Голос Вессема. Радиомолчание

– Этим нельзя платить за переход границы! – рявкнула Эрика. – Ты что, не видел, что… что это может сделать… с человеком?! Положи эту дрянь!

Она снова отвернулась, и мы замолчали.

– А без зарядов? – спросил Коди.

– Без зарядов?

– Если расстрелять всю обойму… или что у этой штуки вместо обоймы?

Мы все посмотрели на Коди. Он уже забрал у Ди пистолет и теперь смотрел на него со смесью восхищения и ненависти.

– Если расстрелять заряды прямо здесь. Сжечь этой плазмой лабораторию Вессема, – сказала я медленно, поняв, о чем он говорит. – Сжечь все – архив Амелии Лукаш, Измененных, которые здесь остались, все оборудование… И все запасы нейротоксина.

Я по очереди обвела взглядом каждого. Они внимательно слушали меня, и пока что никто не возражал.

– Это оружие – единственный шанс покончить с Вессемом, – сказала я, и Коди кивнул.

– Больше Измененных ничто не возьмет, – согласился Ди.

Мы посмотрели на Эрику, словно признавая за ней право решать. Она молчала, и взгляд ее снова был направлен вниз. На Детлефа.

– Да, – сказала она наконец. – Сожжем нахрен это место. Пусть сгорит.

***

Мы стреляли по очереди – у каждого из нас были свои счеты к Вессему.

Эрика начала первой. Она молчала – губы сжаты в нитку, глаза прищурены, – и лишь раз за разом нажимала на спусковой крючок, уничтожая все следы Измененных и – заодно – устраивая огненное погребение их создательнице. Когда находиться на нижнем этаже лаборатории стало невозможно, мы поднялись – один заряд Эрика потратила на то, чтобы выбить дверь, с которой мы не смогли справиться в прошлый раз. Пролезая в оплавленную дыру, я задела рукой металл и зашипела от боли.

Эрика молча протянула мне оружие, и я пошла вперед, к кабинетам, где оставались бумажные свидетельства того, что здесь происходило.

Мы должны сжечь все. Чтобы никакой полковник Валлерт, никакой Мартин Винценц на смогли заявиться сюда и что-то достать. Чтобы они не притащили сюда модификантов, не заставили их разбирать завалы и вытаскивать то, что здесь лежит, и чтобы не заставляли медиаторов вдыхать нейротоксин. Чтобы никто не смог воссоздать технологию копирования памяти и не попытался сделать Измененных, способных себя контролировать.

Отдачи почти не было. Бумага рассыпалась в пепел мгновенно, а следом начал плавиться металл, и я всадила еще несколько зарядов. Вот так. За Детлефа, который остался внизу. За нас с Коди. За Тенну. За всех, кто умер от Вентра за эти сто лет. За Нико. За Владимира Джехону, его жену и детей, и за всю его группу, которая погибла в этих тоннелях. За Ди. За то, чтобы мы стали последними жертвами FX-116.

– Это все? – спросила Эрика.

Я помотала головой.

– Есть еще кое-что.

– Тогда давай быстрее, пока мы сами тут не поджарились.

Пот катился градом, температура в лаборатории была градусов сорок.

Почти бегом мы выскочили в коридор, который вел к выходу, и я остановилась.

– Идите на улицу, я сама.

– Что ты собираешься делать? – спросила Эрика с подозрением.

Я посмотрела на Ди.

– Выведи их отсюда, – сказала я. – И проследи, чтобы стояли на свету.

Он понимающе кивнул. Еще один спуск в тоннель, лестница, с которой я упала в прошлый раз – прекрасная точка, с которой можно попасть прямо в дверь склада с баллонами.

Я повернулась к Коди. Достав из кармана чип с формулой и инструкциями по синтезу, я сунула его ему в ладонь.

«Я пойду с тобой», – сказал он жестами.

Я помотала головой:

«Позаботиться об Эрике, – ответила я ему. – Она скажет, что ей это не надо, но ей надо».

Коди прикрыл глаза, соглашаясь.

Уже через минуту я осталась одна. Температура росла, дышать стало тяжело.

Даже если что-то пойдет не так… Если окажется, что это вещество еще и взрывоопасное… По крайней мере, остальные выживут.

Через трещины в потолке падал свет, и я пошла вперед. Один коридор ведет к кухне. Второй заканчивается лестницей. Мне сюда.

