Страница 53 из 152
Кто-то грешит на главу КГБ Ю. В. Андропова, ведь в задачи этого ведомства, кроме всего прочего, входили надзор за чистотой идеологической науки, искоренение любых зачатков инакомыслия.
Зимянин видел в Иноземцеве соперника, который вполне мог занять должность главного партийного идеолога. Гришин никогда не упускал возможность приструнить «распоясавшихся интеллигентов». Ну, а что касается Андропова, то сотрудникам его «конторы» везде виделись шпионы и предатели.
Виктор Васильевич Гришин, первый секретарь МГК КПСС. [ТАСС]
Как бы там ни было, а первый тревожный звонок прозвенел, когда заместитель директора ИМЭМО по общим вопросам В. А. Пухов вдруг был вызван «на ковер» к председателю Комитета партийного контроля А. Я. Пельше. Главный партийный контролер, призванный строго следить за моральным обликом номенклатуры, не стал ходить вокруг до около, а сразу перешел к делу. Пояснил, что его интересует не сам Пухов, а те хозяйственные и финансовые нарушения, которые имели место в институте, факты расхищения социалистической собственности и другие злоупотребления со стороны руководства. После чего заместителя директора усадили в одной из комнат, дали стопку бумаги и велели написать «чистосердечное признание».
Но поскольку признаваться Пухову было не в чем, то он оставил эти листы девственно белыми и спустя несколько часов был отпущен восвояси.
Через несколько дней им и главным инженером ИМЭМО заинтересовались сотрудники Севастопольского райотдела милиции Москвы, которые без конца вызывали их на допрос, выбивая показания против директора института, якобы незаконно вывезшего на свою дачу списанную финскую мебель. В отношении Пухова завели уголовное дело, его самого арестовали, затем выпустили под подписку о невыезде.
Кончилось все тем, что дело закрыли за отсутствием состава преступления. Тем не менее тень на репутацию Иноземцева была брошена, сам Николай Николаевич глубоко переживал эту явную несправедливость, проявленную в отношении его подчиненных, понимая, что удар был направлен именно против него.
Но, как вскоре выяснилось, это были только «цветочки». А вскоре последовали и «ягодки».
6 апреля 1982 года офицеры Комитета государственной безопасности арестовали двух молодых ученых ИМЭМО — Андрея Фадина и Павла Кудюкина. Их обвинили в антисоветской деятельности и поместили в Лефортовскую тюрьму, а уже через день после ареста председатель КГБ Ю. В. Андропов излагал на Политбюро свою версию прегрешений научных сотрудников. Вот что он говорил (цитируем по «Рабочей записи» закрытого заседания ПБ от 8 апреля 1982 года):
На закрытом заседании Политбюро тов. Андропов Ю. В. проинформировал о положении с кадрами в Институте мировой экономики и международных отношений. Он доложил, что в результате тщательной проверки были получены сигналы об антисоветских настроениях научных сотрудников этого института Фадина Андрея Васильевича и Кудюкина Павла Михайловича — оба 1953 года рождения. При проверке эти сведения получили полное подтверждение.
Из добытых по делу материалов установлено, что антисоветская деятельность этих лиц носит организованный характер и что они вовлекли в свою группу ряд других ведущих враждебную работу лиц — Кагарлицкого, Зайченко, Хавкина и других.
Фадин, Кудюкин и др. стремятся теоретически обосновать пути замены существующего в СССР строя так называемым «демократическим социализмом в интересах всех трудящихся». В вопросах практической деятельности группа ставит задачу объединения разрозненных групп в единую организацию и обеспечения широкой связи с массами как в стране, так и за рубежом[129].
Обратим внимание на последний абзац: Фадин и Кудюкин хотели видеть в СССР «демократический социализм в интересах всех трудящихся». За это и пострадали. Точно такой же «социализм», кстати говоря, хотели видеть и все другие доктора наук, члены-корреспонденты и академики ИМЭМО, но они «играли по правилам», не подставляли институт, а эти два несмышленыша засветились перед «органами». Оказывается, комитетчики вели их еще со студенческой скамьи, подозревая в нелояльном отношении к существующему строю. И не просто вели, а разрабатывали, что означало — целенаправленно продвигали молодых людей в сторону ареста.
