Страница 4 из 152
Но в итоге и сам оказался в газете — только в областной, партийной, под названием «Северный рабочий». Его туда пригласил редактор Иван Лопатин, которому понравилась принципиальная позиция инструктора обкома по вопросу о т. н. социалистическом соревновании.
Это «соревнование» в течение нескольких десятилетий оставалось одним из трендов партийной жизни. Соревноваться должны были все: доярки — у кого больше надои молока, шахтеры — кто больше нарубит угля, лесорубы, рыбаки, речники, токари, пекари… На самом деле никакого соревнования, конечно, не было, оно существовало исключительно на бумаге, в отчетах. Это и обнаружил молодой инструктор обкома Яковлев, когда его командировали в один из районов Ярославской области. Вернувшись, он так и написал в своем отчете: социалистическое соревнование в данном районе на бумаге есть, однако ни одного соревнующегося в реальной жизни нет. Более того, и на бюро обкома он это озвучил, что очень не понравилось старшим товарищам, давно привыкшим к подобным лукавствам. Яковлева призвали не терять связи с низовыми партийными организациями, глубже заглядывать в их повседневную жизнь, где, конечно, по полной программе развернуто соревнование.
Выписка из зачетной ведомости А. Н. Яковлева. 18 апреля 1947. [ГА РФ]
Партчиновники выступление молодого инструктора осудили, а вот редактор «Северного рабочего», напротив, отнесся к нему как здравый и честный человек. Он попросил Яковлева написать о липовом соревновании статью в газету, а после ее опубликования пригласил автора в штат редакции. Так Александр на следующие два года стал журналистом — заведующим Отделом пропаганды марксизма-ленинизма.
По тем временам такой отдел в партийной газете, конечно, был одним из самых главных, а его руководитель автоматически становился редакционным начальником «первого ряда», замыкавшимся на аналогичный отдел или сектор обкома КПСС.
Александр Николаевич, вспоминая то время, пишет, что это были полезные годы, насыщенные поездками по районам, знакомствами с разными людьми, их проблемами… Пишет, что публиковал в газете свои очерки, рецензии на кинофильмы, передовицы… Пишет, что частенько выпивали — то зарплата, то гонорар…
По поводу выпивки — это чистая правда, в редакционных коллективах тех лет — хоть провинциальных, хоть столичных — редкий день обходился без коллективных застолий. И не только потому, что «зарплата и гонорар». Выпивали словно бы по сложившейся издавна привычке, потому что так заведено, потому что «мы, журналисты, — люди свободные, творческие и никто нам не указ». Но ведь и в других коллективах тоже пили. Выпивали рабочие после заводской смены. Выпивали врачи — даром, что ли, спирт всегда под рукой и бесплатно. Выпивали конструкторы и инженеры в секретных «почтовых ящиках» (так тогда именовали в народе закрытые предприятия ВПК). В армии крепко дружили с алкоголем. Там, в наших славных вооруженных силах, смертность среди солдатиков была запредельно высокой, а все потому, что они употребляли спиртосодержащие жидкости типа тосола, фактически добровольно глотали яд.
Можно сказать: выпивка на рабочем месте была частью советского образа жизни.
Вышестоящие партийные комитеты, конечно, знали, что в газетах пьют, но смотрели на это сквозь пальцы, а те, кому следовало, копили на особо пьющих компромат — небось когда-нибудь пригодится.
Диплом А. Н. Яковлева об окончании Ярославского государственного педагогического института им. К. Д. Ушинского. 18 апреля 1947. [ГА РФ]
Архивы не сохранили «очерков и рецензий» за подписью Яковлева, зато сохранили написанные им передовицы и отчеты с разного рода партийных сборищ. Судя по их заголовкам, это были на редкость скучные, банальные тексты, абсолютно выхолощенные, лишенные жизни.
Вот эти заголовки:
«Под знаменем Ленина, под водительством Сталина», «Организованно закончить учебный год в сети политпросвещения», «Политическая учеба коммунистов», «Гениальное сталинское произведение», «Командирам производства — экономические знания», «Партийный кабинет», «Выше качество лекционной пропаганды», «Выше уровень партийной учебы». И так далее, и тому подобное…
«Статьи своего времени, ничего не скажешь, — вздыхает Яковлев, вспоминая это „творчество“. — Серые, как солдатское сукно, они не выходили за рамки официальных норм, были просто „правильными“, а часто — халтурными»[1].
