Тропой памяти

Черный камень был на ощупь совершенно ледяным, его не смогло бы нагреть никакое пламя в мире. Эти стены поглощали любое тепло, любой звук, мертвый камень будто пил жизнь из любого мельчайшего ее источника. Но вот стена под ладонью слабо запульсировала, словно бы отвечая на биение крови в жилах того, кто коснулся ее, а затем темнота сгустилась вокруг Шаграта плотным коконом, заставляя сделать еще один шаг вперед.

Молодой сотник понятия не имел, как это проникновение выглядело со стороны, но понял — он находится уже внутри Башни.

— Хасса, Харт’ан Гортхар! — вскинул он руку в воинском приветствии. — Дзаннарт-кхан Шаграт из клана Желтой Совы, пограничная стража, Кирит-Унгол, бляха номер «10/53-шан-кхарт».

— Приветствую, гхул-кхан Шаграт, — прозвучал в голове его самый невероятный и удивительный голос на свете. От звуков этого голоса нестерпимо захотелось почесать бритый череп изнутри, будто там забегали, щекоча лапками, маленькие паучки. Примерно то же самое он ощущал при общении с Назгулами, но только тогда это было мерзко и болезненно. Здесь же было, скорее, чувство странной пустоты, словно сознание существовало отдельно от тела, а голова и позвоночник — это полая флейта, в ней гуляет любопытный ветер и читает мысли и воспоминания, которые больше не доставляют сожалений.

— Ты славный воин, Шаграт, ты верно служил мне, — произнес голос в голове. — Твои предки гордятся тобой.

Очень отстраненно Шаграт понял, что вот именно сейчас бы самое время Харт’ану Гортхару приказать ему броситься на меч, и даже прикинул, как именно он выполнит этот приказ с перебинтованной рукой.

— Харт’ан Гортхар, — поднял голову Шаграт, и посмотрел в темноту прямо перед собой. — Я оказался недостоин твоего доверия, я не смог в собственной крепости уследить за ценным пленником, у меня весь гарнизон погиб в нелепой стычке. Я больше не вправе занимать свой пост и прошу освободить меня от него и назначить на мое место…

Тут он осекся, ибо голос зазвучал вновь:

— Возвращайся в Кирит-Унгол, гхул-кхан Шаграт. Я не освобождаю тебя от должности, ты нужен там на своем посту. Наша война продолжается. У тебя снова будут воины, столько, сколько нужно. Отдай мне то, что принес с собой и ступай.

Щекотка в голове прекратилась, сознание вновь воссоединилось с телом. В ушах звенело, а перед глазами по-прежнему стола только тьма. Очень медленно, чтобы сохранить равновесие, Шаграт нагнулся и положил на пол злополучный сверток с вещами сбежавшего пленника. Ничего не произошло, перетянутая кожаным ремнем скатка не растворилась в воздухе, не вознеслась ввысь, не растеклась по полу, а так и осталась лежать возле носков форменных сапог сотника.

— Я могу идти? — крикнул он в пустоту, но не услышал ответа. Аудиенция была окончена.

Глава 40

Ледяной северный ветер провожал воинов Унсухуштана в этот решающий бой, налетал порывами со стороны Ворот, перед которыми на двух холмах замерло вражье войско. Холмы эти за долгие десятилетия были сложены из кокса и отработанной породы, что остаются после добычи руд и выплавки стали. Негодный шлам, пустой мусор успел обрасти густой, но поникшей от холода травой, превратив кучи в настоящие холмы. Так или иначе, теперь на этих высоких точках красовались знамена неприятеля, явившегося на самый порог. Ну что же, самое время их встретить.

Мощная стена разделяла две армии, Черные Врата были закрыты. Подойти ближе тарки бы не смогли из-за мелкого таингурового болотца, появившегося аккурат перед Вратами луну назад. По неизвестной причине, кровь земли начала проступать в этом месте сквозь поры земли точно пот — на коже больного лихорадкой. Шаманы видели в этом страшный знак, дурное предзнаменование: земля тяжко больна, огонь гложет ее изнутри, заставляя вздрагивать и стонать в муках. И скоро болезнь эта разрешится: тихим выздоровлением или бурным приступом безумия и огня, уничтожающего все на своем пути. И как ни затыкали глотки говорящим-с-духами посланцы Харт’ана Гортхара, но шепотки ползли и ползли, находя уши, заползая ледяными змейками в сердца заставляли в ужасе творить охранные жесты и опасливо касаться земли ладонью, будто успокаивая ее как встревоженное животное — авось пронесет!

