Страница 20 из 36
Растроганный мужеством подчиненных, Карягин даже вышел за линию повозок, чтобы первым встретить возвращавшихся. Хотел было что-то им сказать, а затем махнул рукой и просто перецеловал всех перед строем. Отдельно обнял главного героя – поручика Ладинского.
Увы, на войне как на войне, и уже на следующее утро Ладинский был ранен персидской пулей. Но, перевязав рану, поручик остался в строю. Когда же Карягин выразил сомнение в том, что Ладинский сможет с такой раной командовать, тот только рассмеялся:
– Летит пуля, жужжит: я в бок – она за мной, я упал в кусты – она меня хвать в лоб, я цап рукой – ан это жук!
Улыбнулся Карягин, махнул рукой. Ну, что с тобой делать, воюй дальше!
Отчаянная оборона на холме продолжалась уже пятые сутки. Все это время огромная персидская армия топталась у Аскерана, вместо того чтобы стремительным маршем идти на Тифлис. Каждый час выигранного Карягиным и его егерями времени являлся спасением для Грузии и ее жителей…
Через день персы подтянули новые пушки и снова начали обстрел нашего лагеря, который чередовался с атаками конницы.
А потери все росли. Карягин был еще раз ранен. На этот раз в спину. Четырежды контуженный артиллерийский подпоручик Сидор Гудим-Левкович, у которого убиты или ранены 22 из 23 канониров, сам заряжал и наводил оба орудия.
На пятый день противостояния начал ощущаться недостаток в порохе и провианте, снова закончилась вода. В тот день солдаты съели свои последние сухари, а офицеры вообще к этому времени давно питались травой и кореньями.
Тогда же от пленного перса узнали, что в лагерь Аббаса-Мирзы прибыла карабахская конница. Это значило, что Лисаневича ждать уже не следует – его роты уже погибли или отбиваются от войск коварного карабахского хана.
В этой крайности Карягин решился отправить ночью четыре десятка егерей на фуражировку в ближайшее селение Храмортза, чтобы добыли мяса, а если можно, и хлеба.
Команда пошла под начальством поручика Лисенко – хитрого и изворотливого малоросса, не пользовавшегося авторитетом ни у солдат, ни у начальников. При этом Лисенко сам настойчиво предлагал себя в начальники фуражирной партии. Карягин вначале сомневался, уж больно ненадежен, но потом подумал, что может оскорбить офицера своим недоверием. В этом была его большая ошибка.
Когда в обозначенный срок фуражиры не вернулись, Карягин понял, что что-то случилось. Не вернулись они и с восходом солнца. Лишь следующим вечером на холм пробрались шестеро раненых егерей из команды Лисенко, которые и рассказали о том, что с ними произошло.
Из рассказа участника вылазки фельдфебеля Петрова: «Как только мы пришли в деревню, поручик Лисенко тотчас приказал нам составить ружья, снять амуницию и идти по саклям. Я доложил ему, что в неприятельской земле так делать не годится, потому что, не ровен час, может набежать неприятель. Но поручик на меня крикнул и сказал, что нам бояться нечего; что эта деревня лежит позади нашего лагеря, и неприятелю пробраться сюда нельзя; что с амуницей и ружьями тяжело лазить по амбарам и погребам, а нам мешкать нечего и надо поскорее возвращаться в лагерь. «Нет, – подумал я, – все это выходит как-то неладно». Не так, бывало, делывали наши прежние офицеры: бывало, половина команды всегда оставалась на месте с заряженными ружьями; но с командиром спорить не приходилось. Я распустил людей, а сам, словно чуя что-то недоброе, взобрался на курган и стал осматривать окрестность. Вдруг вижу: скачет персидская конница… «Ну, – думаю, – плохо!» Кинулся в деревню, а там уже персияне. Я стал отбиваться штыком, а между тем кричу, чтобы солдаты скорее выручали ружья. Кое-как успел это сделать, и, мы, собравшись в кучу, бросились пробиваться. «Ну, ребята, – сказал я, – сила солому ломит; беги в кусты, а там, Бог даст, еще и отсидимся!» С этими словами мы кинулись врассыпную, но только шестерым из нас, и то израненным, удалось добраться до кустарника. Персияне сунулись было за нами, но мы их приняли так, что они скоро оставили нас в покое. Теперь все, что осталось в деревне, или побито, или захвачено в плен, выручать уже некого».
