Страница 20 из 152
Интересны наблюдения, сделанные в те дни Яковлевым в кулуарах ЦК. Узнав о смещении Хрущева и воцарении Брежнева, чиновный народ пришел в страшное возбуждение. Всем было ясно, что новый начальник станет формировать свою команду, что аппарат ждет крупная перетряска. Любыми путями старались напомнить о себе помощникам первого секретаря, всячески костерили Никиту Сергеевича, а кое-кто даже публично объявил себя «жертвой» недавнего вождя.
Когда Александров-Агентов и Яковлев стали работать над речью Брежнева, которую тот должен был произнести в ходе торжественной встречи с героями космоса, в кабинете помощника, не переставая, звонил телефон. Это другие секретари ЦК, узнав о поручении, выказывали желание тоже поучаствовать в составлении приветствия, предлагали свои варианты выступления. Желчный Андрей Михайлович кривился: «Забегали. Боятся за свою карьеру».
С готовым текстом пришли в кабинет нового руководителя партии.
Встретил нас улыбающийся, добродушный с виду человек, наши поздравления принял восторженно. Александров зачитал текст. Брежнев слушал молча, без конца курил, потом сказал, что эта речь — его первое официальное выступление в качестве первого секретаря, он придает ей особое значение. По своему стилю она должна отличаться от «болтливой манеры» Хрущева, содержать новые оценки. Какие именно, он сам не знал, да и мы тоже не очень представляли политическую суть событий и перспективы, связанные с новым октябрьским переворотом[38].
Это было типично для уровня тех партийных руководителей — ставить своим помощникам задачу в столь расплывчатых выражениях: «новые подходы», «принципиальные оценки», «ближе к народу»…
Потому-то и ценились на Старой площади те, кто лишних вопросов не задавал, а умел интуитивно уловить сигналы, исходящие от вождей, угадать то, что им нужно. Иногда это напоминало фокус прохождения по лезвию бритвы.
Перемены, начавшиеся в ЦК, коснулись и отдела, в котором работал Александр Николаевич. Заведующим с должности главного редактора «Известий» пришел Владимир Ильич Степаков. Секретарем ЦК по идеологии еще раньше стал Петр Нилович Демичев. Теперь следовало ориентироваться на них, выполнять указания и капризы этих функционеров, чьи биографии мало отличались от анкетных данных самого Яковлева.
Со Степаковым он, кажется, нашел общий язык, во всяком случае не сохранилось никаких свидетельств об имевшихся между ними разногласиях или крупных спорах. Более того, именно новый зав. отделом вскоре рекомендовал Яковлева на должность своего первого заместителя, и в 1965 году тот эту ступеньку занял, сразу приобретя куда большие возможности влиять на партийно-советскую идеологию.
Владимир Ильич Степаков, советский партийный деятель, дипломат, доктор исторических наук. [ТАСС]
В своих воспоминаниях, опубликованных спустя тридцать лет, Александр Николаевич писал, что уже тогда испытывал чувство неловкости перед своими товарищами, постоянно спрашивал себя: а тем ли делом ему следует заниматься? Но тут сразу возникает вопрос: перед какими товарищами ему было неловко? Вокруг были точно такие же, как он, партийные чиновники — в одинаковых темных костюмах, одинаковых белых рубашках, обутые в одинаковые ботинки фабрики «Скороход», составлявшие одинаковые бумаги и никогда не позволявшие в своем кругу никаких (боже упаси!) крамольных высказываний. И каким еще делом мог заниматься человек, который с юных лет знал, по сути, только одну профессию и овладел этой профессией, можно сказать, виртуозно?
Стихотворение А. Н. Яковлева. Июнь — август 1964. [ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 466]
В чужую душу не заглянешь. Возможно, он и впрямь испытывал тогда определенное недовольство. Возможно, оно было вызвано разрывом между его должностью и его потенциалом, он к тому времени уже давно убедился, что не боги горшки обжигают, что его руководители, за редким исключением, — люди малограмотные, не читавшие ни Маркса, ни Ленина, откровенные карьеристы, хорошо владевшие искусством интриг, умевшие угождать тем, кто стоит выше, и не испытывавшие мук совести, если требовалось словчить, выдать черное за белое, предать коллегу.
В личном архиве Александра Николаевича сохранилось написанное им летом 1964 года стихотворение. Оно, видимо, отражает то настроение, которое овладело сорокалетним партийным работником. Приведу его с соблюдением авторской пунктуации:
Можно только строить догадки, отчего «злой мрак в душе, на сердце стужа». Ведь внешне все у него шло хорошо. Ему ли было жаловаться на жестокость и несправедливость судьбы?
Воспользовавшись тем, что Степаков вскоре заболел и, как его первый зам, он остался за руководителя, Александр Николаевич сумел изменить название отдела, в котором еще со сталинских времен присутствовало слово «агитация». Отдел официально назывался — пропаганды и агитации. Но когда началась очередная реорганизация аппарата, Яковлев в направленной за его подписью записке о структуре и штатном расписании намеренно опустил это слово. Исходил из того, что никакой агитации и никаких агитаторов он в глаза не видел, все это давно стало атавизмом. Как ни странно, наверху никто не заметил этой мелкой шалости, так с тех пор название и осталось — Отдел пропаганды ЦК КПСС. Хотя на местах, в центральных комитетах республик, обкомах и крайкомах партии, идеологические отделы продолжали называть по-старому.
Яковлев жаловался в мемуарах: ложь пронизывала всю систему насквозь, он был вынужден участвовать в спектаклях театра абсурда, советская власть, по его мнению, была коррумпирована сверху донизу, всюду господствовали стандарты двойной морали, господствовало лицемерие.
Он избегает подробностей, но, судя по другим источникам, тоже подписывал всякие, мягко говоря, недемократические документы, например связанные с репрессиями против диссидентов, запретами на публикации произведений, не отвечавших принципам партийности.
Об этом, в частности, пишет Г. И. Куницын, занимавший в те годы на Старой площади те же должности, что и Яковлев, только в параллельном Отделе культуры: зам. зав., и. о. заведующего. Ему, Куницыну, на Агитпроп (читай — на Яковлева) жаловался главный редактор «Нового мира» Александр Твардовский: «С муками на лице он говорил мне об Агитпропе, при возникновении запретов выступавшем всегда на стороне Главлита, но никогда не „Нового мира“. Никогда — на стороне Твардовского. Никогда…»
38
Яковлев А. Омут памяти.
39
ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 466.