Страница 54 из 152
Другой академик, директор Института США и Канады Георгий Арбатов, много лет ходивший у Андропова в советниках (скорее, не по должности, а по обоюдным симпатиям), примерно тогда же написал Юрию Владимировичу записку, где выражал недоумение теми запретами, которые касались столичных театральных постановок, странными назначениями в ряде издательств и редакций (на руководящие посты приходили люди явно консервативных убеждений), а также попытками вернуть в лоно сталинского догматизма экономическую науку.
И как же Андропов отреагировал на это послание? Он грубо одернул своего многолетнего консультанта, дескать, не лезь не в свое дело, и надолго прекратил с ним всякие отно-шения.
Так или иначе, а та беспрецедентная атака на ИМЭМО кончилась тем, что в августе 1982 года директор института Николай Николаевич Иноземцев, фронтовик, ученый, член ЦК, скоропостижно скончался, не выдержав оскорбительных проверок, прямых угроз, репрессий в отношении своих подчиненных. Исполняющим обязанности директора был назначен его заместитель Владлен Аркадьевич Мартынов.
Академик Георгий Арбатов. [ТАСС]
Но даже и это не остановило комиссию по проверке деятельности Института мировой экономики и международных отношений. По ее результатам горком назначил партсобрание, которое грозило стать заключительным актом этого трагического спектакля, а по сути, означало бы окончательный разгром «гнезда ревизионистов».
Узнав о готовящемся партсобрании, Арбатов, как он рассказывает в своей книге, посовещался с Бовиным, и они вдвоем решили просить помощи у Брежнева. Генеральный секретарь был уже очень плох, жить ему оставалось два месяца, однако иногда он приезжал на ту цековскую дачу, где консультанты и помощники генсека готовили материалы к очередному пленуму. Там-то и состоялся разговор, в ходе которого Арбатов с Бовиным открыли глаза Леониду Ильичу на те безобразия, что ускорили смерть Иноземцева и продолжаются до сих пор, грозя уничтожить «мозговой центр» партии.
Выслушав их, Брежнев спросил:
— Кому звонить?
— Гришину, — ответили оба[131].
Генсек набрал номер телефона, имевшего громкую связь, поэтому разговор стал общим достоянием. Спросил у первого секретаря МГК КПСС, что за комиссию он там возглавляет и что за собрание планируется провести в ИМЭМО. Виктор Васильевич мгновенно сориентировался:
— Леонид Ильич, я первый раз слышу об этой комиссии, — сказал он своим глуховатым голосом. — И о партсобрании тоже ничего не знаю.
— Ну и хорошо, — примирительно ответил Брежнев. — Ты там все проверь, а мне потом доложишь. Николай Николаевич Иноземцев был верным ленинцем, много доброго сделал для нашей партии и нашего Советского государства, надо хранить память о нем.
— Не волнуйтесь, все сделаем, Леонид Ильич, — угодливо заверил первый секретарь МГК.
После этого гонения на академический институт стали затихать. В апреле 1983 года амнистировали Андрея Фадина и Павла Кудюкина. В конце мая того же года директором был назначен А. Н. Яковлев.
Ясно, что этому назначению тоже сопутствовала своя непростая история. Должность директора ИМЭМО открывала любому человеку путь к вершинам власти, он становился членом ЦК, депутатом, входил в руководящие органы Академии наук. Поэтому за открывшуюся вакансию развернулась нешуточная борьба.
Г. А. Арбатов вспоминает, что еще в октябре 1982 года он напросился на прием к Андропову, «чтобы обсудить вопрос о преемнике недавно умершего Иноземцева»[132].
Подробностей состоявшегося разговора Арбатов не раскрывает, но, можно предполагать, давно поднаторевший в номенклатурных делах Георгий Аркадьевич намекал секретарю ЦК на то, что он бы и сам справился с обязанностями директора такого солидного учреждения. Хотя в последующем Арбатов утверждал, что он тогда хлопотал за Яковлева. (С трудом в это верится — хотя бы потому, что Яковлев точно не ходил в друзьях у Арбатова и отзывался об академике довольно пренебрежительно.)
