Страница 8 из 47
И, наконец, последнее важное событие Харутте приходится на последнюю, завершающую ночь. Так и называется: Харутте, что на языке Саада означает «Праздник весны». В этот день считается, зима окончательно ушла. Готовятся только лёгкие овощные и фруктовые блюда. Мэо и тенери разжигают костры, плетут венки из первых весенних цветов.
Раньше именно в Харутте скрывались за масками. Это был тот самый день, когда все равны. Всего пятьдесят лет назад владыка Саада переиначил праздник, чтобы его народ обе недели ходил под масками и общался друг с другом на равных, невзирая на статус в обществе.
Так зародился обычай отдельного ночного гуляния у тенери. Там бывают и мэо, но только приглашённые кем-то из них. Говорят, развлекаются в эту ночь и ведьмы.
Я не знала, чем они там занимались, но заинтересовалась.
Мия грустно вздохнула, она сказала, что тоже не слышала о том, как проходит последняя ночь. Поэтому наряды мы подбирали под обычные, вечерние гуляния. Выбрали парные платья с короткими пышными юбками. Моё красное и расшито серыми нитями, у Мии — наоборот.
Когда мы закончили с примерками и подборами, развесили всё в гардеробе по порядку, я не чувствовала ни ног, ни рук. Голова словно разбухла, а Мия, ничего, всё щебетала и мечтала о романтической встрече с чудесным юношей.
Я и сама уже думала, было бы здорово познакомиться с кем-нибудь на празднике! Доказать отцу, что у меня уже есть возлюбленный, и избежать брак по договорëнности. Нет, уходить к кому-то как гарантия долгосрочной сделки, совсем неприятная участь!
Может, и правда, стоило познакомиться с магом и закрутить с ним роман?
— Разумеется стоит! — поддержала Мия, чем ввела меня в ступор.
— Я, что, опять?
— Вслух, Лели, вслух.
До празднования Харутте оставался день. Не знаю почему, но я решила потратить его на чтение отцовской переписки. Вернее, только еë половины. У меня были письма потенциального мужа, но не отца. Лишь несколько черновиков случайно затесались в стопку.
Если они оказались у меня, значит, отправили что-то другое.
Семья фом Эллерт издавна славилась целительскими снадобьями, однако, мы и яды создавали. И чем больше я читала отцовскую переписку, тем лучше понимала, сделку заключили на поставку ядов и их противоядий. Вернее, ещë не заключили. Отец только планировал вместе с неизвестным мне магом наладить поставки в Саад.
Я злилась на неизвестного мужчину за то, что тот не подписался нормально ни единого раза. Как так можно? Понятно, что на конверте стояла печать его семьи, но и в письме можно хоть именем обмолвиться. Нет, он только ставил двойную «Р». Причëм вторая буква пряталась под первой, словно тень.
Из его писем я понимала, что он жаждет сделки не меньше отца, но условия мужчина ставил умопомрачительные. То запрещал сделок с кем-либо кроме него самого, то требовал полного контроля над созданием ядов. И так от одного наглого заявления к другому. В одном из писем вдруг спросил: «Твоя дочь, какая она?». И сразу следом: «Возможно и соглашусь». Меня аж передëрнуло от прочитанного. Слишком прямо и неприкрыто. Я почувствовала себя зверьком на ярмарке.
И, конечно, большая часть отцовских черновиков оказалась посвящена моему описанию. Самое короткое звучало совсем не мило:
«Олейна (Олли) фом Эллерт, дата рождения: 17.02.1487. Место рождения: полуостров Камней, город Лодд. Внешность: серые глаза и каштановые волосы. Рост средний. Обучена грамоте и основам этикета.»
Вот это досье! Обучена я, значит, грамоте.
Скомкав бумагу, выбросила её в ведёрко под письменным столом.
— Да уж, — сказала Мия, — если бы я тебя описывала, то это звучало совсем не так сухо. Например: тихий омут, который лучше не трогать. Ведь тебя с детства учили, как держаться в обществе. Плюс ты из клана Ворона, а это значит, что за себя постоять сможешь. В твоём роду все сильные маги, хотя и люди. Ой, прости, Лели! Я забыла, что ты не способна к магии. Зато ты хорошая подруга. В досье стоит дописать, что немного знаешь саадский язык. Ну и, конечно, я бы добавила, что ты и стройная, и плоская.
