Нечто из Рютте

Когда Волков поел, Хильда принесла еще хлеба Ёгану, который сел доедать за солдатом. Хотела уйти, но солдат поймал ее за руку.

– Чего еще? – с вызовом спросила девица.

– Ты красавица, наглядеться не могу.

– Ой, вы прям спозаранку начали.

Солдат молча разогнул указательный палец девушки и надел на него серебряный перстень со стекляшкой, тот, что забрал у купчишки.

– Мне? – искренне удивилась Брунхильда.

– Нет, мамаше твоей, – съязвил Ёган.

Она даже не взглянула в его сторону, рассматривая перстень.

– Нравится? – спросил солдат.

– Нравиться-то нравится, а чего это вы мне кольца-то дарите? Благородные простым кольца не дарят.

– А я и не благородный.

– Да хоть и так, а все одно – рассуждаете как благородный. Думаете, подарю ленту да кольцо, а потом буду тискать на конюшне?

– А что ж, замуж ему тебя звать, что ли? – опять съязвил Ёган.

– Тебе-то, голодранцу, замуж меня звать – пустое, даже будь ты не женат, – высокомерно заявила девица, – а если господин твой позовет, я еще и то думать буду.

– Наглая, а? – восхитился Ёган и хотел было дать ладонью нахалке по заду, но та грациозно увернулась и гордо ушла. – Ну не наглая, а?

– Доедай и коня мне седлай.

– А мне не седлать?

– Тебе нет, я поеду к монахам, пусть руку еще раз посмотрят.

– А что, опять болит?

– Нет. На удивление. Монахи – добрые лекари. Как у них были, так плечо с тех пор ни разу еще не болело, а про ногу вообще забывать стал. Хромаю только из-за старой раны.

– Может, мне с вами? Дороги-то неспокойные.

– Что за дурь? Я же не девица. Я что, до монастыря один не доеду?

– Доедете, конечно, – согласился Ёган, – только вдвоем надежнее было бы.

– Нет, ты возьмешь телегу купчишки и поедешь к кузнецу. Поговори с ним, вдруг он эту рухлядь в добрый тарантас превратит? Может, новые оси железные поставить?

– Поговорю, господин. Только скажу вам честно, из этой рухляди путного ничего не выйдет. Купчишка за телегой не следил. Гнилая она.

– Тогда будем новую присматривать. И конягу простого, не боевого же в нее впрягать.

– Найдем, господин.

– И не забудь у него мои поножи забрать. И болты к арбалету.

– Заберу, господин.

Совсем скоро солдат забрался на лошадь и отправился в монастырь. Сильно не гнал, но и шагом не плелся. Доехал быстро. Как в прошлый раз, не без скандала с привратником-толстяком попал к отцу Ливитусу на прием.

– Вы оторвали нас от утренней молитвы, – назидательно заметил монах. – Я общался с Богом.

– У вас и у Бога впереди бесконечность, а у меня сегодня куча дел. Так что вы уж извините. К тому же две козы стоят утренней молитвы.

– Не богохульствуйте, сын мой. – Монах погрозил пальцем, едва заметно усмехнулся.

– Я принес деньги. – Солдат протянул монаху две монеты по пять крейцеров.

Отец Ливитус денег брать не стал, их взял брат Ипполит.

– Вы жертвуете на доброе дело, – произнес монах. – Господь не забывает о таких делах.

– Никогда не сомневался в этом.

Брат Ипполит помог солдату раздеться.

– Как вы себя чувствуете? – спросил отец Ливитус.

– Намного лучше.

– Ну что же, вижу. – Монах стал осторожно разминать левую руку солдата. – Получше стала, получше. Но это не от мази, это от перетяжки. Брат Ипполит, накладывайте повязку снова.

– И долго мне ее носить?

– Если хотите владеть рукой, то до зимы.

– До зимы?! – удивился солдат.

– Да, сын мой, до зимы. Вам разворотили суставную сумку, я вообще удивляюсь, что вы можете руку поднять.

Брат Ипполит примотал руку к торсу бинтами накрепко.

– Так, давайте, показывайте ногу. Да, тут все заживает как на младенце. Жара, озноба не было?

– Нет, не было. Чувствую себя нормально. – Он вздохнул. – Неужели придется носить бинты до зимы?

– Да, сын мой, придется.

