Страница 7 из 23
Франкон поднялся из-за стола и прошелся по покою, окидывая его взглядом ценителя красоты. Эта девушка, безусловно, выбрала самые благоустроенные строения старого Руанского дворца. Окна ее комнат выходили в тихий садик клуатра, где цвели примулы и ноготки и слышалось тихое журчание недавно починенного фонтана. Окна были двойными, образуя полукруглые ниши, разделенные, по романской традиции, посредине витой колонной. Над головой выгнутые арки складывались веерным сводом, а сочленения их были украшены ярким орнаментом. Дощатые полы покоев были тщательно выскоблены, бронзовые светильники умело расставлены, возле резных кресел лежали меховые коврики. Вся мебель украшена резьбой, будто оплетена тонким кружевом.
Взгляд Франкона остановился на нише в углу, где возвышался аналой из дорогих пород черного дерева, называемого эбеновым, над которым висело старинное распятье из потемневшего серебра. И одновременно с этим непременным атрибутом покоев христианки внимание епископа привлекли богатые языческие ковры, какими Эмма увесила стены своих апартаментов. Длинные, с цветной каймой, они украшали белые стены, и сейчас, при свете множества свечей, казалось, что фигуры воинов на них словно бы двигались. Воины были с выступающими бородами, круглыми щитами, ехали верхом и шли куда-то рядами – типичные викинги. А меж ними яркими красками выделялись языческие боги: крылатые девы-валькирии с мечами; Тор, вкладывающий руку в пасть волка; вороны Одина и, наконец, сам одноглазый владыка скандинавского Асгарда[12] на восьминогом коне.
Франкону стало не по себе, оттого, что жилище его духовной дочери украшают подобные языческие изображения. Он вернулся к Эмме.
– Итак, дитя мое, как ты относишься к завоевательным планам своего супруга?
Эмма коротко вздохнула, отрываясь от своих мыслей. Глядя на епископа, пожала плечами.
– Думаю, ваше преподобие, вопрос чисто риторический. Я сама была когда-то жертвой такого набега и не могу вспоминать о нем без содрогания. Однако вы понимаете, что Ролло вряд ли прислушается к моим словам, даже если я брошусь ему в ноги и начну молить, чтобы он остановился на достигнутом и повесил на стену меч.
Франкон плохо представлял, как эта горделивая красавица будет валяться в ногах Ролло.
– Дитя мое, ты не должна воспринимать все, что я тебе говорю, как глас трубы, зовущей к бою. Однако не забывай, девочка, что умная жена всегда найдет способ влиять на мужа, разыщет тропинку к сердцу избранника и добьется своего. И не в Совете воинов, где ее слабый голос никто не услышит, а там…
И Франкон указал перстом в сторону дубовой лестницы, ведущей наверх, в опочивальню.
Эмма смущенно опустила ресницы, поджала губы, скрывая невольную улыбку. Что мог знать о любви этот толстый одинокий старик, посвятивший себя Церкви и религии?!
– Я смирился с вашим языческим браком, – монотонным голосом спокойно продолжал Франкон, искоса поглядывая на тканое изображение Тора на ковре. – Но я знаю, как многого ты можешь добиться, Птичка. Ведь ты убрала со своего пути Снэфрид, женила на себе Ролло, ты поднялась от положения рабыни до законной правительницы. Теперь же, чтобы как-то оправдать греховность вашего союза, ты должна влиять на супруга, дабы он думал о мире и союзе с франками, а не о новом походе.
– Кажется, вы несколько преувеличиваете мои силы, преподобный отче. А что касается набегов Ролло на христиан… Безусловно, я сделаю все, что в моих скромных силах, однако учтут ли это правители франков, которые и по сей день стыдятся открыто объявить меня своей родственницей?
Последнюю фразу Эмма произнесла с нескрываемым раздражением.
Епископ стоял у большого камина с выступающим навесом вытяжки, огонь в котором был разведен не столько для тепла, сколько для освещения и аромата – от дров пахло ароматом яблоневого дерева. И когда Франкон повернулся спиной к пламени, лицо его оставалось в тени.
– Тебе не все известно, дитя мое. При христианских дворах часто говорят о тебе. Но учти, ты заняла место, какое Карл Простоватый прочил для своей дочери Гизелы. Ты же, хоть и его племянница, но все же дочь короля Эда из Робертинов, а меж Робертинами и Каролингами всегда существует скрытое, но сильное противостояние. Тем не менее, они готовы были бы признать тебя, если бы вы с Ролло обвенчались у церкви.
