Страница 16 из 152
— А ты обратись к Дмитрию Федоровичу Устинову, он мужик с пониманием, что-нибудь посоветует.
Устинов в ЦК ведал вопросами, связанными с ВПК и вооруженными силами. Как раз незадолго до этого Александр Николаевич готовил для него доклад по поводу очередного партийного праздника, Устинов доклад с трибуны озвучил и удостоился похвалы от Хрущева. Поэтому сейчас принял заведующего сектором благосклонно. Но смета и ему показалась неподъемной, такую не утвердят.
— Вы вот что сделайте, — сказал будущий министр обороны, поднаторевший в вопросах выбивания денег на нужды военно-промышленного комплекса. — Подготовьте проект общего решения Президиума ЦК, без деталей, однако с поручением Совмину рассмотреть этот вопрос и внести предложения в ЦК. Совет министров имеет право самостоятельно, без разрешения Инстанции, израсходовать на новое строительство до 50 миллионов рублей. Главное — начать.
Главный оборонщик СССР, что с ним редко бывало, улыбнулся, прощаясь с Яковлевым. И чтобы его окончательно приободрить, сказал:
— А с Косыгиным я договорюсь.
Вот так, если верить самому Александру Николаевичу, и началась грандиозная стройка на месте деревушки Останкино. Уже через несколько лет здесь появилась самая высокая в Европе телебашня, рядом — современный телевизионный комплекс.
В свой актив он записал тогда и возникновение программы «Маяк» на Всесоюзном радио — это была первая информационно-музыкальная передача в Советском Союзе, которая транслировалась круглосуточно и пользовалась громадной популярностью.
Идея тоже вначале не получила одобрения у начальства, показалась слишком революционной. Сам Михаил Андреевич Суслов встретил ее в штыки, сославшись на мнение ветеранов партии. «Это мы что же, у буржуев будем опыт перенимать?» — якобы проворчал «серый кардинал», познакомившись с предложениями сектора.
Ильичев — тот был «за», а потому посоветовал Яковлеву искать дополнительные аргументы в пользу идеи.
В те годы непреходящей головной болью для советских партийных идеологов стали «радиоголоса», то есть вещание на русском языке западных станций — их было несколько: «Голос Америки», «Би-би-си», «Немецкая волна», «Свобода», «Радио Ватикана», «Голос Израиля»… Вещание велось в диапазоне коротких волн, то есть при желании враждебные для советской власти передачи можно было слушать на всей территории СССР. Был бы приемник и хорошая антенна.
Борьбу с этим коварством врага поручили Министерству связи, которое разместило рядом с крупными городами мощные станции, создававшие помехи для прослушивания «голосов». Их было больше тысячи — денег на это не жалели. В Москве подобные «глушилки» располагались прямо на здании Политехнического музея, то есть напротив ЦК КПСС, и на Кутузовском проспекте, где жили почти все руководители партии и государства. Яковлев, давно убежденный в том, что дело это хоть и дорогостоящее, но абсолютно бессмысленное, поручил одному из технических работников своего сектора сделать замеры прохождения радиосигналов в центре города и других районах. Как он и предполагал, результаты оказались обескураживающими. Глушение вражеских голосов только в отчетах Минсвязи приносило какую-то пользу. На деле же сквозь вой и треск «глушилок» можно было разобрать почти все нацеленные на советского слушателя «клеветнические передачи».
А что, если предложить глушить «иностранных злодеев» «Маяком»? Убить, так сказать, двух зайцев сразу. Я доложил об этом Ильичеву. Тот улыбнулся, понимая, что предложение лукавое, толку будет мало, но пообещал, что доложит Хрущеву. Через несколько дней Леонид Федорович пригласил меня и сказал, что Хрущеву идея понравилась…[34]
Теперь оставалось заполучить в союзники руководителей Телерадиокомитета. Его председатель М. А. Харламов был против, что и высказал на открытом партийном собрании, где рассматривался вопрос о музыкально-информационном канале. Но все же коммунисты большинством голосов проголосовали за инициативу Яковлева.
