Нечто из Рютте

В донжоне он собрал людей.

– Сержант, седлай коней, запрягай телегу, четырех людей с собой берем, Сыч и монах тоже едут с нами.

– Куда едем, экселенц? – спросил Сыч.

– В берлогу к ведьме. Ты, Сыч, пару ведер жира из бочек возьми.

– Хибару ее жечь будем? – догадался Сыч.

– Будем, а там вода кругом, все сырое, просто так гореть не будет.

– А я еду? – спросил Ёган.

– Поломойку найди, пусть уберется в моих покоях, одежду к прачке снеси. Мне лучшее платье скоро понадобится. И к сапожнику сходи, скажи, что сапоги мне новые нужны, да из лучшей кожи, самые дорогие.

– Никак праздник какой намечается?

– Намечается, – коротко ответил солдат.

Сколько они ни искали, сколько ни ворошили убогий скарб ведьмы, ничего ценного найти не могли. Сыч с одним стражником в подпол лазил – все без толку. Только травы сушеные, коренья уродливые, всякий мусор да гнилое тряпье.

– Ну не знаю, где еще искать, – говорил Сыч, и было видно, что он устал, – в подполе пусто, кости только. Если только копать начать. Знать бы, что искать.

– Если бы знать, – задумчиво ответил солдат, поднимая на палке гнилую тряпку, – ладно, Сыч, пали хибару, палить-то ты вроде мастер.

– Добро, экселенц, сейчас сделаю.

Но все вокруг было сырым настолько, что даже облитый мерзким жиром хлам плохо горел. Хибара ведьмы сильно дымила и разгоралась с трудом, но все-таки пламя победило. Когда весь дом был охвачен огнем, солдат сказал:

– Ладно, поехали домой.

Добравшись до Рютте, солдат заехал на пепелище, где нашел управляющего, а с ним одного городского.

– А это кто? – псросил он.

– Нотариус, – хитро улыбнулся Крутец, – я пригласил его, чтобы он удостоверил пожар и что больше никакой собственности у Хирша здесь нет.

– Вот как, даже пожар нужно удостоверять?

– С Хиршами по-другому нельзя, на все должен быть документ.

Волков поехал в замок и вдруг понял, что его жизнь изменилась. В замок ехал совсем не тот солдат, что еще недавно въезжал в Малую Рютте. Не тот солдат встретил молодого коннетабля, который вот-вот погибнет. Он стал другим. Тот, прошлый, был отставным гвардейцем герцога де Приньи, да, он был корпоралом, правофланговым, хранителем штандарта, но по большому счету для любого благородного он был никем. Особенно после отставки. А теперь… Теперь все менялось. Он был почти самым главным здесь. И уж точно самым уважаемым. Его знали во всей округе. И барон не скрывал гордости, что у него есть такой коннетабль, как он. Господа из соседних уделов, проезжая через Рютте, приветствовали его как равного. Да, как равного. Видимо, весть о том, что ему будет даровано рыцарское достоинство, разлетелась по округе, да еще и слава жесткого и неутомимого стража приносила ему уважение.

Но сейчас он поймал себя на мысли, что едет домой. Да, замок Рютте он уже воспринимал как дом. Как когда-то казармы гвардии, куда так хотелось попасть после долгого похода. И можно бы считать себя счастливым, если бы не три важных дела: ему требовалось поймать вурдалака, это очень нужно для статуса. Тогда бы все знали, что он доводит дело до конца. А еще ему поймать ла Реньи, это для себя, для спокойствия. Ему неприятно было вспоминать, что его будущая жена, госпожа Хедвига, его буйная Ядвига крутила шашни с этим белозубым скоморохом, смазливым простолюдином. Он бы вывесил его на площади и был бы рад. А еще требуется пройти обряд посвящения и жениться. Он был уверен, что преград для этого нет. И тогда и щит с гербом, и красавица жена с приданым – все его. Все его!

Они с бароном сидели в зале возле камина, разглядывали золоченые шпоры и великолепное алое сюрко.

– Роскошь, – гладил бархат барон, – сам бы такое носил.

– Не слишком ли? – усомнился Волков. – Императорский цвет.

– Нет, то что надо, а шпоры, конечно, дрянь, холоп ваш выбирал?

Солдат кивнул.

– Продадите потом, один раз надеть можно.

И тут в залу вбежал стражник. Встал. Стоял и ждал, пока на него обратят внимание.

– Что тебе? – спросил барон.

