Страница 61 из 152
Поездка с Горбачевым в Лондон, участие Яковлева в подготовке материалов идеологического совещания, его роль в тайных переговорах с Громыко — все это шло в актив будущему «архитектору перестройки».
Надо было только набраться терпения и дождаться своего часа.
«Его час» наступил летом 1985 года. Александр Николаевич Яковлев утвержден заведующим Отделом пропаганды ЦК КПСС. Спустя двенадцать лет он «со щитом» вернулся в тот самый десятый подъезд, откуда так бесславно был выдворен недоброжелателями.
Из дневниковых записей А. Черняева:
5 июля 1985 г.
Сашка Яковлев на сегодняшнем заседании ПБ сделан зав. Отделом пропаганды. «Реваншировал» он всех своих врагов… Особенный кукиш получился Демичеву. Звонил мне. Говорил о «сотрудничестве», даже просил помощи при начале — хитрит, льстит, потому что рад, а впрочем, и я тоже что-то сделал, чтобы справедливость в отношении него восторжествовала. Но дело ему предстоит ох! какое трудное[150].
Кстати, утвердили Яковлева на том заседании Политбюро без всяких проблем. И особенно активно поддерживал его кандидатуру министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко.
Десятый подъезд в комплексе зданий ЦК на Старой площади был хорошо знаком всем московским редакторам. Там располагался Отдел пропаганды. В отделе проходили собеседования с кандидатами на редакторские должности, туда приглашали провинившихся для внушений, там собирали нашего брата, чтобы мы выслушали из уст начальства установки насчет того, как освещать текущую жизнь согласно последним партийным директивам.
В десятый подъезд следовало являться с паспортом и партбилетом. На входе обычно и тот, и другой документы придирчиво проверяли прапорщики или офицеры, несшие службу по охране этого важного объекта. Потом ты на лифте поднимался на нужный этаж, шел по пустому коридору в нужный кабинет. Коридор почему-то всегда был пуст. Ковровая дорожка, оставшаяся, по-видимому, еще со сталинских времен, скрадывала звук шагов. У новичка вся эта казенная обстановка невольно вызывала робость, казалось, что вот сейчас откроется одна из дверей и оттуда выйдет сам Михаил Андреевич Суслов или Михаил Васильевич Зимянин, хотя, если честно, тот и другой занимали кабинеты в другом подъезде и другом здании — там, где сидели секретари ЦК.
А здесь самым главным был заведующий отделом. В ту пору, когда меня, аспиранта АОН при ЦК КПСС, затем главного редактора еженедельника «Собеседник», а впоследствии члена редколлегии «Правды», приглашали в десятый подъезд, отделом руководили Б. И. Стукалин, А. Н. Яковлев и сменивший его Ю. А. Скляров.
А зачем меня туда приглашали? В аспирантскую пору, когда работал над диссертацией об освещении войны в Афганистане западными СМИ (диссертация, естественно, была закрытой, под грифом «ДСП»), вызывали для того, чтобы привлечь к разного рода контрпропагандистским акциям, например написанию «Белой книги», обличающей американский империализм.
Летом 1985 года звонок из приемной заместителя заведующего отделом В. Н. Севрука: Владимир Николаевич приглашает вас на беседу.
Севрук курировал все СМИ, имел репутацию крутого государственника и партийного ортодокса. Его побаивались. Однако ко мне он, похоже, относился с симпатией, и тому была одна веская причина: я отработал год в Афганистане, удачно (как ему казалось) совмещая обязанности советника от ЦК ВЛКСМ и корреспондента «Комсомолки», а завершив эту долгую и непростую командировку, продолжал время от времени наведываться в Кабул и писать в газеты статьи, освещавшие то, что происходило в афганских горах. Севрук же буквально болел афганской темой, он был искренне убежден в правильности нашего военного вторжения в эту страну и фанатично верил в то, что наше присутствие поможет афганцам построить если не социализм, то что-то на него похожее. Иначе говоря, понятие «интернациональный долг» было для Владимира Николаевича не пустым звуком.
