Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 124

Кратковременный по времени перестроечный историографический период создал условия и основу для дальнейшего активного продолжения исследований истории российского и советского крестьянства, которое связано с новым, постсоветским этапом историографии изучаемой темы. В 1990-е гг. началось активное исследование крестьянских протестных явлений[77]. Произошло значительное, по сравнению с советским периодом историографии, расширение исследовательской проблематики. Большое внимание историков привлек вопрос о генезисе восстаний: социально-экономических и политических условиях и факторах, общероссийских и местных причинах. В публикациях 1990-х гг. происходил поиск новых ответов на ключевые вопросы темы, для этого привлекалась более широкая, чем раньше, источниковая база: документы органов ВЧК, революционных и военных революционных трибуналов, органов военного управления, которые ранее находились на секретном хранении или доступ к которым имел ограниченный характер.

В работах В. И. Шишкина[78], Н. Г. Третьякова[79] было предложено серьезное обоснование, на материалах Западно-Сибирского восстания и других восстаний в Сибири, главных причин крестьянского протеста. В их числе авторы называли недовольство населения политикой центральных и местных, прежде всего губернских, властей (продразверстками, мобилизациями и трудовыми повинностями), не считавшихся с реальными интересами и объективными возможностями крестьянства, а также возмущение методами осуществления этой политики, злоупотреблениями и преступлениями сотрудников продовольственных органов. Исследователи считали, что Западно-Сибирское восстание носило преимущественно стихийный характер. Исследователи осветили причины протестных выступлений бывших «красных партизан» в Сибири, выступивших против недавних союзников по борьбе против Колчака. Сам по себе это был уникальный феномен протестного движения в России, характерный только для Сибири.

Развитию исследований в 1990-е гг. способствовала разработка теоретико-методологических аспектов изучения крестьянского движения в условиях революционной и послереволюционной трансформации России. В. П. Данилов выдвинул положение о том, что аграрная революция – основа всего происходившего в России, начиная с 1902 г. вплоть до 1922 г. включительно: крестьянская революция заставила отказаться от продовольственной разверстки, ввести нэп, признать особые интересы и права деревни[80]. Позицию Данилова поддержал Теодор Шанин, утверждавший, что крестьянская война в России продолжалась два десятилетия, а нэп выразил блистательную, хоть и временную победу крестьянской войны[81]. Однако в данной концепции не учитывается комплекс обстоятельств, связанных с оценкой 1917 г. как поворотного периода российской истории в контексте дихотомии власть-крестьянство: кардинальными отличиями дореволюционной самодержавной власти и новой власти (Советского государства), глубокими изменениями в среде крестьянства, которые произошли в период революционной трансформации (см. приведенные выше показательные оценки Г. П. Федотова). Поэтому механическое проецирование дореволюционных взаимоотношений крестьянства и государства на послереволюционный период умозрительно. Вызывает сомнение также оценка полутора десятилетий дореволюционных лет в качестве революции: принципиального изменения отношений по поводу власти и собственности (земли) между крестьянством и государством в этот период не произошло. Определять в качестве крестьянской революции крестьянские бунты и волнения вплоть до весны-лета 1917 г. представляется наивным.

Критическое восприятие автором данной диссертации даниловской концепции созвучно позиции В. Л. Телицына. По его оценке, в схеме В. П. Данилова длительный конфликт государства и крестьянства принят без учета изменений условий и самой власти, в котором 1917 г. – переломный. Протестные настроения в крестьянской среде до 1917 г. не имели антирежимный характер, они отличались персонифицированностью и локализованностью. После революции ситуация изменилась: в числе врагов оказались вожди Советского государства[82]. Первые годы истории Советского государства – начало качественно отличного периода отечественной истории. В этой связи также правомерна критика точки зрения, что крестьянство выступало против государства в следующих случаях: если государство чрезмерно вторгалось в сферу интересов крестьян, не оправдывало их социальных ожиданий, выявляло слабость. Но это применимо к любому кризисному периоду российской истории, а не только к событиям после революции[83].