– Я до господина коннетабля.

– Слушаю, – сказал солдат.

– Жиденок приехал, буянит в донжоне.

– Буянит? – удивился барон. – А что ж ему нужно?

– На месте его сгоревшего трактира управляющий строит ваш трактир, – произнес солдат, поднимаясь из-за стола, – не волнуйтесь, господин барон, я разберусь.

Когда солдат вошел в донжон, он увидел молодого Гирша. Тот был вне себя, стоял у стола и размахивал руками, зато Крутец, сидевший за столом, был абсолютно невозмутим.

– Думаете, я дурак?! – орал Гирш. – Я не дурак! Все это ваших рук дело! Ваших!

– Суд нашего сюзерена, принца Карла, неподкупен, – меланхолично отвечал Крутец. – Подайте в суд.

– Думаете, я дурак?! – снова повторял Гирш. – Какой еще суд? Вы воры! Просто воры! Вы просто украли у меня деньги!

– Вам придется доказывать это в суде, – невозмутимо заметил управляющий. Он почти улыбался в лицо юному Гиршу.

– Не сметь! – заорал тот. – Не сметь скалиться! Ты вор!

– Я попросил бы вас не разговаривать в таком тоне, – мягко говорил Крутец. – Иначе стража выкинет вас отсюда.

– Выкинет?! Да я за этот трактир заплатил сто двадцать талеров! Сто двадцать! А ты хочешь меня выкинуть?!

– Сто двадцать? – искренне удивился Крутец. – Сто двадцать талеров трактир приносит за год, вы купили его очень дешево. Интересно, почему хозяин продавал его вам за такие малые деньги?

– Не твое дело, вор!

– Возможно, это был рискованный актив, – продолжал управляющий. – Вы рисковали, Гирш, связываясь с таким человеком, как наш трактирщик. Ваш трактирщик был должен коннетаблю. Вы знали об этом, он вам об этом сказал?

– Я повторяю, ты вернешь мне все деньги, проклятый вор! – взвизгнул юноша.

– А ну, успокойтесь, – твердо сказал Волков. – Иначе я велю выбросить вас отсюда.

– А-а, вот еще один вор! – заорал Гирш, заметив коннетабля. – Вся шайка в сборе. Я требую вернуть мои деньги!

– Какие твои деньги, жид? – холодно спросил солдат.

Он знал, что мальчишка не в себе, поэтому пытался сдерживаться, но юный Гирш по юности своей этого не понимал.

– Мои сто двадцать талеров, что я отдал за мой трактир! – орал он и зачем-то начал размахивать пальцем перед лицом солдата. – Который вы сожгли, проклятые воры! Где мои сто двадцать талеров?!

– Твои сто двадцать талеров, жид, – холодно продолжал он, – там же, где и мои тридцать пять. У Авенира бен Азара. В прошлую нашу встречу я спросил, как его найти. Напомнить тебе, что ты мне ответил?

– Ах вот, значит, как вы ведете дела. – Гирш успокоился и заговорил заметно тише.

– Мы с вами здесь никаких дел не ведем, – спокойно произнес управляющий. – Ваш трактир сгорел. Мы в этом не виноваты. Если считаете по-другому, подавайте в суд.

– Вы просто свиньи! – снова заорал Гирш. – Бесчестные свиньи! Гойская банда свиней! Вы еще не знаете, с кем связались, гойская сволочь!

– Жид, – произнес солдат, – лучше тебе замолчать. Еще одно слово – и ты пожалеешь.

– Не пугай меня, свиноед гойский, ублюдок.

И тут даже он понял, что переборщил. Он замолчал. Все это происходило в донжоне, переполненном людьми. Здесь были и стражники, и дворовые. Люди собирались, чтобы посмотреть на скандал, и все слышали слова юного Гирша. Теперь они ожидали, что будет. Если бы все это было сказано наедине, возможно, Гиршу еще сошло с рук, он отделался бы парой оплеух и двумя-тремя ударами палки, но теперь так просто закончить дело Волков уже не мог. Солдат указал на Гирша пальцем и произнес:

– Стража, взять его.

Повторять было не нужно. Двое стражников тут же вскочили из-за стола, схватили мальчишку, выломали его руку, согнули. Возница, что привез Гирша, попытался было вступиться за господина, но еще один стражник немилосердно ударил его древком копья в лицо, и тот свалился на пол.

– Гой, вор, свиноед, – кряхтел Гирш, когда стражники крутили ему руки.