Нечто из Рютте

«Все ты слышишь, чертов поп, – думал солдат, не понимая, куда клонит настоятель, – что же тебе нужно от меня?»

– Не надейтесь, что получите клочок земли и тихо заживете тут, – продолжал отец Матвей.

– Приданое леном не считается, значит, я буду свободен от сеньората, – сказал солдат.

– Не будьте наивны, друг мой, – ответил настоятель. – Ваше место уже определено.

– Определено кем?

– Местными нобилями, кем же еще, они довольны вами и решили, что вы достойны высокой должности. Но вы никогда не будете им ровней, только Карл из Рютте будет с вами пить, и называть другом, и хлопотать о вашем посвящении в рыцари, он один тут такой болван, а остальные вам объяснят, что вы еще недостаточно на них поработали за рыцарский титул. Так что не надейтесь на тихую жизнь, даже если вам удастся получить приданое за дочкой барона. Кстати, местных господ раздражает, что вы получите в жены дочь барона, безродные выскочки не должны жениться на дочерях баронов, даже если те взбалмошны и распутны.

Волкова как плетью по лицу ударили. Он побагровел, сидел пунцовый с налитыми глазами и как заведенный повторял про себя:

«Безродные выскочки не должны», «взбалмошны и распутны», «взбалмошны и распутны»…

– Успокойтесь, друг мой, успокойтесь и не смотрите на меня так, а то зарубите своим топором, как кровопийцу, а я даже не причащался сегодня, – продолжал настоятель, – я вам не враг, уж я точно не враг. Я говорю вам о том, что вас ждет, и не хочу, чтобы это стало для вас неожиданностью.

Солдат перевел дух и перестал про себя повторять обидные слова монаха. Он спросил:

– Так что, мне не дадут герба, дочь барона и землю?

– Думаю, что дадут, сначала, правда, заставят потанцевать, словно собаку на задних лапах, что пляшет за кусок хлеба. И объяснят, что если ты все это получил, то плясать тебе придется всю оставшуюся жизнь, так что не надейтесь на тихую семейную идиллию и разведение лошадей.

– Значит, вопрос решен?

– Решен, – твердо сказал настоятель. – Ваше место определено.

– Решал граф? – спросил солдат.

– Граф мальчишка, решают за него. Пока другие.

– А что за должность мне предложат?

– Помощника коннетабля графства. Потом и место самого коннетабля. Вы же переловили людоедов, перевешали дезертиров и грабителей, вы местная знаменитость. Другой должности для вас не будет. И отказа они не примут.

Солдат помолчал. Он подумал, что, может, и не стоит отказываться, если ему и впрямь это предложат, ведь герб, земля и самая красивая женщина, пусть даже ее считают распутной и взбалмошной, будут его, и он спросил у настоятеля:

– А что хотите вы?

– Я лично – ничего, я пекусь только о процветании Матери Церкви, а вот Церкви такой воин, как вы, точно пригодится.

– То есть если я откажусь от должности, которая мне уготована…

– Святая Матерь Церковь наша откроет объятия вам.

– Вот как?

– Именно так. И помните сын мой, сеньоры мирские служат себе, сеньоры Церкви служат Богу. И Мать Церковь наша воздаст вам больше, чем нобили мирские.

– И рыцарское достоинство?

– И шпоры, и герб, и землю, и людишек. Все, о чем может мечтать человек, вы получите.

– Вы щедро обещаете.

– Я уже писал о вас епископу, а епископ упоминал про вас курфюрсту-архиепископу. Тот сказал, что вы достойны награды за дела свои. Запомните, сын мой и друг мой, если предложение местных нобилей вам не по сердцу, приходите к нам, Церковь не разбрасывается обещаниями. Мать Церковь ждет вас.

Разговор этот у солдата оставил осадок. Еще утром все было хорошо, а теперь чувство тревоги не покидало его. Он шел в свою келью и думал над речью аббата. Особенно вспоминались обидные слова, и больше всего – слова о распутстве, будя в нем глухую ненависть. Он очень хотел найти ла Реньи. А еще хотел посадить Хедвигу под замок и дрессировать ее, как дрессируют молодых кобылиц – до полного послушания. И он был рад, что встретил Агнес, девочка умна и поможет ему и дом новый содержать, и за госпожой присматривать.

