Нечто из Рютте

Он не знал наверняка, но очень, очень надеялся, что вурдалак там. Самое страшное, чего он больше всего боялся, – это то, что склеп окажется пуст.

– Я знаю, что ты там! И не надейся, я не полезу в твою могилу. Я привел достаточно людей, чтобы нарубить хвороста и дров. Я завалю дровами весь склеп по самую крышу. Я привез бочку жира, я запеку тебя, как гуся в печи!

Он замолчал, но ничего не происходило. Светило солнце, было тихо, даже птицы не пели.

– Ну что ж, значит, быть посему, – кричал солдат.

Надежда на то, что вурдалак там, у него таяла, но отступать он был не намерен. И Волков крикнул мужикам, что были сзади:

– Эй, вы, рубите жердины, подопрем дверь! Запечем этого гуся!

И тут, напугав многих, заунывно и страшно заскрипели старые петли. Дверь из железных прутьев с грохотом ударилась о стену склепа, распахиваясь настежь. И из склепа вышел он. Вурдалак остановился, щурясь на солнце, по колено в воде. Это был молодой, белокурый, абсолютно белокожий красавец, его штаны были изрядно потрепаны, а рубаха, некогда белая, была серой и буро-черной на груди и животе. Солдат даже думать не хотел, сколько человеческой крови засохло на этой рубахе. Вурдалак, продолжая щуриться от солнца, пошел навстречу людям, он улыбался. Остановился в десяти шагах прямо перед копейщиками, что стояли перед Волковым. Его зубы были на удивление белы, сам он был бледен, грязные волосы до плеч и никакой растительности на лице.

– Вот вы какой, коршун-ворон! – произнес он звонко и отчетливо. – Снимите-ка шлем, коннетабль, а то за ним и бугивером я не вижу вашего лица.

И тут Волков неожиданно заметил, что люди его стали волноваться, принялись шептаться и смотреть на своего коннетабля.

– В чем дело? – видя их замешательство, рявкнул солдат. – В чем дело?

Стоявший перед ним стражник повернулся к нему и произнес с испугом:

– Так это наш молодой барон…

– Какой еще барон? – не понял Волков.

– Наш молодой барон, сын нашего барона, что сгинул на войне.

– Вы удивлены, коннетабль? – с усмешкой произнес вурдалак. – Холопы узнали меня. Сержант, ты ведь тоже меня узнал?

Волков глянул на сержанта. Тот смотрел на вурдалака с ужасом и удивлением. И тут коннетабль почувствовал себя неуверенно и от души пожалел, что не дождался барона. Он даже представить не мог, что сержант может выглядеть таким растерянным, и понял, что нужно что-то делать.

Из-под шлема и бугивера докричаться до кого-то непросто. Железо глушит голос. Солдат это знал и знал, что докричаться нужно, поэтому заорал изо всех сил:

– Они тебе не холопы! Они люди барона фон Рютте! А ты – кровосос. С тех пор как ты решил стать кровососом, ты перестал быть наследником фон Рютте. Даже если ты им когда-то был! Теперь ты бешеная собака. Ты вне закона.

И тут случилось ужасное.

– Ты – недоумок! – заорал вурдалак, разевая огромную пасть. В этом оре слышался визг и скрежет.

Все, кто слышал его, вздрогнули и попятились, а конь под Волковым взбрыкнул, заплясал и попытался развернуться, чтобы сбежать. Волков натянул поводья изо всех сил, а вурдалак не успокаивался, продолжая скрежетать:

– Неужто ты думаешь, что я, сын барона и рыцарь, стал бы пить кровь по своему желанию?!

– А ну-ка стали ровно! – заорал солдат на своих людей. – Копья на врага, не бойтесь его.

Сам он, уже усмирив коня, похлопывал его по шее.

– Тихо ты, волчья сыть, тихо.

Убедившись, что все стоят и никто не бежит, он крикнул:

– Мне все равно, как ты стал кровососом. Ты – порождение ада, губитель душ! Ты убивал детей и баб, а значит, ты более не рыцарь! Даже если и был им когда-то. Все, что я могу для тебя сделать, так это предлагаю тебе сдаться и отправиться на суд к барону! Стань на колени, заведи руки за спину. Тогда я не буду тебя убивать, а отдам тебя барону или церковному фогту, чтобы они судили тебя.