Справка о работе А. Н. Яковлева старшим преподавателем в Ярославском государственном педагогическом институте. 14 ноября 1947. [Из личного архива А. Н. Яковлева]
Из таких вот «халтурных» статей и состояли на восемьдесят процентов полосы тогдашних газет.
Но и школу хорошую он прошел в редакции «Северного рабочего». Хорошую — для дальнейшей карьеры в разных партийных инстанциях, где требовалось быстро соображать, уметь грамотно излагать мысли (иногда свои, но чаще — начальственные), быть в меру циничным и исполнительным. Про цинизм он так написал: «Все это чувствовали, но никто не знал, как можно сделать по-другому. Да и не думали об этом»[2].
Статьи молодого журналиста Александра Яковлева в областной газете «Северный рабочий» (Ярославль). [ГА РФ]
Отдушиной для Александра были попытки сочинять короткие рассказы или этюды — как правило, их сюжеты подсказывала сама жизнь: сделанные во время командировок наблюдения, записанные разговоры с людьми.
Вот один из таких этюдов, при всем своем художественном несовершенстве, он как раз показывает, что душа автора не зачерствела от бесконечного изготовления партийных агиток, употребления пустых и банальных слов.
В учительской было шумно. Одни заканчивали последние приготовления к уроку, другие делились впечатлениями, рассказывали то раздраженно, то весело о поступках ребят.
— Подумайте только, он весь урок вертелся, не слушал и все как-то ехидно улыбался во время моего объяснения. Пришлось выгнать с урока, — говорила средних лет учительница, перебирая тетради и быстро засовывая их в портфель. Длинный нос учительницы горел возмущением.
— Невозможно работать. Дети не педагогичны. Все уважение потеряли, — отрывисто выкрикивал учитель математики, писклявый голос которого плохо вязался с его довольно округлой фигурой, низким ростом и румяным лицом.
— Нет, прежде было не то. Ученики боялись учителей, уважали, — ворковала старая учительница, с трудом открывавшая потухшие глаза. — Вот я недавно так устала, что не могла просидеть на уроке. Пока ученики делали задание, я и вздремнула. И что вы думаете, открыла глаза, нет учеников, ушли. Безобразие. Нет, прежде такого не было.
В это время у дверей учительской стоял мальчишка лет двенадцати-тринадцати, понурив голову и быстро перебирая пуговицы серенького пиджачка. Молодая учительница, видимо классный руководитель, строго вопрошала:
— Чем ты вчера занимался? Почему на уроке не был?
Ученик молчал.
— Я тебя спрашиваю или нет? Будешь ты отвечать или нет? Говори, почему на уроках не был? Молчишь, лентяй! Прогульщик, — добавила учительница, отвернувшись, и бросила:
— Можешь идти домой, пока не скажешь, на уроки не пущу.
— Я братишку в больницу водил, — вдруг сказал мальчишка.
— А мать где же?
— Она тоже болеет.
— Врет он! Слушайте его! Сразу видно, что выдумывает! Как врать научились! — нервно выкрикнула рыжеволосая, растрепанная дама, лет 45, с ярко накрашенными губами и в длинном платье.
Мальчишка вскинул голову, удивленно посмотрел на говорившую и сказал спокойно и тихо:
— А вы меня врать еще не учили.
Затем повернулся и вышел из учительской. Из окна было видно, как он, снова опустив голову, медленно шел по улице. Мне показалось, что мальчик плачет.
— Вот смотрите!
— Вот как отвечать стали.
— Не место в школе таким.
— Пора дисциплину наводить.
— Довольно! Все только с учителя да с учителя!
Эти возгласы раздавались то в одном, то в другом углу учительской. Шумное возмущение было прервано звонком. Учителя, перебрасываясь отрывистыми фразами, расходились на уроки.
В следующую перемену завуч школы, бывшая свидетелем этого маленького события, как только учителя собрались, сказала им:
— Между прочим, товарищи, мальчик не лгал. Мать у него действительно больна и братишка тоже. Отец-то у них погиб на фронте. Вот он и ходил с братишкой в поликлинику. Пионервожатая сейчас пришла от них и рассказала. Вам бы, Мария Петровна, надо сходить к ним, — сказала завуч, обращаясь к учительнице, которая беседовала со школьником.
В учительской воцарилась неловкая тишина. У всех появилось дело, и было слышно, как скрипит перо, которым что-то усердно писал математик.
1
Яковлев А. Омут памяти. М.: Вагриус, 2000.
2
Там же.
3
ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 463.