Страница 23 из 36
– Франция уже навсегда потеряла влияние на море. Отныне все океаны подвластны Британии. Мы можем отправиться туда, куда нам заблагорассудится, и наша торговля будет защищена. Мы можем легко полностью отрезать Европу от торговых путей! – заявил тогдашний министр иностранных дел лорд Малгрейв.
– А можем ли мы отрезать от торговых путей Россию? – спросили его дотошные журналисты.
Вместо ответа Малгрейв пустился в отвлеченные рассуждения.
– А находится ли сейчас Индия в полной безопасности от возможности русского вторжения? – снова последовал неудобный вопрос.
– Нет! – честно признался министр иностранных дел и опустил голову. – На суше им преграждают путь Персия и Афганистан, а на море наш флот.
– А что если русские или французы попробуют высадиться в Персидском заливе? Сможет ли королевский флот их уничтожить? – не унимались дотошные журналисты.
– Безусловно! – гордо ответил лорд Малгрейв.
В тот же день он послал распоряжение в Калькутту активизировать затянувшиеся переговоры с Тегераном об английских базах на Каспийском море и в Персидском заливе. Дело в том, что Фетх-Али очень рассчитывая на помощь англичан в новых пушках и ружьях, согласно договору 1801 года пытался выторговать их ценой некоторых политических уступок. После оглушительной оплеухи, полученной от русского полковника Карягина, Фетх-Али-шах стал настаивать на срочном предоставлении ему оговоренной договором помощи. Тут-то англичане потребовали за это передать им в аренду все причалы Каспийского моря, а кроме того, разрешить сооружение крепости в порту Бушир, что в Персидском заливе, и предоставить стратегически важный остров Харк в том же заливе.
– Мы предоставим Персии самое лучшее оружие, если шах отдаст нам Персидский залив и Каспийское море! – заявил представитель англичан.
От этого предложения Фетх-Али отказался:
– Потерять Бушир и Харк то же самое, что потерять Грузию! Но за Грузию я хоть воюю, а порт с островом мне предлагают отдать за просто так!
К нашему большому счастью, переговоры быстро зашли в тупик и вторжение англичан на Каспийское море так и не состоялось.
11 июля 1805 года Цицианов с главными силами двинулся в Карабах. Наши войска форсировали реку Тертер, после этого персидская армия, к которой уже прибыл сам шах, предпочла, не вступая в генеральное сражение, отступить за пограничный Аракс. Тогда же была разблокирована и Шуша, где месяц героически держался батальон майора Лисаневича.
Теперь в Северном Азербайджане осталась только конница Аббаса-Мирзы и его верного помощника Пир-Кули-хана, которые не желали закончить кампанию 1805 года без какого бы то ни было успеха.
На сей раз принц проявил себя талантливым полководцем и, совершив ловкий обходной маневр, рванул на Елизаветполь, стремясь наскоком захватить город и крепость.
Однако небольшой гарнизон Елизаветполя, состоящий из нескольких сотен солдат, казаков и армян-добровольцев, нападение персидской конницы отразил. После этого Аббас-Мирза откатился к Шамхору, где решил возбудить мятеж местных жителей, после чего ударить по Тифлису, который был практически беззащитен, так как Цицианов забрал оттуда всех солдат, кроме тяжелобольных.
Но Аббасу-Мирзе снова не повезло. Неожиданно для себя он вновь столкнулся со своим недавним оппонентом – полковником Карягиным. И эта новая встреча радости Аббасу-Мирзе не доставила.
Отряд Карягина, как мы знаем, в это время следовал в Елизаветполю на отдых.
Разумеется, что с измученными предыдущим походом солдатами он догнать конницу Аббаса-Мирзы не смог бы. Но к счастью, случайное обстоятельство задержало конницу Аббаса-Мирзы на месте.
В районе селения Дзегам (Загам) Аббас-Мирза неожиданно натолкнулся с шедшим из Тифлиса к Елизаветполю небольшим конвоем, перевозящим боеприпасы и провиант. 27 июля российский конвой был атакован многотысячной конницей Пир-Кули-хана. Несколько десятков русских солдат и с ними грузинские погонщики, составив каре из арб, защищались отчаянно, несмотря на то что на каждого из них приходилось по сотне персов. Опытный Пир-Кули-хан, окружив импровизированный вагенбург, расстреливал его из пушек, требуя сдачи и угрожая, что в противном случае всех истребит. На это начальник транспорта, поручик Донцов, ответил кратко, но исчерпывающе: «Умрем, а не сдадимся!»