Войско ждало лишь сигнала. Но первым из Ворот выехал совсем небольшой конный отряд: комендант Лууг Бурза с охраной. Створки тяжко повернувшись на гигантских петлях, сомкнулись за ними и снова потекли томительные часы ожидания. Не совсем ясно было, к чему вообще нужны переговоры: раскатать эти несчастные несколько тысяч тарков по склонам мусорных куч как рыбьи потроха — и дело с концом! Но у командования были свои планы. Самые внимательные и зоркие из бойцов могли бы заметить, что поперек седла одного из сопровождающих безоружного гхул-кхана солдат лежит, придерживаемый рукою, продолговатый темный сверток. Но что же это? Неужели нечто настолько ценное, ради чего тарки согласятся отвести войска? Но додуматься ни до чего путного даже самые сообразительные не успели, так как морозный воздух рванул долгожданный сигнал к наступлению.

Загремели барабаны, взвились к небу языки пламени. Все двери и ворота Мораннона распахнулись. Как волна через открытые шлюзы, хлынули из них вооруженные отряды.

Пыль клубами взвилась из-под ног солдат, которые вышли по сигналу из-за отрогов Пепельных Гор, вздымающихся за дальней башней. Бесчисленные отряды спускались с гор по обе стороны от Мораннона. Гондорское войско оказалось в мешке: вокруг серых бугров, на которых оно стояло, смыкалось кольцо врагов, вдесятеро превосходящих числом. Саурон сжал свои стальные клещи.[86]

Над движущимися отрядами со стороны Моргула пронеслись Назгулы на своих крылатых тварях: теперь, правда, уже не Девятка, но разницы особой не было. Первая волна мерзкого, выворачивающего наизнанку воя обрушилась с небес. Но тарки держались молодцом — ушей не зажимали, на колени не падали. Привыкли, видать, под Минас Тиритом!

Перед таингуровым болотом расположились стрелки и дали залп из анхуров по навесной. Пока тарки, пораженные стрелами, падали, внося смятение в ряды своих товарищей, болото напролом пересек большой отряд троллей, вооруженных тяжелыми молотами. Огромные, в шесть локтей ростом толстокожие гиганты быстро добежали до врага и обрушились на сомкнутые ряды, разбивая шлемы и головы, дробя щиты и плечи, как кузнецы куют мягкое горячее железо. Растерянные сухн’ай пытались рубить их мечами, но прежде чем хотя бы сколь-нибудь серьезно пострадать, каждый тролль успевал оставить на своем пути дорожку из хорошо отбитого мяса с обломками костей и фрагментов доспеха. Сообразив, что в ближнем бою от этих тварей спасения нет, тарки карабкались на вершины холмов, откуда их методично снимали лучники. Единственной проблемой было нормально прицелиться в такой гуще. Но анхур-кханы знаменитой Третьей Нурненской никогда не боялись проблем! Особенно у двух неразлучных приятелей: Хаграра и Ранхура-маленького. Благополучно пережившие и осаду Осгилиата, и бойню под Минас Тиритом, друзья снова стояли плечом к плечу, на этот раз на самой границе своей пропахшей железом и таингуром родины.

Внезапные крики указывающих в небо сухн'ай заставили иртха отвлечься от истребления войска союзников и взглянуть вверх. А посмотреть там было на что! Огромные птицы, похожие очертаниями на орлов, бросились на крылатых тварей Зрачков Всевидящего Ока. Теперь бой кипел не только на земле, но и в небе. Острыми когтями гигантские птицы рвали тонкие перепонки кожистых крыльев звероящеров, вынуждая их уворачиваться. Вой оборвался, седоки тварей тоже активно принимали участие в бою с птицами, которые нападали группами из двух-трех особей, одновременно вцепляясь в жертву с разных сторон, вырывая загнутыми клювами куски плоти из тел. Так как жертв было всего восемь, а орлов — много больше, то исход воздушного боя оказался вполне предсказуем. Исклеванные, с выбитыми глазами и разодранными крыльями, едва способные держаться в воздухе, звероящеры Назгулов развернулись и устремились вглубь страны, обратно в Моргул. И в этот миг равнину сотряс первый подземный толчок.

86

Цитата из Дж. Р.Р. Толкиена «Возвращение государя».