— Ну тебя!
— И обидчивая. Хотя, довольно тихая. Что будем делать? И что это за груда?
— Давно ты здесь? — до меня только дошло, краткое описание читала вместе с подругой.
— Только зашла. Чай принесла, а ты не реагируешь, вот я и подошла, — она развела руками. — Это те самые письма?
— Те, — кивнула я и закусила нижнюю губу, размышляя.
Мия села рядом и наклонилась ко мне, выжидая. Я решила, что ничего не теряю и рассказала подруге про договорëнность отца. Подруга первым делом спросила имя будущего мужа, а я призналась, что не додумалась уточнить и теперь сама не знала.
— А отец твой уже вернулся, верно?
— Должен был, — я в уме посчитала, сколько дней нахожусь у Мии. — А что?
— Можно было бы у него спросить, — медленно проговорила подруга.
— Ни за что! Я не вернусь.
— Хорошо, — нарочито серьëзно покивала Мия. — Понимаю. Особенно после такой подачи.
Я фыркнула, но возразить было нечем. День прошëл не очень. Зато в относительном спокойствии. Мия предложила сжечь письма в ведëрке на заднем дворе, что мы и сделали. Под потрескивание бумаги, щурясь от едкого дыма попрощались с несостоявшимся браком.
Перед сном я твëрдо заявила, что намерена познакомиться на празднике с каким-нибудь юношей. Можно даже с мэо. Главное найти того, кого смогу представить отцу на замену непонятному жениху. Мия поддержала:
— Верное решение. Когда он увидит, что у тебя уже есть избранник, обязательно смягчится.
Я засомневалась.
Ещë я думала об Оливере. Пять лет прошло с прошлой нашей встречи. Как сильно он успел измениться? Я — очень. От маленькой и глупой девочки ничего не осталось. Давно в прошлом верящая в сказки малышка. В ещë большем прошлом та, кто призналась синеглазому красавцу в любви. Какая же глупая я была!
Да, мамина пощёчина ярко дала осознать, как сильно я тогда ошиблась. Её нежелание подпускать меня к больным я сочла за дополнительную кару. Не понимала, что неподалёку от нашей цветущей и жизнерадостной деревни шла война и бушевала Чëрная. В госпиталь день за днём привозили новых больных. Раненых мужчин, а иногда и женщин, настоящих воинов и воительниц. Их боялись, держали в разных краях госпиталя, в зависимости от цветов одежды, в которых те поступали, чтобы не возникало драк. Мама принимала всякого, вне зависимости от того, на чьей стороне тот бился.
Я, как это всегда бывало в свободное от приходской школы время, блуждала по территории госпиталя. Аннета доверила мне важную взрослую работу! С какой гордостью я повязала фартук, натянула рукавицы, запрятала волосы под косынкой, а на нос и рот натянула толстую тряпичную маску! Мне поручили оттащить в подвал грязные простыни. Корзина оказалась неподъёмной, поэтому я пятилась к лестнице, ухватившись обеими руками за одну из ручек.
— Позволь, помогу, — со смешком сказал синеглазый вельможа.
Забрал мою ношу и с лёгкостью поднял её. Я повела мужчину в подвал, мимо пугающей меня комнаты, от которой веяло холодом. По узкому коридорчику в подсобку для стирки. На обратном пути, когда вельможа нёс уже пустую корзинку, из страшной комнаты выскочила кошка. Я взвизгнула, оступилась и упала, сильно разодрав коленку.
Мы вернулись в подсобку. Вельможа осмотрел мою царапину и промыл чистой водой. Промокнул сухой тряпкой и сказал, что скоро всё пройдёт.
— Вы лекарь?
— Нет, — он улыбнулся мне своими чудесными глазами. — Я воин.
— Сильный? И умный? И красивый.
Покивав на первые два вопроса, он ухмыльнулся из-за последующего утверждения. Погладил меня по волосам и назвал юной красавицей.
— Я вам нравлюсь? — приободрилась я.
— Ты очень хорошенькая. Думаю, вырастешь красавицей.
— Тогда, когда вырасту, я стану вашей женой.
Не знаю, что мной тогда чувствовалось сильнее: смущение, от произнесённого вслух, или обида, за его реакцию. Вельможа смеялся до слёз.