Забегая вперед, скажу, что судьба очень жестоко наказала партийного работника за это заблуждение. Его сын Сергей, фотокорреспондент АПН, во время одной из своих многочисленных командировок в Афганистан был тяжело контужен, перенес затем ряд сложных нейрохирургических операций и в итоге скончался, будучи совсем молодым. Севрук так и не смог оправиться после этого тяжелого удара, к концу 80-х он сильно сдал, был отправлен из ЦК в газету «Известия» на должность заместителя главного редактора, а после августовского путча и вовсе пропал, говорят, вернулся в свою родную Беларусь.
Но тогда, летом 85-го, он еще находился на самой вершине своего могущества. Я шел в десятый подъезд, даже не догадываясь о том, какой неожиданный разговор мне предстоит. До окончания аспирантуры оставался год, я был увлечен работой над диссертацией, днями напролет просиживал в «спецхране», анализируя статьи из западных газет и журналов, тексты перехваченных радиопередач. Заодно совершенствовал свой английский. Но, как вскоре выяснилось, у Севрука на меня были другие виды.
Зам. зав. Отделом пропаганды, едва я вошел в его похожий на пенал кабинет, поднял голову от заваленного бумагами и книгами стола и вместо приветствия ехидно спросил:
— Ну, как там учеба в академии? Уже всех секретарш перетрахал, или кто-то еще остался?
— Как можно? — Я сделал обиженное лицо. — Огромный объем работы. Лекции, семинары…
— …Практические занятия. Ты мне тут сказки не рассказывай. Не забывай, где находишься. Знаем мы, чем вы там занимаетесь. — Он смачно дожевал румяное яблоко, прицелился огрызком в меня, но передумал, бросил его в корзину и продолжил уже серьезно: — Тут у нас есть мнение. Хватит тебе штаны за партой протирать. Как ты отнесешься к тому, что мы тебя рекомендуем на пост главного редактора «Собеседника»?
Честно сказать, услышав это, я обомлел. Большого труда стоило не выдать своей радости. Первый в стране цветной еженедельник начал выходить совсем недавно, формально — как приложение к «Комсомолке», но это было вполне самостоятельное издание — со своей редакцией, помещением и тиражом почти в полтора миллиона экземпляров. Возглавить такую газету? Вот это сюрприз. Но как же с аспирантурой? Ведь еще год надо учиться, потом защищать диссертацию.
— А с академией мы договоримся, — прочитал мои мысли начальник. — Кандидатский минимум ты уже сдал. Диссертацию допишешь, как говорится, без отрыва от производства.
Если в этом здании говорили «мы тебя рекомендуем», это означало, что решение уже принято. Исходившие отсюда «рекомендации» никто не мог подвергнуть сомнению или, упаси бог, ослушаться их. Так что через неделю бюро ЦК ВЛКСМ утвердило меня редактором, и главный комсомольский секретарь приехал на Новослободскую улицу представлять нового шефа коллективу.
Так я вошел в число «номенклатурных работников» — им по должности полагались правительственная связь, черная «Волга» с двумя сменными водителями и еще целый ряд заметных привилегий. Но зато и работать пришлось, особенно на первых порах, без выходных, по пятнадцать часов в сутки. Потому что и главный редактор, и его команда планку изначально подняли очень высоко: сделать наш еженедельник самым читаемым, самым популярным среди молодежи.
Скорее всего, В. Н. Севрук уже скоро пожалел о своем кадровом решении. Потому что «Собеседник» слишком часто выбивался из того ряда газет, которые, по мнению зам. зав. отделом, были «правильными», отражали лично его точку зрения на то, какой должна быть перестройка, а за какие границы заходить нельзя. Мы же, поверившие в обновление, торопились навсегда покончить с формализмом, которым грешил комсомол, с показухой, казенщиной, мы поверили в то, что гласность и свобода — это отныне навсегда, что нет теперь закрытых тем, нет никаких запретов на правду.
Владимиру Николаевичу это далеко не всегда нравилось.
Он меня воспитывал: «Больше писать про наш советский образ жизни, основанный на марксизме-ленинизме, про то, что наша философия — это философия правды, а наш строй — самый передовой и прогрессивный».
150
Черняев А. Совместный исход: Дневник двух эпох, 1972–1991 гг. М.: РОССПЭН, 2008.