Нечто из Рютте

– Мы едем к госпоже Анне, – твердо ответил он.

– Сейчас? – спросил слуга.

– Сейчас.

– А поесть не успеем, туда дорога-то неблизкая?

– Не успеем. Нужно до темноты хоть полдороги проехать.

Они было уже двинулись, но их перехватил стражник из замка.

– Господин коннетабль!.. – орал он издали.

– Что еще?

– Староста из Малой Рютте просится поговорить с вами.

– Некогда мне! – крикнул Волков и дал коню шпоры.

Солдат гнал коня, чтобы дотемна проехать как можно больше, а сам думал и думал. Как бы ни мечтал он о дочери барона, а про госпожу Анну никогда не забывал. И теперь он гадал всю дорогу, что этим письмом она хотела сказать: попрощаться или так напомнить о себе? Он надеялся, что если бы женщина решила попрощаться с ним, то прислала перстень побогаче.

Когда солнце село, его конь вдруг захромал. Захромал на ровном месте.

Они с Ёганом спешились, осмотрели коня, но понять причину хромоты не смогли, нога была в порядке, а подкова крепко держалась.

– Посветить бы надо, – говорил Ёган.

Волков и сам это знал; сел на коня и, уже не торопясь, доехал до красивого замка, когда совсем стемнело.

Стражники открыли ему дверь без расспросов. Солдат чувствовал, что они его уважают. Он сразу повел коня в конюшню, чтобы там разобраться с хромотой.

При свете лампы они с конюхом госпожи Анны сразу нашли причину. Под подкову попал острый камушек. Вытащили его. Ёган уже успел между делом расседлать коней, и тут Волков увидал его. Это был именно он, тот самый удивительный вороной конь с белой звездой и белыми чулками, баснословно дорогой конь юного графа. Это был Черный Ангел, которого он ни с каким другим конем не перепутал бы. Солдат стоял, молча смотрел на него, не в силах оторвать глаз. Он хотел бы спросить у конюха, что тут делает этот конь, хотя и сам все понимал. Смысла спрашивать не было.

А конюх, видя все это, стоял, конфузился, как будто сам приехал на этом коне, прятал глаза да покашливал. Сердце солдата бешено забилось, аж в ушах отдавалось шумом. Не отрывая глаз от прекрасного коня, Волков бросил:

– Седлай коней.

Конюх кинулся поднимать седло, а Ёган удивленно спросил:

– Чего? Седлать? В Рютте едем? В ночь?

– В аббатстве переночуем, и давай пошевеливайся.

Монахи спят на лавках. Нет у них ни перин, ни подушек. Поэтому вместо подушки Волков скатал и положил себе влажный плащ. Но заснуть он не мог, его выжигало изнутри нелепое чувство, как будто его предали. Хотя на самом деле он понимал, что никто его и не предавал. Ничего эта баба ему не обещала, но горечь от этого не проходила. Он лежал, слушал храп Ёгана, смотрел в узкое окно в ожидании утра. Иногда даже садился на лавке и хотел встать и пойти пройтись по монастырю, но все-таки дождался утра. Едва солнце сделало мир из черного серым, как они встали и, не завтракая, пошли в конюшню. Там их и встретил отец Матвей.

– А, коннетабль, уже встали? Рано встаете.

– Вы тоже ранняя птаха, – ответил Волков.

– Если я не встану, – усмехнулся аббат, – братия моя проспит утреннюю молитву. Нам есть до молитвы нельзя, а вам, друг мой, конечно, можно. Я распорядился, вас ждут повара. Неделя, конечно, постная, но пост на служивых людей не распространяется. Идите, откушайте, чем Бог послал.

– Спасибо, господин аббат, но нам некогда, – ответил солдат и поклонился.

Ёган тоже поклонился, но смолчать не смог:

– Да как же некогда? Мы ж вчера только позавтракали. Обеда не было, ужина не было, и сейчас без завтрака? Только и делаем, что скачем туда-сюда, так и исхудать можно.

– Помолчи, болван, – сказал Волков.

– Иди, сын мой, на кухню, – чуть улыбнулся настоятель, выпроваживая Ёгана, – а я пока с твоим хозяином поговорю.