– Я хотел завтра покинуть ваши края. Кстати, а что вы говорили про сохранность зубов? Какой-то мел нужен, сарацинская вода?

– Мы вам все приготовили.

– Сколько с меня?

– Вы уже за все заплатили, – сказал отец Ливитус. – Брат Ипполит вам все уже приготовил. И для зубов, и для плеча. И бинты, и мазь. Если не уедете – через три или пять дней приезжайте. Поглядим вашу руку.

– Все-таки уеду.

– Жаль. Такой человек нам в графстве был бы нужен.

– Нужен?

– Нужен. Вы же видите, что порядка нету.

– Я много где был. Сейчас порядка нигде нету. Война столько лет идет, да и чума еще.

– Если надумаете остаться, я представлю вас аббату. Я говорил ему о вас. После уборки бароны устроят съезд перед фестивалем. Думаю, многие захотят видеть у себя такого человека. А может, и молодой граф созреет к тому времени.

– Вряд ли я так долго задержусь здесь.

– Что ж, еще раз очень жаль.

Они попрощались. Брат Ипполит дал солдату холщовую сумку с мазями, бинтами, средства для зубов, заодно рассказал, как этим всем пользоваться, проводил до двора и даже помог сесть на коня.

– И тебе здравия, молодой человек, – ответил солдат и выехал из монастыря под недобрым взглядом толстого привратника.

Как выехал – так сразу зарядил дождь. Мелкий, нудный. Морось. Все утро его не было. Казалось, вот-вот выглянет солнце – но не выглянуло, пошел дождь проклятущий.

Волков накинул капюшон, двинул лошадь легкой рысью, поглядывая на дом фрау Анны. Небольшой, но красивый замок, блестят стекла окон. Видимо, у фрау Анны водились деньги. Даже балкончик был. Волков видел уже балконы, далеко на юге – в здешних местах они были редкостью. Около замка пять или шесть домишек, поодаль бродит десяток коров.

Лес снова сменился болотом. Вскоре все это осталось позади.

Глава четвертая

От монотонности дождя клонило в сон. Спать в седле – дело очень опасное, но так хочется, особенно если конь идет шагом. Время от времени солдату приходилось взбадривать себя, вставать в стременах, шпорить коня, пуская его в рысь, и вытирать лицо мокрой перчаткой. Но, чуть проехав, он снова начинал клевать носом. И вот в один такой момент, когда Волков едва не закрыл глаза, его верный конь вдруг взбрыкнул. Коротко всхрапнув, он вытянул голову вперед и прижал уши, шумно задышал и начал пятиться. Таким за все три года владения солдат его не видел.

– Эй, ты чего? – Волков похлопал коня по шее, тот остановился и вдруг лягнул воздух. – Да что с тобой, дьявол тебя бери? – Он снова гладил коня по шее, пытаясь его успокоить. – Давай-ка потихонечку вперед.

Конь буквально затанцевал на месте, но вперед не шел.

– Да какого ж дьявола ты так распалился? Тут на три лиги ни одной кобылы нет, чего ты танцуешь?

Но конь продолжал перебирать ногами, готовый вот-вот встать на дыбы.

– А ну-ка успокойся, доиграешься, – повысил голос солдат. Он с силой натянул поводья, хотя одной рукой это было сделать непросто. – Успокойся, волчья ты сыть.

И тут он услышал плеск воды и хруст кустарника. Он поднял голову, чуть обернулся и увидел, как по болоту шлепает огромными ножищами здоровенный мужик, на котором из одежды были только остатки драных штанов. Длинные редкие космы свисали до плеч. Мужик был крупный, если не сказать – огромный, и одутловатый, словно больной, с неестественно свисающим брюхом, но даже по болоту двигался очень проворно. Большими ладонями он отодвигал редкие орешины и шел прямо к Волкову. Тяжело дышал, но двигался быстро. Солдат с удивлением рассматривал его лицо. Мужик был явно тяжело болен: бесцветные водянистые глаза, распухшие, в пол-лица серые губы и серо-зеленая кожа.

– А ну стой! – крикнул ему солдат. Уж больно недобр был здоровяк.

Но тот продолжал идти. Конь под солдатом просто бесился, но Волков тянул и тянул на себя узду, не давая ему поднять голову. А больной мужик хрипел и шлепал по болоту огромными ножищами все ближе.

– Эй, ты, чумной! Или желтушный. А ну не подходи! Стой, говорю! Меч возьму – располосую.