Голос Вессема. Радиомолчание

Я потерла глаза.

– Почему ты не гово… Ах да. Я не спрашивала. Что для этого нужно?

– Просто включи его. Пароль – девять, пять, пять, семь.

– Это твой пароль на комм? – поразилась я. – Не отпечаток пальца, даже не лицо – просто цифры?

– Это довольно удачный расклад, верно?

– Да уж, – я покачала головой. Моя истерика прошла, как не было, и я снова была собрана, была готова драться, терпеть боль и умереть, если понадобится. Чего я так завелась? Пятнадцать процентов – это больше нуля, правда? Значит, все нормально. Я справлюсь, нечего рыдать. – Нико, мне надо возвращаться. Ди сказал, я должна попробовать подключить чип к компу, а потом уже сразу вшивать его в руку. Так что… вообще-то… это наш последний разговор. Может быть, вообще последний, в жизни. Понимаешь? Ты мне… ничего сказать не хочешь?

Не отрываясь я смотрела на лицо Нико на своем экране. Светлые отросшие волосы, очки, легкая улыбка. Таким я его помню. Таким я хочу его помнить – без «паутинок» на шее и руках, без широких зрачков, без кривой ухмылки и суетливых, дерганых движений.

– Удачи, Рета, – ответил с экрана Нико.

Удачи. Не совсем то, на что я надеялась. Но удача мне понадобится.

***

Эме старательно изобразила на моей руке полосы, ломаные линии, точки и прямоугольники, и, когда она закончила, я с удивлением увидела, что мое плечо превратилось в микросхему. Линии уходили назад, на спину, и заканчивались прямо на том месте, откуда мне когда-то – в прошлой жизни, не иначе – вырезали полицейский трекер.

– Красиво, – оценил Ди, когда я зашла к нему вечером, перед тем, как Борген Кару должен был забрать меня и передать военным. – Эме талантливая.

– Ворон предложил ей работать у него, – сказала я. – Не в операционной, конечно. А в тату-салоне.

– Она согласилась?

– Не знаю. Если они расстанутся, ситуация будет – хуже некуда. С другой стороны – сколько можно у Георге пиво наливать.

Вообще-то Эме была у Георге прямо сейчас. Мы попрощались пару часов назад, когда она уходила на смену. Обнялись и молча стояли в комнате.

– Жду тебя обратно вместе с Коди, плесень, – сказала она наконец. – Хотя втроем тут будет капец как тесно, конечно.

Мы обе понимали, что, если все получится, мы с Коди едва ли будем жить у нее – скорее всего, нам придется уехать подальше, и я уже спрашивала Ди, где можно быстро достать фальшивые документы. Но мне нравилось делать вид, что самая большая проблема, которая нас ждет – где положить еще один матрас.

А сейчас мне нравилось обсуждать с Ди ее работу, как будто ничего страшного не происходит. Сидеть рядом с ним на полу, потому что кровать завалена непонятно чем, показывать татуировку, болтать как приятели.

Я вздохнула. Я здесь не просто так.

– У меня не очень много времени, Кару уже едет за мной. Я хотела отдать тебе кое-что, – сказала я ему. – Вот.

– Это тот комм, что мы нашли в тоннеле? – нахмурился Ди. – Зачем?

– Пароль – девять, пять, пять, семь. Просто держи его включенным, ладно?

За неделю я успела бы изучить комм Нико вдоль и поперек – но делать этого не стала. Не смогла переступить через себя и прочитать его сообщения, письма, посмотреть его фото, послушать его музыку. Это была его жизнь, и если он не хотел пускать меня в нее – значит, так тому и быть. И теперь надо было отдать его комм Ди.

– Я не очень понимаю…

– Может быть, я смогу установить связь… Вряд ли, конечно. Не важно. В общем, не выключай и все.

– Не выключу, – улыбнулся Ди.

– Может, я попрошу помощи. Или попрощаюсь. Или вообще ничего. Это просто на всякий случай, – уточнила я. – Просто, знаешь, вдруг сложится.

– Конечно, – он снова улыбнулся.

– Мне уже надо идти, – я поднялась, посмотрев на часы. – Кару меня ждет.

Ди тоже встал, и мы замерли посреди комнаты, глядя друг на друга. Он все еще улыбался, но за улыбкой была тревога.