Завершая свое гневное выступление на закрытом заседании Политбюро, Андропов пообещал, что КГБ в ближайшее время приступит к реализации дела и привлечению к уголовной ответственности наиболее активных граждан, а по остальным проведет соответствующую профилактическую работу.
Юрий Владимирович в мае того же 1982 года перешел на работу в ЦК, став там вторым лицом после Брежнева. А сменивший его на Лубянке В. Федорчук рьяно продолжил инициативу шефа, причем сделал это в самых «лучших» традициях своего ведомства. В письме, которое он 28 июня того же года направил в ЦК КПСС, говорилось, что антисоветские взгляды задержанных Кудюкина и Фадина были хорошо известны широкому кругу сотрудников ИМЭМО, иначе говоря, ученые института разделяли эти взгляды. Они, эти ученые, проявляли отсутствие политической бдительности, беспринципность, а руководство института допустило существенные просчеты в подборе кадров, воспитательной работе, низкую требовательность к сотрудникам.
Короче говоря, частный случай «проявления антисоветских настроений» было решено раздуть в крупное политическое дело, разоблачить самый настоящий заговор против власти.
И началось…
Через месяц в здание института на Профсоюзной улице явилась с проверкой комиссия из представителей ЦК, МГК, райкома КПСС и управления КГБ по Москве и Московской области. Возглавил эту комиссию как раз Виктор Васильевич Гришин — глава столичной парторганизации, а вошел в нее еще и секретарь ЦК Михаил Васильевич Зимянин.
Наверное, ни одно научное учреждение в СССР при проверке не удостаивалось столь высокой чести: проверку проводили член Политбюро, секретарь ЦК и куча полковников Лубянки.
Еще интересно то, что проверяющие вначале не стали беседовать с директором института академиком Иноземцевым или секретарем парткома Шенаевым, а приступили к опросу ведущих сотрудников, поиску компромата на руководство, это напоминало настоящую «охоту на ведьм».
Они старательно выискивали крамолу в опубликованных и подготовленных к изданию трудах, изучали планы научно-исследовательских работ, допрашивали интересующих их сотрудников Института.
Особо пристальное внимание уделялось кадрам: выявляли «неблагонадежных», выясняли, кто и каким образом попал в ИМЭМО, за кем имелись идеологические и иные прегрешения, и с повышенным вниманием интересовались — каков процент евреев на руководящих постах (зав. секторами и зав. отделами) и в общем списке сотрудников Института… С пристрастием допрашивались члены Дирекции…[130]
Дошла очередь и до Иноземцева — у него с пристрастием допытывались, отчего институт ослабил теоретические разработки марксистско-ленинской политэкономии, почему слабо разоблачается американский империализм. Член ЦК КПСС Иноземцев оправдывался: «Выбор приоритетов научных исследований диктуется не прихотями отдельных партработников, а интересами государства».
Дважды он обращался за защитой к Андропову. Тот в итоге позвонил: «Ты не волнуйся. Мы все решим».
Но «решать» не спешил. Запущенная машина комплексной проверки продолжала работать: выявленных «нелояльных» или недостаточно бдительных ученых понижали в должности, увольняли, наказывали по административной и партийной линиям, заставляли публично каяться, делали «невыездными».
С участием во всей этой эпопее Андропова многое не ясно. Возможно, наезд на ИМЭМО совпал с его собственными планами навести порядок на идеологическом фронте, прикрутить гайки, напомнить интеллигенции, кто «в лавке хозяин».
129
Секретный протокол заседания Политбюро ЦК КПСС от 8 апреля 1982 г. [Электронный ресурс]. URL: https://www.sd-inform.org/nasha-ideologija/programnye-dokumenty-i-deklaraci/istoricheskie-dokumenty/sekretnyi-protokol-zasedanija-politbyuro-ck-kps-ot-8-04-1982g.html (дата обращения: 20.12.2022).
130
Черкасов П. ИМЭМО.