Ёган едва ли не побежал, а аббат и солдат вышли из конюшни, прошлись и уселись на лавку у стены. Аббат начал:

– Я ошибся в вас, когда вы пришли просить меня помощи для вашего барона. Я думал, что вы обычный искатель серебра, но вы оказались добрым человеком. Вы делаете дело, тяжелое дело, вот вчера вы повесили двух людей, взяли на себя ответственность перед Господом. Вы часто берете на себя ответственность, это тяжкая ноша, знаю по себе. Я ошибался, я должен был дать вам братьев для аудита, но не дал. Теперь я готов вам помочь.

– Городские аудиторы уже получили свое, – начал было солдат.

– Знаю-знаю, я сейчас не об этом. Я вижу, вы из тех гордецов, что второй раз просить не будут, поэтому повторяю, можете просить меня о чем хотите. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.

Аббат положил руку на голову солдату и заглянул ему в глаза:

– Бессонница?

– Да, не спал этой ночью.

– И лицо серое, плохо едите, плохо спите, тяжелые мысли.

– Ну, бывает, что и хорошо ем.

– Что с вами? Говорите.

– Да не знаю, устал. Кажется, врагов многовато. Кажется, что все против меня, и мужчины, и… В общем, все.

– И женщины? – спросил аббат.

Волков молчал.

– Как же я не подумал, – продолжал аббат. – Ведь вы еще не старик, но тут даже святая церковь ничем не поможет. Только молитвы. Но с молитвами, как я вижу, у вас не складывается.

– Не складывается. Молился я обычно только перед схваткой.

– Тогда крепитесь.

– Я креплюсь. – Солдат встал.

– Идите и имейте в виду, что я всегда найду для вас время. Так что приезжайте. А сейчас поешьте, а то свалитесь с коня. И помните, в нашем графстве у вас есть не только враги.

То ли хорошая утренняя еда, то ли пара добрых слов аббата, но что-то заметно улучшило состояние солдата. Ночью казалось, что все выгорело изнутри и весь мир против него, а утром – вроде и не весь. И даже солнце пару раз выглянуло из-за туч. Ёган оседлал лошадей, и они двинулись по дороге на Малую Рютте. И тут, как обычно, пошел дождь.

– Нет, не будет урожая, не будет, – рассуждал Ёган. – Даже рожь с такими дождями не поднимется.

Волков молчал, он хотел спать. И только капли с неба не давали ему заснуть в седле, а на подъезде к замку барона мелкий нудный дождь перешел в бодрый ливень. В замок они въезжали полностью промокшими.

– Господин! – окликнул его стражник и протянул два болта для арбалета. – Поутру кузнец принес.

Болты были великолепны. Черные каленые жала чуть торчали из серебряных крыльев, отшлифованных до зеркального блеска. Баланс болта был соблюден идеально. Перья ровные, и даже древки дерева были отшлифованы.

– Надо опробовать, – не без удовольствия рассматривал Волков болты. – Только сначала переоденемся.

Они стали подниматься к себе в башню.

– Что за вонь тут опять? – принюхивался Ёган.

– Так кошки, – сказал солдат.

– Нет, то не кошки, блевотиной воняет.

– Ну, значит, кошка наблевала.

– Увижу эту заразу – убью, – пообещал слуга.

– Обещать ты мастак, – заметил солдат.

Они зашли в комнату, Ёган забрал из окна ставни, и оба сразу увидели на столе поднос, на котором лежал великолепный кусок ветчины, молодой сыр, яблоки, белый хлеб и стоял кувшин. Ёган тут же схватил кувшин и понюхал.

– Вино! – уважительно произнес он. – А барон-то вас любит.

– Черта с два от него дождешься, это баронесса прислала, – сказал солдат, садясь на кровать. – Поставь кувшин и помоги снять сапоги – мокрые насквозь.

Ёган стал стягивать сапог.

– У, зараза, – поморщился он. – Вы в блевотину наступили.

Сняв сапоги, он расположил их рядом с кроватью.

– Не ставь их тут, дурень: мало того что ты воняешь, так еще и сапоги будут. Выстави за дверь.

Слуга понес сапоги, открыл дверь и остановился, разглядывая порог.

– Господин, тут прямо под дверью наблевано.

– Закрой дверь, болван! Дай сухие сапоги и одежду сухую.

– Господин, это не кошка наблевала, никакая кошка столько не наблюет. – Ёган не закрывал дверь, стоял и таращился на пол у двери.

Солдат встал и босым подошел к двери, но в полутьме на лестнице он ничего разобрать не мог. Хотел обругать слугу, и тут они услышали звук.