Страница 3 из 11
Как назло, Феодосию Морозову, мою крестную мать, приказали заточить в монастырь и везли на дровнях, когда эти двое потеряли меня из виду.
Головорезы бросились на Долгоруковскую зная, что матушка живет где-то здесь.
Не вступи с ними я в бой, они быстро бы выведали у соседей постоялый двор, где мы скрывались.
Теперь надо было делать, ноги.
Васька-Губа явится сюда сам, когда узнает, что его людей слегка порезали и отдубасили.
Я совершенно не боялся за себя, но тревожился за матушку и няньку.
Ваську прозвали Губой, потому что у него была рожа — кожное генетическое заболевание. Нижняя губа его была похожа на розовый надутый воздушный шар.
Она закрывала пол лица и свисала ниже подбородка.
Васька не пожалел бы няньку и просто убил бы ее, чтобы не мешалась под ногами.
А что было бы с моей матушкой, я даже не хотел думать.
Я закрыл глаза и попробовал увидеть близлежащие дома и дворы. У меня получилось.
Я поискал Васькиных мордоворотов, но поблизости нигде не нашел. Свалили. Вот и отлично. Мы вышли на улицу.
— Куда же мы теперь, Илюшка? — встревоженно спросила мама быстро шагая по зимней улице.
— Есть, одно местечко. Там вас никто не тронет.
Я улыбнулся, но матушка не успокаивалась. На ее лице сохранялась тревога и мне было невыносимо от того, что она испытывает страх. Надо было отвлечь ее. Я подумал, что самое время спросить про "дрон" и видения.
— Ма, ты одно скажи. Вот что со мной такое? Я, когда закрываю глаза, то вижу улицы и людей, как будто глазами орла, который летает на ними.
— Свершилось…, — с дрожью в голосе сказала матушка. Она остановилась и села на ближайшую лавку, прикрыв ладонью нижнюю часть лица от шока, — свершилось. Ворон вернулся. Ворон пришел…
— Ма, какой ворон? Ты о чем?…
Глава 2
Она посмотрела на Гаврильвену.
— Всё, что говорил Осип про пришествие Ворона и второго сына оказалось правдой! Это не сказки. Прародитель рода Аксен Петрович Воронов не врал, что имел связь с птицами и мог летать за сотни верст от того места, где находился.
Гаврильевна тоже села и лавку и закачала головой
— Ты посмотри, а мы его корили за предсказания… Батюшки. — видимо, она имела ввиду моего отца Осипа Васильевича.
— Матушка, о чем вы? Что за предсказания?
**
Мы тайно переместились в гостиницу для паломников при Новоспасском Монастыре, там имя Морозовых служило пропуском и приютом для всех гонимых.
По дороге мы почти не повстречали прохожих, которые могли бы нас узнать.
Матушка очень осторожно рассказала, что мы с братом происходим из древнего боярского рода, обладающего особыми способностями. Но эти способности проявлялись не у всех.
Только у младших братьев в семье по прямой мужской линии, ведущей от Аксена Петровича Воронова.
Вот уже более пятидесяти лет Дар Рода дремал и никак не проявлял себя. Он должен был проявиться у моего отца.
Но ему так не посчастливилось открыть его в себе. Хотя он из своих сил старался не только раскрыть в себе эти магические способности, но постоянно оживлял и поддерживал это предание среди Вороновых.
Со временем, в нашей большой фамилии, люди стали считать предсказания предков о появлении потомка с Даром сказкой и отдались друг от друга.
Некогда сплоченные, богатые имеющие большую власть в державе Вороновы разобщились, оскудели, обеднели не только деньгами, но и духом.
Отец был рачительным хозияном имел поместья тремя сотнями дворав. Земельных наделов больше четырех сот четвертей в Вологодском, Шуйском и Суздальском уездах.
А четверть, как я понял равнялось половине гектара.
Сам он вел дела так, что его крестьяне платили минимальный оброк, но давали ему премии с оборота. Зарабатывая больше других, его крестьяне были почти свободными — общинниками.
Они понимали, что защищаемые отцом, имеют несравненно больше иных городских и посадских чиновников, поэтому очень любили и уважали отца.