На другой день обоих — главу комитета и заведующего сектором — распекал секретарь ЦК Ильичев:
— Зачем вы публично обнажили свои противоречивые взгляды на развитие радиовещания?
Но оба «провинившихся» уже хорошо понимали, чья взяла. И спустя какое-то время радиостанция «Маяк» вышла в эфир, ее позывные стали вскоре такой же привычной деталью советской жизни, как исполнение государственного гимна на «первой кнопке».
Разумеется, этот «Маяк» никоим образом не мог даже в малой степени повлиять на степень глушения враждебных «радиоголосов». Зато он выполнил другую, куда более важную для советской пропаганды миссию, став источником информации для миллионов людей. Сам радиоэфир с появлением «Маяка» качнулся от привычной кондовости в сторону человека, его реальной потребности слышать не бессмысленные идеологические штампы, а изложенные живым языком новости экономики, политики, науки, культуры, спорта.
Было какое-то не очень продолжительное время в середине 60-х, когда степень глушения западных станций ослабла. Но в 1968 году, под влиянием событий Пражской весны, Комитет госбезопасности вновь настоял на том, чтобы помехи в эфире возобновились в прежнем объеме. Сектор радио и телевидения об этом решении в известность не поставили, впрочем, как и руководителей Отдела пропаганды — тоже. Возглавивший КГБ Юрий Андропов счел это прерогативой своего ведомства.
Примерно в те же годы на слуху появилась фамилия Солженицына, сначала о писателе заговорили в связи с его рассказом «Один день Ивана Денисовича» (в журнальном варианте произведение назвали повестью). В начале 1962 года этот рассказ под названием «Щ-854. Один день одного зэка» широко гулял по Москве в машинописных копиях, сильно тревожа тем самым чекистов.
Сначала автор отправил текст в «Новый мир» Александра Твардовского, и тот сразу оценил всю важность рукописи, ее «взрывной» характер. Твардовский передал рассказ Лебедеву, помощнику первого секретаря ЦК КПСС. Никита Сергеевич был не большой книгочей, но тут так совпали звезды, что он поверил своему помощнику, попросил его прочесть рукопись вслух, эта читка происходила в хрущевском особняке на Ленинских горах. Начал Лебедев, а заканчивала чтение вслух Нина Петровна, супруга Хрущева.
И глава партии чуть ли не в тот же день распорядился готовить произведение никому неизвестного Солженицына к публикации в «Новом мире». Хрущев, когда принимал какое-то важное, на его взгляд, решение, шел напролом, мнения соратников его мало волновали, хотя соратники, как видел Яковлев, за редким исключением, не спешили петь осанну «Ивану Денисовичу». Более того, когда по распоряжению Никиты Сергеевича текст был размножен в количестве двух десятков экземпляров и разослан для ознакомления руководителям ЦК, многие из них высказали серьезные замечания по содержанию. Если отжать из этих замечаний всю воду, то суть сводилась к тому, что автор сгущает краски, льет воду на мельницу наших врагов, клевещет на советский строй.
Примерно те же обвинения посыпались в адрес Солженицына, его работы и журнала «Новый мир», когда осенью 1962 года повесть была опубликована. Интеллигенция, думающие люди, те, кто поверил ХХ съезду партии, приняли публикацию восторженно. Номер журнала было не найти — его зачитывали до дыр. Такая же участь постигла выпуск «Роман-газеты» и книжный вариант «Ивана Денисовича». Казалось, издай эту повесть даже многомиллионным тиражом, все равно она оставалась бы дефицитной.
Александр Николаевич Яковлев в будущем станет достаточно последовательным критиком некоторых идей Солженицына. Но в то далекое время он понимал всю важность подобных произведений для окончательного прощания с культом Сталина, разоблачения преступлений прежнего режима, ликвидации его трагических последствий для страны.
На Хрущева все сильнее давили соратники: пора кончать с очернением нашего славного прошлого, надо окоротить этих возомнивших о себе невесть что писателей и поэтов.
34
Яковлев А. Омут памяти.