Огненный омут

Самым невозмутимым и словно бы не реагирующим на происходящее казался сидевший подле Роберта аббат Далмаций, полусвященник, полувоин, хороший стратег, но плохой поп, человек невежественный, но обаятельный и неглупый. Недаром Робертин сделал его своим приближенным и доверил ему командование большинством своих вавассоров[24]. Сейчас Далмаций невозмутимо жевал изюм и даже дружелюбно подмигнул наблюдавшему за ним Франкону.

Наконец сзади послышался шелест одежды. Вернулась герцогиня Беатрисса, а за ней из полумрака появилась высокая женщина, которая двигалась так плавно, словно плыла. Ее длинная, почти до колен, пенула[25] была темного цвета, как у монахини, и это сходство усиливал большой серебряный крест на груди. Лицо почти скрывал капюшон. Приблизившись, женщина поклонилась епископу, взяла его руку в свои, приникнув губами к перстню.

– Отец мой, благословите.

Франкон вздрогнул. Он узнал этот низкий тягучий голос, скандинавский акцент, но все еще словно боялся поверить своей догадке. И когда женщина подняла к нему лицо, невольно перекрестился.

– О, святые угодник! Снэфрид?

Ошибиться было невозможно. Эти глаза – длинные, чуть раскосые, один блекло-голубой, другой – темный, как ночь… Да, перед ним, несомненно, была первая супруга язычника Роллона, та, кого в Нормандии все величали Белой Ведьмой.

Франкон еле перевел дыхание. Растерянно взглянул на Роберта, на Беатриссу, потом опять перевел взгляд на Снэфрид. Видел, как Лебяжьебелая медленно выпрямилась. Она стояла, сцепив тонкие белые пальцы, голова смиренно опущена. Снэфрид держалась, как христианка, но крест на ее груди казался епископу кощунством.

– Что означает сие?

Ответил герцог:

– Преподобный отче, позвольте представить вам госпожу Агату из Этампа, нашу подданную и верную союзницу.

Франкон все еще ничего не понимал и вздрогнул, когда Эбль из Пуатье громко расхохотался.

– Не правда ли, такую красавицу тяжело забыть, Франкон, какое бы имя она ни носила!

И он поведал епископу, как эта женщина, оставив войско викингов, явилась к нему, заявив, что готова принять крещение. После этого она испросила разрешения отбыть к герцогу Роберту, ибо имела к нему дело. Роберт принял ее милостиво и даже дал ей господский манс[26] с крепостными вблизи города Этампа, в самом центре своих владений. Она же, в свою очередь, поведала герцогу об основных местах стоянок язычников, указала все их слабые оборонительные места, что и дало возможность Роберту потеснить норманнов на Луаре.

Именно «дама из Этампа» предложила план похищения Эммы. Она поведала, как правитель Нормандии Роллон был готов едва ли не погибнуть в водах прилива под Сен-Мишелем ради спасения этой девушки. И уверяла, что так называемый конунг, не задумываясь последует за рыжей куда угодно. Так что франкам не составит труда заманить его в западню.

Во время этой речи Франкон внимательно вглядывался в Снэфрид, спокойную, невозмутимую, с лицом бледным и словно бы безучастным. Она была все еще красива, эта женщина, но даже при неровном свете факелов было заметно, что она постарела: деформировалась, словно измялась линия бледных губ, отяжелели линии шеи и подбородка, от крыльев носа пролегли вялые складки.

Время все-таки подчинило себе Белую Ведьму, и, видимо, чувствуя это, она решилась оставить своего нового возлюбленного Рагнара. А может считала, что он недостаточно могуществен, чтобы помочь ей отомстить Ролло. Ибо вряд ли такая женщина смириться с тем, что ее отвергли ради другой.

Все эти мысли с молниеносной быстротой проносились в голове Франкона, пока он краем уха ловил речь герцога о том, что эта женщина, в прошлом язычница и разбойница, ныне уверовала в учение Христа. Франкон ни на миг не допускал, что Снэфрид искренна в своей вере, не верил в ее показное смирение и напрямик осведомился, какое значение имеет новоявленная Агата из Этампа к плану похищения Эммы. При этом он заметил, как по устам финки при этом проскользнула недобрая улыбка.