Никаких сомнений у него не было, он хотел получить герб и шпоры, а еще Хедвигу и землю. Все! А что там после ему предложат нобили, будет видно, попу тоже доверять сильно он бы не стал. Туч на небе не было, а солнце еще не встало, когда он оказался на ногах и молился с братьями монахами. Отец Матвей молился рядом, как все, разговоров больше не заводил, а Ёган уже ушел седлать лошадей. Сам он был чист и выбрит – для него это тоже был важный день, он того и не скрывал и говорил, что теперь служить будет рыцарю и заведет себе одежу с гербом и в цветах щита господина. И тут во время молитвы к солдату подошел один монах и тихо сказал, что к нему гонец принес письмо.

– От кого? – спросил солдат тихо.

– Гонец в цветах графа нашего, – так же тихо ответил монах.

Солдат шел по длинным коридорам монастыря, он был взволнован. Он ждал эту новость, может быть, всю свою жизнь. Во дворе монастыря, у коновязи, он нашел человека. Это был тот же гонец, что привозил ему письмо от графа, в котором тот обещал произвести его в рыцари в это воскресенье. Волков не без трепета взял у гонца бумагу, сломал сургуч.

Настоятель Дерингховского монастыря отец Матвей, вышедший вслед за солдатом во двор, абсолютно бесстрастно наблюдал за изменениями, которые отражались на лице коннетабля из Рютте после того, как он прочел письмо. Волков побелел, опустил бумагу, чуть постоял, глядя в стену, снова стал читать письмо и вдруг левой рукой схватил себя за горло и тяжело задышал. Аббат подошел к нему, взял под руку.

– Что с вами, друг мой?

Волков молча дал ему письмо, и аббат прочел:

«Коннетабль из Рютте, сообщаю вам, что родственник мой, герцог Конрад фон Бюлоф курфюст Ренбау, пересмотрел свое решение и отказывает вам в рыцарском достоинстве. Предлагаю вам незамедлительно приехать в замок Шлоссер для обсуждения дел и где для вас есть вакансия.

Граф Максимилиан фон Шлоссер».

Над монастырским двором взошло солнце, а Волков приходил в себя, и теперь его захлестывал гнев. Он посмотрел на гонца, привезшего письмо, и сказал:

– Чего ждешь? Талера не будет. Ступай.

– Мне велено дождаться ответа, – сказал гонец удивленно.

– Ответа? Передай графу, что ехать в его дом мне недосуг, дел много. А в его вакансиях я не нуждаюсь.

Таким ответом гонец был обескуражен, он все еще с недоумением смотрел на солдата, ведь такие фразы едва не переступали черту грубости. Но что-либо уточнять у такого человека, как коннетабль из Рютте, гонец побоялся, поэтому пошел к своему коню. А солдат заорал на весь двор:

– Ёган, где шляешься?!

– Так я не шляюсь, я коней седлал, – тут же появился Ёган.

– Оседлал?

– Готовы уже.

– Так поехали.

Солдат забрал у настоятеля письмо и спрятал его в кошель, потом произнес:

– Прощайте, господин аббат.

– Стойте, – сказал настоятель.

– Ну что еще?

– Обещайте мне, что не будете делать глупостей, слышите? Никаких глупостей. Как бы ни было больно, держите себя в руках.

– Я постараюсь.

– И вот еще, – настоятель достал из рукава письмо, – передадите его нашему епископу. Он вас ждет, он заинтересован в вас.

Волков взял письмо и тоже спрятал его в кошель. Ёган помог ему забраться на коня. И уже сидя верхом, солдат спросил:

– Аббат, а вы знали, что мне откажут?

– Наверняка не знал, но догадывался.

– Причина?

– Настоящая причина – оставить вас здесь, чтобы вы были зависимы, не давать вам все сразу. А видимая причина – это Гирши. Я знал, что Гирши не оставят без ответа ваши действия.

– Гирши? Эта семейка ростовщиков из Креденбурга?

– Да, они. Чертовы безбожники. – Он тут же осенил себя святым знамением. – Менялы из Креденбурга. Они удобно расселись во многих городах: и в Байронгофе, и в Райсбурге. Они главные финансисты дома Ренбау. Я знал, что они не простят вам того, что вы выпороли на площади их щенка, но это бы они пережили, а вот то, что вы отняли у них деньги, – такого они не прощают.