Но наступили черные дни. И наш род окончательно потерял все наделы и деньги. Их профукал Петрушка.
Отец рассказывал матери о том, что придет потомок, который возродит Род вернет ему былую славу и могущество.
Он будет иметь зрение как у ворона. Будет уметь смотреть сверху, уметь камень превращать в золото, уметь целить живых и воскрешать мертвых.
— Ну с воскрешением мертвых он загнул, конечно…, — пробормотал я, обдумывая услышанное.
— Ты как про отца разговариваешь? — перебила меня Гаврильевна, — совсем стыд потерял? Или тебе память отшибло?
— А что? — спросил я, несколько сбитый с толку.
— Ты забыл, как собачёнчка к жизни вернул, когда ты совсем еще мальцом был?
— Бабка ты не гони на меня, ты лучше подробнее расскажи.
Гаврильевна смягчилась и поведала мне историю, как я вытащил щенка и оживил утонувшего щенка, вдыхая ему в пасть и массируя сердце.
«Та же тема, опять замешаны лекари и знахари», — подумалось мне. После того как мы обсудили предсказания и семейные легенды, я решил заняться делами. Тратить время зря не хотелось.
— Ну хорошо. Еды и воды вам принесут. Сидите ждите. Мне в школу надо. Или приду через три дня или кого-нибудь из надежного дружка пришлю. Скажу, что делать. Понятно?
— Ишь, повзрослел. Посмотри на него Ефимия Алексеевна. Оперился, — она делала вид, что разговаривает строго, но на самом деле улыбалась, — не мал еще про понятность переспрашивать?
Я ее очень любил. Она была полноценным членом рода. В семье всегда уважали старших, и она имела право делать замечания мне с братом. Но сейчас, я точно знал, что она чувствует гордость за своего двенадцатилетнего воспитанника, примерившего на себя роль защитника семьи и добытчика.
— Илюша, сынок, — мать подошла и обняла меня, — беспокойно мне за тебя. Береги себя.
— Он себя еще покажет… — видимо Гаврильевна имела виду, что я покажу себя с лучшей стороны.
— Мам, не переживай. Мы точно выкарабкаемся. Вы главное тут ничего не бойтесь, но и особе не светите себя. Будьте тише воды.
Я поцеловал обеих в щеки и побежал в школу.
***
Я учился в училище поддьячных писарей у наставника Симеона Полоцкого и пропустил два дня. Это было большим нарушением режима.
Наш наставник был грозен и вечно сердит. Его боялись даже старшие выпускники.
Одного его старческого взгляда было достаточно чтобы дети думских бояр и князей, которых учили грамоте в этой школе начинали заикаться.
Те самые мажоры, как сказали бы в будущем, тряслись, когда Симеон Полоцкий сурово интересовался их самочувствием и выполненными упражнениями по грамоте и словесности.
Наставник не признавал ни чинов, ни происхождения.
Он говорил, что подчиняется только Великому Князю. Все остальные для него дети-человеки, все как один равны.
И вот теперь, придя в школу, я видел, как самый грозный и ужасный наставник сам дрожал и заикался перед человеком, одетым в темно-вишневый монашеский балахон.
Посетитель держал в руках дубовый посох, богато украшенный золотом.
Они стояли в коридоре училища перед началом занятий.
Симеон Полоцкий что-то виновато лепетал, заискивающе глядя в глаза собеседнику. Тот стоял ко мне боком, и я не мог разглядеть его лица.
До меня донеслись обрывки их разговора.
— Так сам не знаю, где его носит. Третьего дня не появлялся на уроках
Я хотел незаметно пробраться в класс, но тут оба обернулись ко мне.
— А вот и он! Ваше Преосвещенство. Явился! — Симеон грозно сдвинул брови, — ну-ка поздоровайся с Протопопом Аввакумом.
— Доброго здравия батюшка Симеон, доброго здравия батюшка Аввакум. Можно мне пройти в класс?
— Нет, в класс ты не пойдешь, — мягко ответил мне наш наставитель.
Что-то тут было не так. Учащимся за пропуски полагалась взбучка.
Обычно экзекуция происходила в классе на глазах у остальных учеников, чтобы другим было неповадно нарушать порядки в следующий раз.