Нечто из Рютте

– «Зело быстр он и силен, но то все в ночи. В день солнечный он слабее, чем ночью, но и днем не найдется трех мужей добрых в добрых латах и с добрым оружием, что его одолеют, ежели нет у них оружия из серебра первородного, а ночью он видит не хуже кошки. А днем видит плохо, а ежели на солнце, так совсем не видит. А вот слышит он и днем, и ночью хорошо, как птица ночная, и любой шепот слышит на тридцать шагов. А днем он прячется от солнца в подполы и пещеры, а ночью ходит, где пожелает. А чтобы взять его, надобно вызвать его на солнце и там рубить его топорами или колоть первородным серебром. Или жечь его, связав. Или бить голову и кость его молотом или клевцом».

Волков слушал внимательно, Сыч, сидевший на передке телеги, тоже. Даже Ёган и сержант, ехавшие рядом верхом, прислушивались.

– Господин, – сказал сержант. – Нам что ж, придется к нему в склеп лезть?

– За погибелью? Нет, будем звать его на солнце. Если не удастся убить болтом с серебром, стражники будут его колоть копьями, чтобы обездвижить, а мы будем рубить. Попытается бежать – будем травить собаками, чтобы выдохся. А если не вылезет из склепа, нарубим хвороста до крыши, обольем жиром и подожжем.

– Добрый план, – произнес сержант.

Волков видел, что все, кто слушал разговор, почувствовали себя уверенней, ведь их командир знал, что делать, хотя сам он до сих пор понятия не имел, сработает ли его план, но он знал главное: командир должен излучать уверенность, поэтому он всячески скрывал волнение, которые его ни на секунду не покидало.

– Ну, что замолчал? – сказал Волков монаху. – Читай дальше.

– «А бить его нужно пешими, – начал читать монах. – Ибо кони его боятся, и от вони его кидаются от него, и всадника бросают наземь, и не слушаются. И только лишь добрые рыцарские кони с добрым всадником устоят пред магистром де вурер кадаврум». – Монах оторвался от чтения и пояснил: – То есть пред сеньором трупоедов. Вроде мы двоих его слуг убили, но у него может быть третий трупоед.

– Молим Господа, чтобы третьего не было, – сказал Волков. – Читай дальше.

– Так все. Следующая глава про его слуг, упырей, трупоедов.

– Тогда читай снова про их господина.

Монах перелистнул страницу и снова начал читать.

Доехали. Стали от кладбища к западу. Волков вылез из телеги, Ёган и Сыч помогли ему надеть доспехи. Солдат не особо раздумывал и надевал все, что только можно: и бугивер, и поножи, и наголенники, и латные рукавицы, и шлем. Все остальные тоже готовились. Даже мужики, те, что пришли с топорами, рубили себе колья. Все должны были идти пешими в болото, кроме солдата. Не мог он в доспехах и с больной ногой идти по колено в воде и тине, а в своем коне он почти был уверен. При первой встрече с вурдалаком конь дурковал, но при последней уже вел себя спокойно.

Раньше Волков даже в доспехе мог запрыгнуть в седло, не пользуясь стременами, но те времена ушли, наверное, навсегда. Теперь он брался за луку седла двумя руками, только так он мог опереться на левую больную ногу, а правой встать в стремя, которое придерживал Ёган. Потом он не без труда перекидывал ногу через коня, но даже там он не мог попасть больной ногой в стремя, если его не держал Ёган.

Да, командир, ведущий своих людей в бой, не должен так садиться на коня. Подобным образом садились немощные старцы, но другого командира у этих людей не было, и они это знали. Он оглядел всех своих людей: и стражников, и простых мужиков. Они тоже смотрели на него. Смотрели с верой, люди не сомневались в нем, это же был их коннетабль. Их смелый и непреклонный коннетабль. И Волков заговорил спокойно и твердо:

– Сержант, ты с двумя своими людьми и двумя мужиками идешь справа от меня в десяти шагах. Копья вперед, ты сзади, мужики рядом с тобой. Ёган, Сыч, вы и два стражника идут слева от меня, стражники с копьями вперед, вы сзади, вы трое, – Волков посчитал пальцем трех стражников, – передо мной, копья вперед, идете шагом, не спешите и не пятитесь. Я буду сзади вас, ты, – солдат указал на самого старого и самого опытного из стражников, – сзади с Клаусом и мужиками в пяти шагах за мной. Следи, чтобы мужики не побежали, и, что бы ни случилось, держитесь за мной. И говорю всем, слушайте меня, все время слушайте меня. А вы, – он снова обратился к самому старому стражнику, – не вздумайте отстать.

