Голос Вессема. Радиомолчание

Глава 8

С Коди я увиделась лишь утром, на завтраке, и то мельком. Олли оставила меня на ночь в желтой зоне, утром освободила от обязательной часовой тренировки, но на завтрак я пришла позже всех, даже позже Петера, который сидел один, смотрел в тарелку и на попытки с ним заговорить не реагировал. Я порадовалась, что с ним все в порядке, и подсела к Коди и Детлефу, но уже через минуту они поднялись. Сегодня модификанты тренировались отдельно.

– До вечера, – кивнул мне Коди и пошел к выходу.

Детлеф двинулся было за ним, но остановился и повернулся ко мне.

– Слушай, – сказал он, – насчет того, что я тебе сказал… Про меня и Эрику…

– Я – могила, – кивнула я.

– Да нет, это, в общем, бред какой-то. Я уже ночью прокрутил в голове то, что говорил тебе тогда… Я вообще-то так не думаю. Это ее выбор, и Коди классный, и вообще, мы расстались давным-давно. Честное слово, я обычно не такой придурок.

– Просто забудь, – посоветовала я, но мысленно сделала пометку.

Всю ночь меня никто не беспокоил, и у меня было время обдумать то, что случилось. Девушка с минус второго этажа явно лежала там уже кучу времени. Заклеенные глаза, все эти трубки, которые к ней подключены – здоровые спящие люди так не выглядят. Те солдаты из отделения Дале, которых избил Петер, и то смотрелись лучше.

Но – в этом я была уверена – мозг девушки работал. Она почувствовала нас обоих, она попыталась связаться с Детлефом и заставить его что-то делать, она смогла воздействовать даже на меня, хотя я так и не поняла, чего именно она добивалась. Но она не обрывала связь, пока мы сами не ушли слишком далеко.

Девушка хотела с нами пообщаться.

И если Детлеф прав, если два медиатора не могут подключиться к одному человеку, то ее воздействие, ее серый туман – это какой-то иной тип связи. Может, она и была медиатором, раз у нее есть имплант. Но точно давно превратилась во что-то другое.

Я покосилась на Петера. Он все так же ковырял еду и на занятия не спешил. Я подхватила тарелку и пересела к нему.

– Привет.

Петер бросил на меня быстрый взгляд и снова отвел глаза.

– Расслабься, – попыталась я его успокоить. – Ты никого не убил, они все живы.

– Тебе не обязательно со мной разговаривать, – сказал он.

Я прищурилась. Так. Он не из-за драки расстроен? А из-за чего тогда?

– Когда я была в твоей голове, там был полный хаос, – медленно проговорила я, следя за его реакцией.

И заметила отклик. Ему почему-то было это важно – что я там увидела. Времени обдумывать причины не было, и я ринулась в этот разговор, как в холодную воду с моста.

– Это сложно описать. Но это как если бы тебя кинули в смерч. Обычно там не так. Обычно я чувствую себя… космическим объектом. Чем-то таким в невесомости. Это странное ощущение. Но тогда, на полигоне, это было...

Петер смотрел на меня, не отрываясь.

– Больно? – спросил он напряженно.

Я сделала глоток кофе. Этого времени мне хватило, чтобы вернуться на две недели назад. Мы сидели с Коди и Детлефом, я рассказывала им про то, как воспринимаю их сознание. Эрика молчала, и Детлеф сказал, что она никогда ничего такого не рассказывала. Петер сидел поодаль и, казалось, не слушал. Потом мы к этому не возвращались. И вряд ли тут дело лично во мне. Ему что, так важно, каким его видят медиаторы?

– Нет. Там нет боли и нет зрения или еще каких-то чувств. Но если бы были – то да, это было бы больно.

Я почувствовала, как меня снова скручивает это ощущение, всегда возникающее в присутствии Петера. Я убрала руки под стол и сжала кулаки. Только бы он не заметил.

Потому что тогда, на полигоне – он точно заметил. И, вероятно, из-за этого и сорвался.

– А ты? – спросила я. – Что ты чувствуешь, когда мы подключаемся? Это больно?

Он покачал головой.

– Тогда приятно?

– По-разному, – ответил он наконец.

– Расскажи, – попросила я. – Коди не скажет мне правду, если она неприятная. А Детлеф всегда несет какую-то чушь, не поймешь, всерьез или нет.

