Тропой памяти

Лучница не сразу определила источник легкого шороха. Что-то плотное мешалось под рубашкой. Уголок… края. Хм… Что бы это могло быть? Она запустила руку в прорезь шнуровки и нащупала плоский и гладкий прямоугольный предмет, словно бы состоящий из тоненьких слоев-пластинок. Один край был загнут и слегка разлохмачен — именно он и щекотался за пазухой. Поспешив извлечь загадочный предмет, она отогнула одеяло, чтобы свет падал на находку. Ровные кусочки пергамента, густо испещренные вязью рун… книга. Очертания букв были знакомыми с детства, однако упорно не желали складываться в слова того языка, на котором маленькая Шара когда-то сказала свое первое «дай!». Совпадал даже безотрывный принцип письма, подразумевающий наличие пробелов только между предложениями. Одно отличие, впрочем, бросалось в глаза с первого взгляда: в иртха’ин-кхур[27] конец предложения принято обозначать вертикальной чертой, а в таинственной рукописи такие палочки отсутствовали напрочь. Зато начальная руна каждой фразы была обведена гуще прочих. Кое-как разобравшись с этими премудростями, Шара еще раз попробовала прочесть. Это было непостижимым, но ползущие перед сощуренными глазами слова чужого и совершенно неизвестного лучнице языка, медленно, но верно обретали смысл, будто пробуждалось что-то затерянное в глубинах памяти. Названия и понятия вовсе не были новыми, они казались хорошо знакомыми, но забытыми за ненадобностью много веков назад…

Рукопись обрывалась в самом неподходящем месте. Собственно говоря, это как раз было неудивительно: восемь страниц из середины книги при всем желании неспособны поведать читателю ни начала повести, ни ее конца. Но в остальном… Лучница резко села. Наброшенное на голову одеяло напоминало лархан с надвинутым капюшоном, с той лишь разницей, что плащ лучника изготовлен из кожи, а не из шерсти, и из-под него, как правило, не торчат голые коленки. Одеться надо, пожалуй… возможность заняться простым понятным делом — самый лучший способ перестать думать о творящихся вокруг странностях.

Дверь казармы открылась, и на пороге возник хмурый дзаннарт-кхан Тхаруг. Уже полностью одетая Шара вздрогнула от неожиданности, но, узнав сотника, резко и с облегчением выдохнула. С ума сойти, всего какую-то жалкую дюжину нах-харума назад этот немолодой, ширококостный и угрюмый тип с вечным хлыстом в руке казался ей самым тупым, жестоким и ненавистным существом в мире. Теперь же она была почти рада вновь видеть его: присутствие сотника вселяло уверенность, это же — Тхаруг, он за своих горой! Любого порвет…

— Хасса! — Шара вскочила, вытягиваясь в струнку. Однако ее бодрый тон не произвел на сотника ровным счетом никакого впечатления. Привалившись стальным локтем к дверному косяку, Тхаруг пробурчал нечто вроде ответного приветствия, и дернул щекой, словно у него разом заболели все зубы.

— Очухалась, пхут-тха… Собирайся давай, пошли…

— Куда? — от удивления у лучницы отвисла челюсть.

— Собирай вещи, я сказал! — мрачно рыкнул Тхаруг. — И за мной. Шевелись!

Возражать она не стала. Продолжая недоумевать, с чего вдруг такая спешка, и почему сотник не стал будить остальных, она быстро убрала постель, сняла с вешалки лархан и потянулась было за перевязью с привешенным храгом, но Тхаруг криво ухмыльнулся и отобрал из рук клепаный пояс.

— Оружие тебе не понадобится. Вперед!

И он несильно подтолкнул лучницу в спину.

Вдвоем они миновали темный коридор, полого уходящий вниз. Несмотря на странное пробуждение, Шара была совершенно спокойна, и даже мысль о том, что этим же самым путем несколько часов назад куда-то вели несчастного картографа, не содержала в себе страха. Все хорошо… никто ни о чем не знает, и никогда не догадается. Вот как вовремя Тхаруг появился, теперь никакая моргульская шушера тявкать не посмеет…

На развилке между уходящим налево ответвлением и продолжением главного коридора их уже ждали. Двое иртха в серой форме с воротником-стойкой. Завидев приближающегося сотника и лучницу, один из них, с неприятными бегающими глазами, удовлетворенно кивнул и сделал шаг навстречу.

— На, подавись! — раздался за спиной девушки исполненный презрения бас Тхаруга. — Предков ты не боишься, крыса моргульская…

«Серый» даже не подумал обидеться.

— Благодарю за оказанную услугу, дзаннарт-кхан! — осклабился он, и Шара вздрогнула: она узнала этот голос. Это он… который был там, за дверью вместе с картографом… Лугнак. Да, кажется, Лугнак.