– Не отстанем, господин, – заверил тот.

Егерь Клаус тоже заверил коннетабля.

Его люди волновались, это было заметно, и это было нормально. Главное, чтобы они верили в него, и тогда все должно получиться. А они вроде бы верили и выполняли все, что он сказал; суетились и малость бестолково, но старались.

Волков достал топор, с которым никогда не расставался, и протянул его монаху:

– Держи. Слушай внимательно: не знаю, как все сложится, но если кровососа удастся вытащить на свет, ты должен кинуть топор в него.

– В кого? – удивился монах, беря оружие. – Я не попаду!

– Слушай меня, болван, нужно просто кинуть в него топор, и все, – говорил Волков тихо, чтобы другие не слышали. – Просто кинешь в него, отвлечешь внимание. Нужно будет отвлечь его. Понял?

– Я попытаюсь.

– Не надо пытаться. Нужно кинуть топор в вурдалака, понял?

– Да, я кину топор в вурдалака, господин.

– Слушай внимательно, – продолжал солдат тихо, чуть склоняясь с коня, – ты кинешь топор, когда я вытащу ногу из стремени, будешь стоять справа от меня и следить за ногой. Я вытаскиваю – ты кидаешь. Понял?

– Да, господин, – монах подбросил топор, – я все понял.

– Ёган, арбалет, – скомандовал Волков.

Ёган молча передал ему взведенный арбалет, на ложе которого уже был болт с серебряным наконечником.

Солдат проверил оружие и закричал:

– Копейщики, в морду не колоть, в ляжки тоже, только брюхо, только пах. Длинным выпадом, чтобы насквозь: мне нужно, чтобы вы его прокололи как кабана и держали, пока мы будем его рубить. Кто верует в Господа нашего – читайте молитвы.

Он осенил себя святым знамением. Его люди делали то же самое. Шептали молитвы, а многие подходили к монаху, и тот наскоро благословлял их. Становились в боевой порядок.

– С Богом! – крикнул солдат. – Пойдемте и убьем эту тварь, вернем ее обратно в ад.

Они пошли в болото. Шли они то по щиколотку, то по колено в грязи к центру кладбища, обходя покосившиеся надгробия. Туда, где в тумане темнел склеп. Шли не спеша, как положено, держались вместе, не разбегаясь. Все молчали, все были напряжены, и даже собаки, бредя в воде почти по живот, не лаяли.

И тут за порывами ветра облака разлетелись, и вдруг пришло солнце.

– Вот, видите? – сказал солдат громко. – Кого-то из вас, чертовых грешников, Господь еще слышит, Он послал нам солнце.

Люди тихо радовались, глядели на солнце и на коннетабля.

– Молитесь, добрые люди, о том, чтобы адская тварь была там, но не сбежала.

Вскоре они подошли к склепу. Он был старый, черный, без лишних украшений, только крест на стене да дверь из железных прутьев. Камни его старые поросли мхом.

– Господин! – крикнул один из стражников, что шел справа рядом с сержантом. – Глядите!

Волков взглянул, куда указывал стражник, и увидел, что у поваленного надгробия из воды торчали не то женские, не то детские ноги, серые от разложения.

– Ну вот, – сказал солдат, – кажется, мы его нашли.

– Конечно, он здесь! – крикнул Сыч. – Чувствуете, трупьем воняет?

– Пошли. – Солдат взмахнул плетью, и его люди двинулись вперед.

А солнце разгоняло туман, светило не через облачка, не лучиком, а жарило во всю мощь уходящего лета. Оно осветило мерзкое, запущенное старое кладбище, разогнало туман, а заодно и мрачное предчувствие смерти. Перед ними было просто замшелое и мрачное здание, сложенное из огромных камней. В двадцати шагах от склепа Волков поднял руку, приказывая остановиться.

Все стояли тихо, даже собаки его понимали и не лаяли. Все ждали, что будет делать командир, а коннетабль крикнул:

– Эй, кровосос, я знаю, что ты нас слышишь! Выходи, мы пришли за тобой!