Все были потрясены не только огромными потерями, но и изменой поручика Лисенко. Впоследствии якобы из перехваченной переписки персов оказалось, что он был английским шпионом. Однако, скорее всего, Лисенко был просто трусом и мерзавцем, решившим спасти свою шкуру за счет товарищей.
Возможно, что после такой неудачи кто-нибудь и пал бы духом, но только не полковник Карягин.
– Что делать, братцы, – сказал он собравшимся вокруг него солдатам, – гореваньем беды не поправишь. Ложитесь-ка спать да помолитесь Богу, а ночью будет у нас серьезная работа!
Пока солдаты отдыхали, Карягин объявил офицерам, что намерен пробиваться к Шах-Булахскому замку, чтобы, взяв его штурмом, отсидеться под защитой каменных стен в ожидании выручки.
По преданиям, замок Шах-Булах был построен шахом Надиром, а название получил от протекавшего рядом ручья. На тот момент в замке, по докладам лазутчиков, находился небольшой персидский гарнизон под командованием сразу двух ханов – Эмир-хана и Фиал-хана.
Проводником вызвался быть находившийся при батальоне армянин Мелик Вани (в ряде источников его называют Юзбаш). Когда-то Карягин спас от смерти отца Мелика Вани, и теперь его сын в знак благодарности был рядом с полковником во время всех походов, помогая ему, чем только мог.
Едва стемнело, стали готовиться к прорыву. Пробиваться решили налегке. Поэтому обоз оставили на разграбление персам, но трофейные фальконеты испортили и тщательно зарыли в землю, чтобы их не нашли. В полночь, помолившись, зарядили картечью пушки, уложили на носилки раненых и тихо, без шума, покинули лагерь.
Так как лошадей осталось мало, егеря сами тащили пушки на лямках. Верхом ехали только раненые Карягин, Котляревский и поручик Ладинский, да и то потому, что солдаты сами не разрешили им спешиться, обещая на руках вытаскивать пушки, где это будет нужно.
Пользуясь темнотой ночи и горной дорогой, Мелик Вани некоторое время вел отряд совершенно скрытно. И за ночь удалось уйти достаточно далеко.
С рассветом персы конечно же быстро обнаружили исчезновение русских, но пока грабили обоз и разбирались что к чему, наступил вечер, а потом и ночь, поэтому посланная погоня в темноте не то что никого не нашла, но и сама заблудилась в горах.
Именно это и спасло карягинцев от неизбежного истребления. Как говорится, Бог любит отважных!
К рассвету следующего дня егеря были уже у стен Шах-Булаха. Там не ожидали появления русских и заметили их в самый последний момент. В замке поднялась суматоха.
И снова Карягин не растерялся.
– Дорога каждая минута! Выкатывай, ребята, пушки и пали ядрами по воротам!
В два выстрела вышибли железные ворота, и внутрь замка, следом за майором Котляревским, устремились солдаты. Две пули попадают майору в ногу, заряд ружейной картечи – в руку, Котляревский падает. Но егерей уже увлекают за собой штабс-капитан Федор Вихляев, подпоручик Астафий Чичканев.
Через десять минут замок был уже в наших руках. Кто пытался оказать сопротивление, были нещадно переколоты штыками, остальных разоружили и согнали во внутренний двор. Среди убитых оказались и два хана, причем Эмир-хан, как оказалось, был двоюродным братом наследного персидского принца.
Из рапорта Карягина: «…крепость взята, неприятель прогнан из оной и из лесу с малой с нашей стороны потерею. С неприятельской же стороны убиты оба хана… Расположась в крепости, ожидаю повелений вашего сиятельства».
На вечерней перекличке насчитали в строю 179 человек и 45 орудийных зарядов. К несказанной радости, в замке оказалась вода, немного пороха и провианта, так что обороняться некоторое время было можно. Наскоро заделали ворота, поставили пушки и приготовились к обороне.
Ждать долго не пришлось. Вскоре персидская армия, по пятам преследовавшая Карягина, была уже у стен Шах-Булаха.