— Куда ее теперь? — поинтересовался Тхаруг.

— Там разберутся, — уклончиво ответил Лугнак и кивнул Шаре: — Следуй за мной.

«Это еще что за новости?» — собиралась было возмутиться девушка, но слова застряли в горле стоило взгляду споткнуться о нашивку на левом рукаве Лугнака. Вместо напоминающего щербатый месяц й’танга Моргульской разведки в круглом поле шеврона красовалось знакомое Око, но оно было… закрытым. Она беспомощно оглянулась, но Тхаруга уже и след простыл. Зато освещенный редкими факелами темный коридор и двое колючеглазых типов в форме тайной разведки никуда не исчезли, да и не собирались: напротив — одновременно подхватили Шару с двух сторон под руки чуть выше локтей. Первой панической мыслью было вырваться и, оттолкнув конвойных, броситься бежать куда глаза глядят. Выкинуть эту дурацкую книжку… почему, почему она не сделала этого раньше? Наркунгур ее задери. Правда, далеко ли убежишь из крепости? Если сильно повезет, то только возле ворот караульные остановят… ха! Безоружную! И вообще: здесь граница, и как тут охраняют каждый кустик и камешек…

Лязгнула окованная сталью дверь, в лицо дохнуло холодом. Чувство направления подсказывало, что сейчас они находятся очень глубоко под землей, намного ниже жилых этажей — где-то на уровне продовольственных складов. А это означает, что…

Резкий толчок в спину отправил задумавшуюся лучницу в темноту проема. Поскользнувшись на базальтовом полу, она приземлилась на одно колено, и, зашипев от боли, повернула было голову с целью высказать Лугнаку все, что думает о его персоне, но в этот момент квадрат света их коридора схлопнулся в узкую щель, а вслед за этим послышался глухой лязг встающего на свое место замка. Теперь свет пробивался лишь понизу створки, а еле слышный, как у всех разведчиков, звук шагов начал удаляться и вскоре затих совсем. Лучница осталась одна. Повинуясь старому как мир инстинкту всех новоиспеченных узников, она бросилась к двери и начала стучать по ней ногами и кулаками, требуя чтобы ее, ни в чем не виноватую немедленно выпустили, и испуганно затихла лишь, когда из глубины карцера раздалось досадливое «заткнись!»

— Кто… кто здесь? — дрожащим горлом пискнула она.

— Я здесь… — буркнул голос.

— А ты кто? — задала Шара тупой вопрос, осторожно двигаясь вперед вдоль стены.

— Та’ай-хирг-кхан Рагдуф — после недолгого молчания представились из темноты. — Встречались, кажется, уже… Ты-то здесь откуда?

— Э-э… — девушка замялась, подбирая слова. Неизвестно еще, что можно рассказывать этому картографу, кто его знает, а вдруг эта случайная встреча — тоже хитрость?

— А ты? — ответила она вопросом на вопрос.

— Я первый спросил, — с нажимом возразил картограф.

— Ну… я даже не поняла: с постели днем подняли, сказали, оружие с собой не брать, вещи только. Н и… я даже пискнуть не успела, как Лугнак меня сюда затолкал.

— Это я и сам видел! — усмехнулся картограф. — А ты откуда знаешь, что его Лугнаком звать?

Тут Шара запоздало умолкла, ибо ляпнула лишнее. Хотя…

— Ну, как-то раз слышала, что его так называли. Запомнила имя… а что?

— Слышала, говоришь… Интересно. Что, к Назгулам на пиалушку чая наведывалась?

— По…почему «к Назгулам»? — осторожно уточнила лучница.

— А что, ты у них еще не бывала? — равнодушно осведомился картограф. — Ну ничего, побываешь еще… Незабываемое впечатление.

Рагдуф потянулся всем телом до хруста в суставах, точно упоминание о визите к Зрачкам Всевидящего Ока и вправду навевало на него сон. Шаре сделалось страшно. Никогда она еще не чувствовала себя такой маленькой и беспомощной, даже стены карцера будто бы вдруг надвинулись, сдавили грудную клетку, от их могильного холода перехватило дыхание. Мгновенно вспомнилась недавняя встреча на Горгоротской равнине близ Моргая: ядовитые испарения Роковой горы, и в его дымных клочьях — зловещие силуэты в черных плащах… живая пустота под низко надвинутыми капюшонами. Встретившиеся взгляды существ, миг, позволивший им обоим узреть истинную суть друг друга. Увидев сокрытое от чужих глаз, она, вовсе того не желая, раскрылась сама…о, уллах-тагор! А ведь предупреждали же, что нельзя им в глаза смотреть…

27

«Речь иртха» — самоназвание Черного наречия.