Голос Вессема. Радиомолчание

– Долго ты будешь на меня смотреть?

Олли метнулась к шкафу у дальней стены, приложила запястье к считывающему устройству.

– Сядь, – раздраженно сказала мне Эйсуле, тонким пальцем указав на кресло с фиксаторами. – У тебя не мозг, а швейцарский сыр. Неудивительно, что ты не можешь запомнить и выполнить простейшие требования.

Это ради Коди, повторила я в сотый раз.

– У меня есть лекарство, но проблема в том, что оно не проходят гематоэнцефалический барьер. Хотя ты вряд ли знаешь, что это такое. Просто знай, что я введу антидот, – раскосые глаза доктора Эйсуле смотрели, казалось, прямо мне в душу, – напрямую в твой мозг. Будет немного больно.

Я сглотнула.

– А можно хотя бы под наркозом?

– Конечно, – ответила она с сарказмом. – Давай смешаем экспериментальной лекарство с наркозом, что может пойти не так? Заур, что ты стоишь как столб? Ждешь, пока явится Ланге с подкреплением?

Заур – вот, оказывается, как зовут очкарика – подошел ко мне и принялся закреплять фиксаторы. От ужаса меня почти парализовало, и я не сопротивлялась.

– Чертов придурок, – бормотала себе под нос доктор Эйсуле, – мясник, ему бы только конечности менять.

Очкастый парень положил руку на мой затылок и нагнул голову вперед. Теперь я видела только ноги: ярко-голубые кроссовки (очкарик, Заир или как его), резиновые шлепанцы с мультяшками (Олли) и тяжелые черные ботинки (доктор Сагитта Эйсуле). Я зажмурилась и вцепилась в подлокотники.

Не знаю, чего я ожидала. Наверное, что они возьмут огромную иглу и воткнут мне в темечко. Но я почувствовала прикосновение к шее, там, где уже была металлическая пластинка. Давление усилилось, стало и правда больно. Олли успокаивающе погладила меня по плечу.

Это ради Коди, сказала я одними губами.

Мне захотелось заплакать или даже скорее захныкать.

В затылке нарастало странное ощущение – будто через шею в голову поднимается густая холодная жидкость. Почему-то вдруг стало очень сложно сжимать кулаки и жмуриться. Мышцы расслабились, Олли поддержала меня, чтобы я не слишком заваливалась вперед. Мультяшки на ее шлепанцах расплылись.

– Готово, – произнесла доктор Эйсуле. – Положите ее куда-нибудь.

Я почувствовала, как очкастый парень (опять его имя вылетело у меня из головы) поднимает меня.

– Да не здесь! – прикрикнула доктор Эйсуле. – Возьми кресло, перевези ее в свободную палату, господи, с какими идиотами приходится работать.

Меня усадили обратно, очкастый вышел, шлепанцы Олли тоже пропали из поля зрения.

Мне было хорошо и спокойно.

– Реталин, ты меня слышишь? – спросила Эйсуле, заглядывая мне в лицо.

Я что-то промычала.

– В ближайшие два часа тебе лучше не двигаться. Лежи, можешь спать, но не вставай и не напрягайся. Это ты сможешь сделать?

– М-м-м, – согласилась я.

Доктор Эйсуле закатила глаза и вышла. Очкарик и Олли пересадили меня в кресло-каталку и куда-то повезли. Я плохо понимала, что происходит вокруг меня, все расплывалось. Вот я еду по коридору, вот я лежу, вот тень на потолке превращается в лису и начинает перебирать лапами…

Часа через два я наконец стала соображать более ясно, но, следуя полученным инструкциям, старалась не шевелиться. Во всем теле чувствовалась слабость, но странным образом это не пугало и не раздражало. Если бы еще Коди пришел меня навестить, подумала я, было бы совсем здорово.

Стоило этой мысли оформиться в моем сознании, как дверь открылась, и вошел Коди.

– Рета! – обрадовался он. – Мне сказали, что ты здесь, но не объяснили, что случилось.

– Привет, – я протянула к нему руки.

Слова давались тяжело, язык не слушался, и я как-то странно растягивала слова.

– Ты что, под кайфом? – подозрительно спросил Коди, беря меня за руки.

– Может быть, – не стала я исключать. – Мне вкололи штуку. Прямо в мозг – пщщщщ!