– А ведьма говорила, что ты умный. – Вурдалак засмеялся. – А ты тупой, как свинья. Сегодня я тебя убью, но перед тем, как убить тебя и выпить твоей крови, я объясню, что произошло со мной.

– Мне это не интересно! – крикнул Волков.

– Я это не тебе расскажу, а людям, что пришли с тобой. Вы же помните меня, да?

Все молчали. Смотрели на него и боялись шевелиться.

– Вижу, что помните. – Вурдалак улыбался, он был доволен производимым им впечатлением. – Вы знаете, что я поехал на войну. И, к сожалению, в первой же мелкой стычке я получил небольшую рану. Мне поранили ступню левой ноги. Я даже к лекарю обращаться не стал. Думал, пустяки. Через неделю рана не затянулась, а через две недели ее края стали черными, а нога красной, я чувствовал себя все хуже. И тогда я пошел к лекарю, а тот сказал, что ногу надо отрезать, причем по колено. Как мне, молодому рыцарю, остаться без ноги? Я не хотел с молодости быть калекой. Я стал искать лекарей, что вылечат ногу. И находил. И они лечили. Брали деньги и лечили. А потом сбегали. И когда я уже трясся в лихорадке, а чернота покрыла всю ступню, я решил ехать домой и поехал. Как-то вечером я и мои люди не успели найти ночлег. Мы остановились на опушке около леса, а ночью началась гроза, и на нас напали. Это были дезертиры, уж слишком у них оказалось хорошее оружие. Мы начали с ними драться, а утром я очнулся у крестьянина дома. Без коня, без денег, без оружия и слуг. Я остался один и умирал. Валялся на лавке в крестьянской избе, прикрытый рогожей. Своими стонами я изводил всю крестьянскую семью, объедал их и подыхал. И вот в одно утро крестьянин привел человека. И человек сказал, что вылечит меня. – Вурдалак поднял левую ногу, продемонстрировал ее всем. – И он не соврал, он вылечил. Только предупредил меня, что после лечения я не буду прежним, но мне было все равно. Я готов был на все. Я был согласен на все, лишь бы мучения прекратились. И он укусил меня в горло, а когда я очнулся, жара уже не было и нога совсем не болела.

Сын барона, если, конечно, это был он, замолчал.

– Очень жалостливая история! – заорал Волков. – Я почти что плачу, только чувствую, крестьянин привел к тебе не человека, а кровососа. Такого же, как ты сейчас. И вот я думаю, а той тварью, что тебя укусил, был случайно не ла Реньи?

Вурдалак молчал, пристально глядя на коннетабля.

– Эй, молчишь? Я что, угадал? Да, угадал. Хватит болтать, кровосос, становись на колени, иначе мы убьем тебя.

– Холопы! – опять завизжал вурдалак. – Повелеваю, убейте этого ублюдка или я убью вас всех! Слушайте своего господина!

Визг этой твари въедался в мозг и деморализовал, в нем Волков чувствовал лютую ненависть к себе, как будто она адресовалась именно ему.

– Слушайте меня, своего господина! – визжал людоед. – Слушайте…

Конь снова заплясал под солдатом, а люди озирались растерянно, морщились, смотрели на коннетабля, не знали, что делать, ожидали и надеялись, что коннетабль знает, коннетабль сейчас все скажет. Они не слушали вурдалака, они смотрели на коннетабля. Ждали его приказа. Люди были за него. Пока. И он понимал, что с кровососом нужно кончать, уж больно опасен тот был, но стрелять с коня, который волнуется, бессмысленно, только болт потеряешь в грязи.

Волков стал успокаивать коня и орал одновременно:

– Не слушайте и не бойтесь его, он отринул Святую Церковь нашу, забыл долг рыцаря – защищать слабых, наоборот, он жрал детей и баб, он больше вам не хозяин, он тварь, нелюдь, пес дьявола!

Волков гладил и похлопывал коня, и тот вроде как угомонился. Стал, как положено боевому коню смирно, и почти не тряс головой. Тянуть больше не было смысла; что собирался делать людоед, не было понятно, он мог и кинуться в бой, и бежать, и солдат решил стрелять.

Он вытащил ногу из стремени, ожидая, что монах кинет топор, но ничего не произошло. Волков глянул на Ипполита, а тот стоял, разинув рот и уставившись на вурдалака, еще и поигрывал топором. Волков пнул монаха в ребра и зло зашипел:

– Уговор, дурень, помнишь?

Брат Ипполит поднял глаза на солдата, словно не понимал, о чем говорит тот.