– Есть у меня власть над этой рыжей, – тихо начала она. – И я обязуюсь заставить ее прийти куда угодно, если мой господин Роберт прикажет мне сделать это.

Герцог довольно кивнул.

– Агата из Этампа уже демонстрировала нам свои удивительные способности. Поэтому если вы сможете заставить Эмму с сыном на время уехать от Роллона – а встреча мощей Святого Адриана как раз прекрасный повод для этого, – то эта женщина вызовет ее туда, где ее будем ожидать я и мои люди. Мы отвезем Эмму и мальчишку в Шартр, куда, несомненно, последует и правитель языческих земель, как по зову сердца, так и для того, чтобы не быть осмеянным как человек, у которого похитили жену.

Франкон глядел в неподвижное лицо Снэфрид. Так вот за какую услугу она добилась земель от Роберта!

Епископ вдруг словно почувствовал, как за невозмутимостью Снэфрид клокочет огненная лава гнева и ярости, а между тем на ее лице не дрогнул ни один мускул. И он ясно осознал, что перед ним стоит само воплощение зла.

– Как нам расценивать ваше молчание, преподобный? – вывел Франкона оцепенения негромкий вопрошающий голос Роберта. Темные брови герцога сошлись к переносице.

И все же Франкон решился.

– Одно слово, мессиры. Всем известно, что эта… гм… Агата из Этампа имеет все основания недолюбливать Эмму. Готовы ли вы отдать ее жизнь и судьбу Гийома в руки отвергнутой жены Роллона? Кто знает, передаст ли она вам ту, на которую вы возлагаете такие надежды, или посчитает нужным свести счеты с соперницей сама?

Ги Анжуйский резко повернулся. Он впервые подал голос:

– Та, о ком вы говорите, подвергает свою душу куда большей погибели, живя в блуде с демоном Ру. Что же касается этой дамы… Я неотлучно буду при ней, дабы из рук в руки принять Эмму. К тому же…

– К тому же, – перебил его Роберт, – никто просто так не решится отказаться от поместья с усадьбой, лугом и виноградниками.

Франкон пожевал губами. Зная Снэфрид, он не очень верил в ее меркантильность, впрочем, когда не за горами старость… Но куда больше он верил в заботу об Эмме этого анжуйца.

И тогда он возвел очи горе.

– Да свершится воля Божья. Я готов помочь вам и удалить Эмму от Роллона.

Еще какое-то время он беседовал с ними, обговаривая подробности похищения. Франкон так и не заметил, когда удалилась Снэфрид. Она точно растаяла во мраке сводов.

И так же беззвучно она вновь появилась перед ним, когда в сопровождении Ги Анжуйского он вышел из усадьбы.

Ги только отошел к конюшням, чтобы привести мула и растолкать задремавших на сеновале охранников, как Франком оказался лицом к лицу с невесть откуда возникшей Снэфрид. Он отшатнулся, когда она сжала его локоть с неженской силой.

– Только попробуй что-то сорвать, колокольный страж, – произнесла она на своем языке, но так невозмутимо, словно вновь просила у него благословения.

Теперь это была прежняя Снэфрид. Еле различимая в полумраке, она показалась ему еще более жуткой. Франкону с трудом удалось удержать дрожь в голосе, когда он, потирая локоть, произнес:

– Ты все же дождалась своего часа, Снэфрид.

Уголки ее губ чуть приподнялись на совершенно неподвижном лице.

– Когда-то я поклялась, что отомщу. И мое время пришло. Нет, поп, я не хочу убивать их, но я не позволю этим двоим, которых ненавижу все сильнее, и далее наслаждаться своим счастьем. Я разобью им сердца. И эта рыжая узнает, каково это, когда он откажется от нее, уличив в предательстве. А если не откажется… Что ж, значит, он глупец, и я отомщу ему, лишив королевства, загнав в ловушку, отдав этим псам, которые считают себя христианами, но вмиг превратятся в волков, едва почувствуют запах его крови.

По спине Франкона прошел холодок от зазвучавшего в ее мелодичном голосе металла.

– Ты так уверена, что твоя месть свершится?

24

Вавассоры – служилые люди, наемники в войске сеньоров.

25

Пенула – накидка-пелерина с мягким капюшоном. Святых и Богоматерь в произведениях живописи обычно изображают облаченными в пенулу.

26

Манс – земельный надел с усадьбой.