Были и другие варианты.
Почти десять месяцев в ЦК КПСС и Президиуме АН СССР решался вопрос о преемнике Иноземцева. Возможно, все это время там велась закулисная борьба влияний и кандидатов на этот престижный пост. У Президиума Академии наук, судя по всему, были свои кандидатуры, у отдела науки ЦК КПСС могли быть свои. Но окончательное право утверждения на номенклатурную должность директора ИМЭМО оставалось за Секретариатом и Политбюро. К маю 1983 г. из всех кандидатов остался один — Владлен Аркадьевич Мартынов, и. о. директора ИМЭМО. Мартынова поддержали и в Президиуме АН СССР, и в отделе науки ЦК КПСС. В результате именно он и был рекомендован на утверждение Секретариата ЦК КПСС[133].
И вдруг, совершенно неожиданно для всех, возникает кандидатура А. Н. Яковлева, и высшие цековские инстанции утверждают именно его.
Но так ли уж неожиданно?
Николай Алексеевич Косолапов тогда был старшим научным сотрудником этого института, и он хорошо помнит, как там гадали: кто же придет на смену Иноземцеву? Вот фрагмент моего разговора с ним:
— Драка за директорское место разгорелась нешуточная, причем участвовали в ней и люди малоприятные. Но наши самые умные аналитики вычислили заранее, что возглавит ИМЭМО, скорее всего, Яковлев. Он еще работал послом, а у нас уже предполагали, что именно Александр Николаевич придет к нам на должность директора.
Он не казался для нас чужаком, потому что еще до своего отъезда в Канаду был достаточно известен в научной среде.
— Во-первых, скажите, отчего в числе кандидатов были люди «малоприятные»? А во-вторых, объясните, как это вам удалось вычислить именно Яковлева?
— Институт был бельмом на глазу, он раздражал очень многих, его элементарно хотели разгромить, сделать с ним примерно то же самое, что сделали с Институтом социологии. Мы этого боялись. Что касается второго вопроса, то исходили из следующего. Яковлев отбыл послом два срока, его явно пора было менять. По своему прошлому он подходил под то, чем занимается институт. Высокий партийный статус. Опыт международной работы. Докторская степень. Среди прочих других наши «предсказатели» его имя называли первым.
А вычислил его сначала ныне покойный Владимир Израилевич Гантман, руководивший сектором теории и прогнозирования международных отношений (иногда его называли сектором ситуационного анализа). Я тоже работал в этом секторе. Вторым человеком, угадавшим Яковлева, был Олег Николаевич Быков, тогда заместитель директора института.
Кстати, выбор-то был невелик, не так много людей соответствовало тем требованиям, которые предъявлялись к должности руководителя ИМЭМО[134].
По словам Николая Косолапова, который спустя три года станет помощником Александра Николаевича в ЦК, появившись на Профсоюзной улице, Яковлев не стал устраивать там никаких революций. Единственное, что он сделал, познакомившись со структурой института, так это преобразовал ряд отделов в исследовательские центры и ликвидировал тот самый «военный» отдел. Это встретило понимание старожилов, а созданные тогда центры, кстати, существуют в ИМЭМО по сию пору.
«По сравнению с Иноземцевым, конечно, был контраст, — сказал мне о новом директоре Косолапов. — Но контраст скорее стилистический, чем содержательный»[135].
Александр Николаевич на первых же встречах с коллективом дал понять, что намерен сохранить все лучшие традиции, накопленные здесь за предшествующие годы, сберечь атмосферу творческого поиска, свободной мысли. Да и коллектив, кажется, был доволен. С появлением нового директора ученые связывали конец смутных времен, возвращение к нормальной работе. Все знали, что кандидатуру Александра Николаевича внес для утверждения на Секретариате второй человек в ЦК — Михаил Сергеевич Горбачев. А это значит, что у нового директора есть кредит доверия, этот нас в обиду не даст.
131
Арбатов Г. Ястребы и голуби холодной войны. М.: Алгоритм, 2009.
132
Там же.
133
Черкасов П. ИМЭМО.
134
Косолапов Н. А., интервью автору.
135
Там же.