Значимым являлось введение в оборот понятия, характеризующего протестное крестьянское движение в Советской России – крестьянская война (Д. А. Сафонов, В. П. Данилов, Т. Шанин, Т. В. Осипова, В. Л. Телицын и др.). Определяя крестьянский протест 1920—1921 гг. как «великую крестьянскую войну», Д. А. Сафонов назвал ее «очередной» крестьянской войной[84]. Однако крестьянские войны в России XVII и XVIII вв. в сравнении с крестьянской войной в условиях Советской России имели больше различий, чем сходства. В. П. Данилов и Т. Шанин определили завершение крестьянской войны против политики военного коммунизма в 1921—1922 гг. Кроме этого, они выдвинули идею трансформации крестьянской революции в крестьянскую войну против большевистского режима, который отождествлялся в деревне с продовольственной разверсткой и разными мобилизациями и повинностями, с системой повседневного и всеохватывающего насилия[85]. По схеме В. П. Данилова, крестьянская революция заставила признать особые интересы и права деревни. В качестве результата осуществленной крестьянством аграрной революции приводился Земельный кодекс, который был принят ВЦИК 30 октября 1922 г., а вступил в силу 1 декабря 1922 г. Однако, по признанию автора данного утверждения, подобная победа крестьянской революции оказалась равносильной поражению, поскольку крестьянство не смогло создать отвечающую его интересам государственную власть[86]. Вряд ли можно подобную «пиррову» победу считать значимым достижением. Формальные уступки в виде Земельного кодекса носили временный характер, как и весь нэп. Они были обусловлены конкретной ситуацией, сложившейся в стране, изменением тактики правящей партии. В новом советском земельном законодательстве основополагающим принципом земельной политики определялась национализация земли, а не социализация, как это было после Октября 1917 г. Сохранение формы единоличного крестьянского хозяйства декларировалось наряду с коллективными объединениями в виде коммун, артелей и совхозов. Кратковременная эйфория по поводу «победы крестьянской революции», выраженной в сохранении мелкого хозяйствования и традиционного характера общинного земледелия (по сути – консервации аграрного общества и патриархальных отношений), была преждевременной с точки зрения объективно неизбежной перспективы товарного хозяйствования. К тому же невозможно представить, как крестьянство, никогда не являвшееся единым политическим субъектом, способно создать государственную власть: российский крестьянин не был знаком с феноменом государства как сложного механизма, он никогда не был управлявшим субъектом, а лишь управляемым.

В интерпретации Т. В. Осиповой тезис Ю. А. Полякова 1960-х гг. (крестьянская борьба есть часть Гражданской войны) трансформировался в формулировку: крестьянская война стала органической частью Гражданской войны. Одновременно исследователь повторила положение В. П. Данилова о крестьянской войне как продолжении крестьянской революции. Однако следует отметить важное уточнение Т. В. Осиповой: победа крестьянства на внутреннем фронте Гражданской войны возвращала его к традициям дореволюционной патриархально-общинной жизни, далекой от социалистических идеалов. Автор констатировала, что условия для гражданской войны в деревне были созданы аграрной и особенно продовольственной политикой Советского государства. Неприятие крестьянством коммунистической политики породило тенденцию превращения крестьянских восстаний в настоящую крестьянскую войну. Исследователь определила восстание как вооруженную борьбу крестьян против государственной политики. По мнению Осиповой, крестьянская война против политики военного коммунизма оформилась в 1919 г.[87]