– А! – понял Коди. – Лекарство этой тетки-доктора для таких, как мы. Мне тоже такое дают.

Он сел на мою кровать.

– У меня минут десять, Хольт снова тащит нас на полигон. Представляешь, его отсюда не выперли.

Честное слово, я не собиралась говорить о том, что происходило в кабинете полковника Валлерта, но контролировать себя не могла.

– Это я, – сказала я с улыбкой, – я им сказала, что он хотел меня остановить, но я не послушалась.

– В каком смысле? – не понял Коди.

– Они меня спросили, и я сказала.

– Что спросили? Что сказала?

– Спросили, буду ли я подавать жалобу.

– Какому жлобу? Рета, честное слово, лучше б ты была обдолбанная.

– Да не жлобу, – видимо, я и правда говорила будто с набитым ртом. – А жа-ло-бу. А я сказала – не б-буду. Потому что он мне сказал остановиться. А я – нет.

Коди неверяще смотрел на меня.

– Черт возьми, Рета, у тебя был шанс избавить нас всех от этого кретина! – простонал он. – И ты им не воспользовалась?!

– Это нечестно.

– Да какая, на хрен, разница! – Коди вскочил. – Зачем ты его выгораживала? Ты же знаешь, как он всех тут задолбал, ты же его сама терпеть не можешь!

– Не-чест-но, – повторила я.

– К черту, – махнул рукой Коди. – Я тебя вообще не понимаю. Что с тобой случилось за эти полгода? Мы же всегда были на одной стороне! Все, я пошел, а то опоздаю, а Хольту насрать, кого я тут проведывал, заставит бежать лишние десять километров. Спасибо тебе, сестра! От всего нашего отделения огромное вот такое спасибо!

Он провел руками по лицу, будто умылся, бросил на меня еще один взгляд и вышел.

***

Следующие два дня ко мне никто не приходил, только Олли, да пару раз заходила доктор Эйсуле. Олли говорила, что ко мне просто никого не пускают, но я не была уверена, что она говорила правду. Так или иначе, у меня оказалась целая куча свободного времени, чтобы подумать.

Ссора с Коди меня угнетала. В тот момент я была уверена, что поступаю правильно – но почему тогда я ничего ему не рассказала? Надо поговорить с ним, попробовать объяснить, но для начала неплохо бы объяснить все это самой себе. Какое мне дело до сержанта Хольта, до Анне Маноа, до Владимира Джехоны, какое мне дело до всех людей, которых я едва знала и не больно-то любила?

Когда вечером второго дня доктор Эйсуле еще раз прогнала меня через сканер и сообщила, что утром я могу переселяться обратно в зеленую зону, я возликовала. Завтра утром за завтраком я постараюсь поговорить с Коди. Мы не можем поссориться на самом деле, мы же самое важное, что есть друг у друга. Я постараюсь ему объяснить, и он поймет. Он всегда понимает.

Но утром случилось событие, которое отодвинуло все мои планы.

Едва я взяла на раздаче свой поднос, дверь открылась, и в столовую, прихрамывая, вошла девчонка – половина лица ее была скрыта под повязкой, искусственную ногу поддерживала какая-то странная конструкция, закрепленная поверх штанины, одежда в нескольких местах топорщилась – под ней тоже был металл. Она быстро дохромала до нашего стола и уселась напротив Петера.

– Ну привет, – громко сказала она и, наклонившись, хлопнула его по плечу. – Без обид, дружище, да?

Это же та девчонка из группы Дале, сообразила я. Надеюсь, она на него не кинется.

Я быстро подошла и села рядом. Коди оказался по другую сторону от нее, и они с Детлефом с интересом наблюдали за происходящем, нисколько не беспокоясь. Эрика едва удостоила новенькую взглядом.

– Привет, – повернулась ко мне девчонка. – Это ты та телепатка, которая его тормознула, да?

– Это не телепатия, – пробормотала я. – Не называй это так.

Я однажды произнесла слово «телепатия» в присутствии Эрики, так она потом два дня надо мной издевалась.

– Да какая разница! – отмахнулась девчонка. – Ты скажи, это ты или не ты?

– Это я, – согласилась я обреченно.

Девчонка неожиданно подалась ко мне и обняла.

– Спасибо, – сказала она с чувством. – Век не забуду.

Я попыталась отстраниться. Девчонка отпустила меня и встала.