Я видела, как лицо Петера оттаивает, и сжимала кулаки все сильнее. Как же мне хотелось просто встать и уйти под любым предлогом! Но мне нужно разговорить Петера, мне нужно, чтобы он доверял мне.

– Иногда это как мерцание, – сказал он неуверенно. – Как будто что-то такое внутри головы. Иногда – как будто шелест. А иногда кажется, что тебе нож в голову всадили. Только это не больно. Другие ощущения.

– А от чего это зависит? От настроения, или там от времени суток? Есть разница? Когда я шелест, а когда нож? – спросила я с набитым ртом.

Петер покачал головой.

– Нет, – сказал он. – От каждого медиатора всегда одни и те же ощущения.

Я подняла на него глаза, забыв, что нужно проглотить еду. Петер тоже уставился на меня, поняв, что он проболтался.

От одного медиатор ощущения всегда одни и те же – но он перечислил три разных чувства. От трех разных медиаторов.

Мы застыли, глядя друг другу в глаза и не понимая, что сказать. Я не могла открыто признаться ему, что ночью видела девушку в подвале, а он точно ни за что не расскажет мне, что за медиатор был тут до меня и Эрики.

Затянувшееся молчание прервал сигнал «лексона». Мы с Петером синхронно посмотрели на запястья.

– Мне пора, – сказал Петер.

– А меня вызывают в желтую зону, – кивнула я и вылила в себя оставшийся кофе. – И не переживай. Ты никого не убил.

***

– Итак, – очень спокойно проговорила доктор Эйсуле, – вчера ты почувствовала головную боль настолько сильную, что рядовому Керефову пришлось нести тебя на руках, но никто не подумал сообщить об этом мне.

Олли выглядела особенно бледной. Я заметила, что руки у нее подрагивают. Очкастый парень, имя которого я никак не могла запомнить, старался держаться в стороне и не отсвечивать.

– Скажи, – улыбнулась мне Эйсуле, – ты нарочно саботируешь проект? Или у тебя просто не хватает ума понять, насколько важна эта работа?

Я больше не могла смотреть ей в лицо, поэтому уставилась на ее пальцы. Они были длинные, с коротко остриженными ногтями, и дочерна загорелые. На безымянном пальце я заметила едва различимый светлый след.

– Рядовой Керефов перестарался, – сказала я. – Все было не так плохо. Обещаю, больше этого не повторится.

– Не так плохо, – задумчиво протянула женщина. – Напомни, Реталин, когда ты успела получить специальность нейробиолога?

Я впилась ногтями в ладони. Это ради Коди, напомнила я себе. Ради Коди я могу потерпеть и не послать ее к черту прямо сейчас.

– В сканер, – скомандовала Эйсуле, не дождавшись от меня ответа.

Я полезла в сканер. Олли выдохнула и принялась крепить электроды к моей голове. Минуту спустя сверху опустилась крышка, отрезая меня от остального мира.

Некоторое время я ничего не слышала, потом раздался голос доктора Эйсуле – она негромко раздавала какие-то указания своим ассистентам. Хлопнула дверь, и я узнала шаги доктора Ланге. Снова воцарилась тишина.

– Не стойте над душой, – услышала я наконец раздраженный голос Эйсуле. – Сядьте и смотрите, если хотите.

Послышался звук отодвигаемого стула, и снова все стихло.

– Что это? – спросила вдруг Олли, когда я уже начала дремать. – Я такого еще не видела.

Сон как рукой сняло.

– А я видела, – вздохнула доктор Эйсуле. – Вылезай, Реталин.

Крышка начала подниматься, и я села в своем саркофаге, пытаясь разобрать бубнеж герра доктора.

– Хватит, – резко оборвала его Эйсуле. – Хватит ваших заигрываний с нейрогенезом. Вы видели таф-ритмы? Все, достаточно!

– Она сумела подключиться без стимулятора, мы на верном…

– Идите к черту! – рявкнула доктор Эйсуле, и я вздрогнула. – Реталин! Ты приросла к этому сканеру?

Я поспешила натянуть комбинезон и подойти к ней.

– Вы за это ответите, – зловеще пробормотал Ланге и вышел.

– Отвечу, отвечу. Ольга!

Олли вздрогнула.