшихся глаз. С трудом подавив зевок, та’ай-хирг-кхан равнодушно произнес:

— А… так это за тобой пришли-то…

— Почему? — глаза Шары от ужаса стали еще шире.

— Потому что мне полтора нах-харума дали на размышления. Срок не вышел еще…

Дверь приоткрылась, за ней раздались какие-то голоса, из-за эха больше похожие на нечленораздельную мешанину звуков. Шара пискнула и полезла прятаться картографу под локоть.

— Ты че? — он обалдело отодвинулся.

— Спрячь меня… спрячь, а, куда-нибудь… — скулила она, и губы ее прыгали от страха. Встреча с уллах-тхар’ай означала холодную и долгую смерть… В памяти снова всплыла встреча на перекрестье Унгол-Науру и Отвратного тракта: живая пустота под черным капюшоном и всевидящие глазницы. Что она там: пожалела его тогда? Ду-ура… сама же открылась, бесполезно надеяться, что он забыл.

— Хэй! Ээй! На выход!

В освещенном прямоугольнике дверного проема вырисовывался темный силуэт высокой фигуры в плаще.

— Я кому сказал «на выход», пхут-тха?! Оглохла что ли?

Рагдуф скривился сочувственно, «давай, мол, иди уже» и несильно подтолкнул сокамерницу локтем. Та поднялась и проваливающимися шагами, на затекших от долгого сидения ногах побрела к выходу. Резкая смена освещения мешала разглядеть того, кто стоял сейчас на пороге камеры.

— Давай живее, шевели коленками, — прикрикнул странно знакомый голос, и наряду с раздражением Шаре послышалась в нем беззлобная насмешка. Щурясь и смахивая слезы, выступившие от яркого света факелов, лучница задрала голову на уровень лица пришельца… Бритый череп с кисточкой шарух на темени, тройной рубец через бровь…въевшийся запах кожаных ремней и крепкого табака…

— Шаграт-аба?! — выдохнула она, все еще не веря глупой шальной удаче.

— Тихо… — оборвал Шаграт, на корню пресекая намерение племянницы повиснуть на шее. — Лицом к стене. Так… Эй, ты, запирай давай! — проворчал он стражнику.

Загремели ключи, лязгнул, вставая на свое место засов. Все это время Шара послушно пялилась в стенку.

— Что стоим, кого ждем? — рука в толстой перчатке легла лучнице на плечо и легко развернула вокруг оси. — Пошли.

— Куда? — пискнула девушка, явно одурев от такой молниеносной смены событий, касающихся собственной судьбы.

— Прямо, потом направо, — последовал насмешливо-исчерпывающий ответ.

В сопровождении непременного конвоира они миновали знакомый уже коридор с факелами, свернули в основной коридор и проследовали мимо многочисленных закрытых дверей служебных и хозяйственных помещений. Молодой сотник шагал легко, пружинисто, и так быстро, что лучнице, всегда гордившейся скоростью шага, приходилось чуть ли не бежать за ним. Задержались они только возле покоев Тхаруга. Слухи в Минас Моргуле распространяются быстро, и бывший командир Шары уже знал о неожиданном изменении решения, поэтому уже успел получить обратно со склада сданные туда несколько часов назад анхур, храг и даже перевязь недавней узницы. Наскоро распрощавшись с Тхаругом (что-то не о чем особенно было говорить после столь скверной истории, да и желания никакого не наблюдалось), Шаграт и его племянница покинули негостеприимное здание.

У дверей молча ожидали четверо крепких ребят в коричневой форме с кирит-унгольскими нашивками: белая паучья сеть с Алым Оком по центру. Чуть в отдалении топтался, переминаясь с ноги на ногу самый настоящий горный тролль — девушка тихонько присвистнула, впервые увидев такую громадину. Оценив туго набитый вещмешок за плечами тролля, Шаграт удовлетворенно хмыкнул: надежные ребята, погрузиться как раз успели.

— Что-то… маловато, по-моему, взяли… — с сомнением протянул он.

Лица исполнительных погранцов приняли скептически-недовольное выражение, однако тем дело и кончилось: возразить или просто прокомментировать слова сотника не захотел ни один из них. Один только тролль проворчал свое неизменное «ыг-ыым» и встряхнул заплечный груз: судя по всему, вес у мешка был более чем внушительный.

— Чего говоришь? «Не мало»? — тотчас же истолковал его восклицание Шаграт, чуть заметно усмехаясь. — Ладно, должно хватить… Стрелка я тоже нашел, Лугдушу на радость, — он на шаг отступил в сторону, давая прочим возможность лицезреть осунувшийся лик сестриной дочери, — В крайнем случае, если нести тяжело будет, на нее перегрузим… Да, Гуф?

Погранцы сдержанно фыркнули в кулак, зато Шара, осмыслив с мгновение такой вариант, буквально сложилась пополам от хохота.

— Зря ржешь, между прочим, — заметил Шаграт, тряхнув кисточкой шарух, — В Кирит-Унголе пожалеешь еще, что такую же скатку не захватила: половина всего веса — это стрелы. У нас они на раз-два расходятся, хлоп — и нету, и сиди потом за каменной стеной безоружный как ящерица.

«Пожалеешь»?… «в Кирит-Унголе»? Ах, вон даже ка-ак… Совсем, стало быть, решил забрать, от беды подальше. Ай да Шаграт-аба! Но тогда значит…

— Шагр… то есть, дзаннарт-кхан! — лучница так и подскочила на месте, словно вспомнила о каком-то неотложном и крайне важном деле. — Разрешите… это… перед выходом отлучиться ненадолго, а? Со своими попрощаться…

Взгляд девушки был настолько кристально честен, что суровый «дзаннарт-кхан», еще совсем недавно торопивший всех выступить как можно быстрее, неопределенно кивнул в ответ: «давай, мол, бегом!». Перекинув полы лархана через локоть и придерживая перевязь с храгом, Шара вихрем сорвалась с места и помчалась назад в двухэтажное здание. Небо над горами уже было не таким черным, с каждой минутой в нем разливалась та рассеянная серость, что предвещает скорый восход солнца. Меньше чем через четверть часа первые лучи дневного светила, вынырнувшего из-за черных отрогов гор, упадут на плиты внутреннего двора крепости, а значит, до возвещающего отбой гонга остались какие-то жалкие мгновенья. В лучшем случае за это время можно успеть обменяться касанием рук, в худшем — только в окно постучать. Но ведь успеет же…