Эмма нетерпеливо и раздраженно передернула плечами.
– Ролло пойдет на это, когда родится наша дочь…
– А если будет сын?
Эмма тряхнула головой. От качнувшихся серег брызнули яркие искры.
– Будет девчонка. По всем приметам. Даже повитухи сказали.
Эмма весело хихикнула, на щеках заиграли шаловливые ямочки. Франкон, скрывая нетерпение, отсчитал несколько зерен на четках.
– Человеку свойственно предполагать, но располагает только Господь. Однако кто бы ни родился у вас с Роллоном, он должен быть окрещен по христианским обычаям. Хочет этого твой муж или нет!
– Я надеюсь, что так и будет, – неуверенно начала Эмма, но умолкла. Ролло не раз повторял ей, что если у него родится сын, он станет воином Одина.
– Вот, что нам надо обсудить, дитя мое. Когда подоспеет твое время, Роллон не должен знать об этом. Об этом первым должен узнать я. И тогда мы сделаем все, чтобы ребенок был окрещен. Роллону придется признать это уже как свершившийся факт.
Эмма смотрела на епископа в волнении, при этом положив тонкую ладонь на свой округлившийся живот.
– Это может разгневать конунга. Он не признает Христа. Даже его дети от франкских наложниц не крещены и носят языческие северные имена.
– Тем больший вес будет иметь твой ребенок, Эмма. А гнев Ролло… Люди боятся его, но не ты. И неужели тебя менее страшит возможность погубить душу вашего малыша, отдав его демонам северян? – И епископ указал в сторону Тора на ковре.
Эмма проследила за его жестом, но Франкон не дал ей опомниться и что-либо произнести.
– И тогда если Нормандия будет иметь наследника-христианина, ты сразу вырастешь в глазах своих соплеменников. Они признают тебя, и, кто знает, не предотвратит ли это начало новых набегов. А иначе… Вряд ли Ролло тебе это рассказывал, однако известно, что он ведет переговоры с норманнами с Луары. Среди которых, между прочим, есть и твои враги – Рагнар Датчанин и Снэфрид Лебяжьебелая.
Эмма вздрогнула. Даже сама мысль, что Ролло вновь встретится с прежней женой, приводила ее в неописуемый ужас. К тому же Эмма все еще ревновала к ней Ролло. И когда Франкон снял со стены распятье, она поклялась: да, она сделает все, что от нее потребуется, чтобы ее дитя было крещено в купели, она скроет от Ролло срок родов, она сразу же пошлет за Франконом, когда ощутит, что ее время пришло.
Той ночью Эмма долго не могла уснуть в своей широкой постели. Ролло отбыл по делам, он нередко не ставил ее в известность о своих планах, как и никогда не разговаривал с юной женой о ее предшественнице. И только от Франкона Эмма сегодня узнала, что Лебяжьебелая вместе со своим любовником Рагнаром возглавляет отряды викингов в землях Луары. Епископ даже поведал, что воинственную женщину видели после набега на Тур, где она гарцевала на коне среди руин города, и драгоценностей на ней было больше, чем на женщинах Каролингов. Для Эммы это означало одно: финская колдунья все еще в силе, у нее есть войска и золото, а значит она в случае воинственного союза северян, будет иметь вес в глазах Ролло.
Заснув лишь под утро, Эмма проспала дольше обычного. А проснувшись, ударила молоточком в посеребренный диск возле изголовья своей кровати.
По этому призыву госпожи немедленно являлись придворные дамы и служанки, рабы вносили обитую медью лохань с теплой водой. Нежась в приправленной душистыми травами лохани, Эмма выслушивала последние городские сплетни, дворцовые слухи, узнавала новости.
Ролло еще не вернулся; сварливая Виберга, беременная от брата Ролло, не встает из-за плохого самочувствия; в дальнем флигеле опять видели призрак, и служанки отказываются туда заходить. Эмма вздыхала. Ей давно следовало заняться ремонтом дальних построек, и тогда будет меньше нежилых помещений, где дворне мерещатся невесть что.
12
Асгард – небесный чертог, в котором обитают боги скандинавов.