77

См.: Есиков С. А., Протасов Л. Г. «Антоновщина»: новые подходы // Вопросы истории. 1992. №6—7. С. 47—57; Есиков С. А., Канищев В. В. Антоновский нэп. (Организация и деятельность «Союза трудового крестьянства» Тамбовской губернии 1920—1921 гг. // Отечественная история. 1993. №4. С.60—72; Павлюченков С. А. Крестьянский Брест или предыстория большевистского нэпа. М., 1996; Осипова Т. В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М., 2001; Дьячков В. Л., Есиков С. А., Канищев В. В., Протасов Л. Г. Крестьяне и власть (опыт регионального изучения) // Менталитет и аграрное развитие России (ХIХ—ХХ вв.) М., 1996; Кабанов В. В. Пути и бездорожье аграрного развития России в ХХ веке // Вопросы истории. 1993. №2. С. 34—46; Кристкалн А. М. Голод 1921 г. в Поволжье: опыт современного изучения проблемы. Автореферат дис. … канд. ист. наук. М., 1997; Куренышев А. А. Крестьянство и его организации в первой трети ХХ века. М., 2000; Его же. Крестьянство России в период войны и революции 1917—1920 гг. (историографические аспекты) // Вопросы истории. 1999. №4—5; Сафонов Д. А. Великая крестьянская война 1920—1921 гг. и Южный Урал. Оренбург, 1999; Голдин В. И. Россия в гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980—1990-е гг.). Архангельск, 2000 и др.

78

См.: Шишкин В. И. К характеристике общественно-политических настроений и взглядов участников Западно-Сибирского мятежа 1921 г. // Гуманитарные науки в Сибири. Новосибирск, 1996. №2; Его же. К вопросу о роли Сибирского крестьянского союза в подготовке Западно-Сибирского мятежа 1921 г. // Сибирь на рубеже XIX—XX веков. Новосибирск, 1997; Его же. К вопросу о причинах Западно-Сибирского восстания 1921 года // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 1998; Его же. Западно-Сибирский мятеж 1921 г.: обстоятельства и причины возникновения // Социально-культурное развитие Сибири XVII—XX веков. Бахрушинские чтения 1996 г. Новосибирск, 1998; Его же. Шишкин В. И. Сибирская Вандея: вооруженное сопротивление коммунистическому режиму в 1920 году. Новосибирск, 1997.

79

Третьяков Н. Г. К вопросу о возникновении Западно-Сибирского восстания 1921 г. // Роль Сибири в истории России. Бахрушинские чтения 1993 г. Новосибирск, 1993; Его же. Западно-Сибирское восстание 1921 года. Автореф. дис. … канд. ист. наук. Новосибирск, 1994.

80

См.: Данилов В. П. Аграрные реформы и аграрная революция в России // Великий незнакомец: Крестьяне и фермеры в современном мире / Сост. Т. Шанин. М., С. 319. См. также: Данилов В. П. Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг. // Крестьяне и власть: Материалы конф. М.; Тамбов, 1996. С. 4—23; Данилов В. П. Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг. (О первых результатах исследований по коллективному проекту) // Гуманитарная наука в России: Соросовские лауреаты. История, археология, культурная антропология и этнография. М., 1996. С. 53—58.

81





Шанин Т. Проект «Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг.» // Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918—1921: Документы и материалы. М., 2006. С. 843. См. также: Шанин Т. Революция как момент истины: 1905—1907 гг. – 1917—1922 гг. М., 1997.

82

См.: Телицын В. Л. «Бессмысленный и беспощадный»?.. Феномен крестьянского бунтарства 1917—1921 годов. М., 2003. С. 42—43, 51.

83

См. там же. С. 44.

84

Сафонов Д. А. Великая крестьянская война 1920—1921 гг. и Южный Урал. С. 3—5.

85

См.: Данилов В., Шанин Т. Научно-исследовательский проект «Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг.» // Крестьянское движение в Поволжье. 1919—1922 гг.: Документы и материалы. М., 2002. С. 6, 7.

86

См.: Данилов В. П. Аграрные реформы и аграрная революция в России // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 319; Его же. Крестьянская революция в России, 1902—1922 гг. // Из материалов конференции «Крестьяне и власть, Москва – Тамбов, 1996. С. 22—23.

87

См.: Осипова Т. В. Крестьянский фронт в гражданской войне // Судьбы российского крестьянства. М., 1996. С. 91, 92, 96, 100, 116, 137, 153.