Металл успел нагреться, и я спускалась, стараясь не касаться перил. Ступени под моими ногами проседали, угрожая вот-вот развалиться. И когда одна из них не выдержала и сломалась, я вскрикнула, замахала руками, пытаясь сохранить равновесие – и почувствовала, как кто-то хватает меня за рукав и тянет обратно.

– Я держу, – сказал Ди.

– Ты должен быть на улице! – разозлилась я.

– Ты должна перестать решать за других, – улыбнулся он. – Стреляй.

– А если взорвется? – спросила я тихо.

Он помотал головой.

– Все получится.

От его уверенного тона мне стало легче. Конечно, он знал не больше меня. Но рядом с ним страх отступал. Рядом с ним я была смелее, увереннее. Я была лучше.

– Задержи дыхание, – прошептала я.

И выстрелила.

Когда снизу стали слышаться негромкие взрывы, когда наши лица обдало волной жара, когда лестница издала протяжный стон, проигрывая войну со временем и температурой, мы разом подались назад и кинулись бежать.

Где-то за нашими спинами что-то с грохотом обрушились, пол обжигал ноги даже сквозь подошвы, и я задержала дыхание, чтобы раскаленный воздух не сжег легкие, а потом я вообще потеряла направление, и меня спасло лишь то, что Ди бежал и тянул меня за собой.

Задыхающиеся, в насквозь мокрой одежде, с обожженными лицами мы вывалились наружу и кинулись бежать дальше, вместе с Коди и Эрикой, а когда остановились и обернулись назад, над Вессемом разгоралось зарево.

– Получилось? – спросил Коди.

Я кивнула.

– Кажется, да. Я слышала, как они взрываются, и…

Я замолчала и посмотрела на Ди. Как быстро плазма сжигает нейротоксин? Почему мы кинулись бежать – потому что нам правда грозила опасность остаться в той лаборатории навсегда? Или была другая причина?

– Я уже все равно вдохнул это, так? – сказал Ди, верно истолковав мой взгляд.

– У меня есть лекарство, – сказала я тихо. – То есть, у меня есть формула, нужно будет найти лабораторию, и его нужно принимать постоянно, делать уколы вот сюда, – глотая слезы, я дотронулась до своей шеи и сбилась.

Это моя вина. Это я попросила его о помощи, это из-за меня он оказался с нами в тех тоннелях, это я кинула нож и взорвала баллон. Какие мои слова теперь смогут это исправить?

– Прости, – прошептала я. – Прости, я не хотела, чтобы тебя это…

– Как долго? – перебил меня Ди.

– Что?

– Как долго надо принимать это лекарство?

– Всю жизнь, – сказала я едва слышно и опустила взгляд, не в силах смотреть ему в глаза.

Ди дотронулся пальцем до моего подбородка, заставив меня поднять голову. Странно, но он не злился. Он не начал меня ненавидеть за то, что я сделала. Он не выглядел так, словно собирается меня ударить.

– Значит, мы с тобой связаны на всю жизнь, – сказал он с улыбкой.

И когда он наклонился, чтобы поцеловать меня, я не стала отстраняться.

Конечно, я никогда никого не смогу полюбить так, как Нико. Но, может быть, смогу по-другому.

***

Ночь застала нас в пустошах.

Машина, о которой говорил Ди, оказалось старым внедорожником без крыши, без фар и без ремней безопасности, но на ходу. Мы ехали по бескрайней равнине, покрываясь пылью, машина подпрыгивала на камнях, и мы держались за борта, чтобы не вылететь на ходу. Каждый из нас время от времени оборачивался, когда думал, что остальные не смотрят, пытаясь разглядеть, что там, на месте Вессема, но там ничего не было.

– Мы же это сделали, да? – спросила Эрика, когда мы отъехали достаточно далеко. Обернувшись назад, она смотрела куда-то в темноту. – Мы это остановили?

Ди пожал плечами.

– Может быть, – сказал он. – А может, только отодвинули на несколько лет. Но несколько лет без Измененных – это уже много, поверь.

Я посмотрела на него. Не отрывая взгляда от дороги, он протянул руку и коснулся моей ладони.

«Мы связаны на всю жизнь», – вспомнила я.

Ди сказал несколько часов назад, но только теперь, сидя в раздолбанной машине, которая ехала куда-то на север, я поняла, насколько он был прав. Мы все были связаны. Все четверо – на всю жизнь.