– Может быть, у меня не получится, – прошептала я, глядя ему в глаза.

– Получится, – сказал он тихо. – Ты сможешь. Я в тебя верю.

– Я просто хотела, – сказала я, – знаешь… На случай, если я не вернусь…

Он вопросительно поднял одну бровь, но сказать ничего не успел. Я шагнула вперед и поцеловала его.

На секунду Ди замер, когда мои руки легли ему на плечи, и я испугалась – вдруг сейчас он оттолкнет меня? Но в следующий момент он притянул меня к себе, и мне показалось, что через мое тело прошел электрический разряд. Я прижалась к нему, вцепилась в его футболку, и там, где его руки касались моего тела – спина, плечи, шея, затылок – словно пробегали искры. Я ничего не слышала, кроме стука моего сердца, отдававшегося в ушах. Время перестало иметь значение, оно вообще остановилось, пока мы не оторвались друг от друга, тяжело дыша, будто только что оба пробежали стометровку. Наши губы разделяло несколько миллиметров, и мне казалось – если сейчас мы снова коснемся друг друга, мир вокруг вспыхнет и взорвется сверхновой.

Мы молчали – слов, которые стоило бы сейчас сказать друг другу, не существовало ни в одном языке. Мы и так оба знали, что прощаемся.

Глава 3

Коридор, по которому я шла, был полностью серый – и пол, и стены, аркой сходящиеся над моей головой, и двери в обоих его концах. Наверное, мои шаги и шаги моих сопровождающих отдавались эхом от сводов, но я все еще была почти глухая после шума вертолета, и мне казалось, что я иду в полной тишине. Двое военных, совершенно одинаковых с лица, шли на два шага позади меня. Иногда я чувствовала их взгляд между лопаток и их готовность стрелять, но в основном у меня было ощущение, что я тут одна, в этом коридоре с его моргающими лампочками и желтоватым рассеянным светом.

Всю дорогу я молчала. Сначала потому, что мысленно все еще была с Ди в его квартире, потом – потому, что Борген Кару решил дать мне последние наставления (они сводились в основном к тому, что я должна прикинуться тупой и болтать как можно меньше), потом говорить стало слишком опасно – мы встретились с каким-то типом («Я от Винценца», – сказал он), и он повез нас за город на вертолетную площадку.

Там меня передали из рук в руки другому типу в военной форме без знаков различия, который завел меня в комнату без окон и принялся задавать вопросы. Сначала – обо мне («Реталин Корто, восемнадцать лет, скоро девятнадцать, живу в Гетто, ой, ну, короче, вы поняли, неа, сейчас нигде не работаю»), потом – о моем состоянии («Да вроде ничего, хотя голова иногда сильно болит и вот это, как вы сказали – повторяющиеся кошмары, ага») и наконец спросил, почему я хочу попасть в экспериментальный центр.

Я ответила так, как учил Кару:

– А чего мне в Гетто делать? Работы нет, денег нет, а там, мне этот доктор сказал, нормально будет, и у армии всегда деньги есть, я знаю.

Тип некоторое время сверлил меня взглядом.

– Мартин Винценц сказал, что вы были в заброшенном городе и испытали там приступ паники. Это так?

– А, это, – протянула я, надеясь, что моих скудных актерских данных хватит. – Ну да, мы там с братом полазали, хотели вынести чего-нибудь. А потом, короче, это… Не знаю, в общем, что там было. И брат так и не вернулся. Так а что, в этом вашем экскрементальном центре правда хорошо заплатят?

Тип снова уставился на меня, и я испугалась, что перегнула палку.

– Вы понимаете суть того, что вам предлагают? – спросил он.

– Ну да, – уверенно кивнула я. – Мне этот доктор сказал, что у меня что-то с мозгами, но если вшить пару железок, то будет нормально. А приказы я хорошо понимаю, вы не думайте, я умная. И я и сама в армию хотела.

– Ладно, посмотрим, – сказал мужчина. – Подпишите это.

Он сунул мне планшет, и я пробежала глазами текст. Там было примерно то же, что в свое время сказал мне Ворон: «Если решишь где-нибудь открыть рот не по делу…» – только сформулировано иначе.

Я приложила палец к экрану. Какая разница, что там написано – я все равно не собираюсь у них задерживаться.