После этого обстрел скученных арб, перемежающийся с конными атаками, продолжился. Положение маленького отряда с каждой минутой становилось все более отчаянным. Вскоре получил смертельную рану храбрый Донцов. Принявший после него команду прапорщик Плотневский во время контратаки был ранен и схвачен в плен. Убитыми и ранеными были уже больше половины солдат и погонщиков. При этом в живых не осталось ни одного офицера. Защиту обоза возглавил один из унтер-офицеров, но вскоре пал и он. Оставшиеся в живых еще отбивались, но решимость их была поколеблена. Кто знает, чем бы все тогда закончилось, если бы не карягинцы.
Они появились в самый критический момент боя, и все мгновенно переменилось. Опытным глазом Карягин мгновенно оценил непростую ситуацию и принял единственно правильное решение. Его далеко не полный батальон стремительно атаковал главный лагерь наследного принца, егеря прорвались к шатру Аббаса-Мирзы и овладели артиллерией. Не давая неприятелю опомниться, солдаты повернули отбитые пушки на скопление конницы и открыли жестокий огонь.
А затем кто-то из персов крикнул: «Карягин!»
Этого оказалось достаточно. Услышав о страшном Карягине, персидская конница в ужасе бросилась во все стороны. Обескураженный Аббас-Мирза уже не помышлял о реванше и поспешно ушел за Аракс.
Поражение персов было столь сокрушительно, что трофеями этой небывалой победы, одержанной горстью солдат над целой армией, были весь неприятельский лагерь, огромный обоз, артиллерия, знамена и множество пленных, в числе которых и раненый изменник – грузинский царевич Теймураз Ираклиевич.
Между тем в наших войсках начались заболевания. Зараза не разбирала, с кем имеет дело – генерал ли это или солдат. Цицианов писал Чарторыйскому о своем здоровье во время июльского похода 1805 года, жалуясь то на лихорадку трехдневную, то на четырехдневную, то на «понос от худых в Карабаге вод»: «…из Шамхора привезли меня полумертвым со спазмами в желудке, да и теперь не более недели как лихорадка меня оставила, – в чем, буде нужно, к стыду звания моего, свидетельствуюсь всеми медицинскими чинами и всеми войсками, здесь находившимися, кои видели меня на переходах в день лихорадки, что я принужден был каждые 3 версты слезать с лошади и ложиться на землю, пока пароксизм кончится, и после привала догонять колонну».
Выражая признательность за поздравления по поводу выздоровления, Цицианов довольно ясно выразил неудовольствие, что в Петербурге узнавали о его болезнях от неизвестных ему информаторов.
Избавившись от персов и немного придя в себя после болезни, наместник начал приводить в чувство окрестных владетелей. Начал с Ширванского ханства, которое обеспечивало коммуникации, идущие из Тифлиса к Каспию. Тамошний хан Мустафа изворачивался как только мог. Напрямую от подчинения России он не отказывался, но и не спешил выполнять требования Цицианова. Все оставшееся лето шли переговоры, но успеха они не принесли. Мустафа-хан по-прежнему пытался лавировать между Россией и Персией. Наконец терпение Цицианова лопнуло. 30 ноября 1805 года он во главе большого отряда форсировал Куру и вторгся в Ширван. После этого Мустафа-хан, поняв, что шутки кончились, безропотно подписал договор о переходе в подданство России. Переход сильного и влиятельного Ширванского ханства под руку России укрепил наши позиции в Закавказье и, соответственно, ослабил позиции Тегерана. Следом за Ширваном приняли российское подданство Карабахское и Шекинское ханства, Шурагельский султанат.
Не теряя времени, в самом конце 1805 года Цицианов решил окончательно поставить под контроль Бакинское ханство и Решт, дабы утвердиться в юго-западной части Каспия. Решить вопрос с Баку и Рештом должен был генерал-майор Завалишин.