Багровая параллель

Впятером идем в расположение батареи. Корректировщик со своим радистом, ротный со своим вестовым и я.

Строй немцев застыл напротив орудийных двориков. Теперь я могу их хорошо рассмотреть. В строю около сорока человек. Половина в черной морской форме, ясно, что они из экипажей затопленных кораблей. Другие в форме морской пехоты — в камуфлированных куртках. Но камуфляж не эсэсовский, а армейский крупно-пятнистый. Оружие составлено в «козлы». Половина — карабины «маузер», половина — «штурмгеверы». Уже знакомый мне офицер стоит перед строем и смотрит на нас. Затем, когда мы подходим ближе, четким строевым шагом подходит к нам и отдает честь капитану, поняв, что он командир десанта. Морские пехотинцы в это время уже оборудуют позиции вокруг батареи. По большому счету вряд ли немцы будут нас контратаковать…

Хотя, как говорится, на Бога надейся, но сам не плошай.

— Насколько я понимаю, господин капитан, задачей первой волны вашего десанта является захват береговой батареи, — на чистейшем русском языке обратился немец к Вячеславу. — А сейчас к берегу должны подходить транспорты со вторым эшелоном для развития успеха. Ваше командование все организовало просто великолепно и вовремя, — усмехнулся немец. — Вчера вечером на катере прибыла английская делегация. Речь идет о переброске всего гарнизона в Данию, где сейчас хозяйничают англичане. Эвакуация должна состояться на транспортных судах и кораблях кригсмарине. Вчера поздно вечером это было доведено до всех командиров частей. Сейчас ваши союзники находятся в Рене [80]. Хотя они вам уже не союзники, — добавил корветтен-капитан. — Но сейчас, даже выйдя из порта, корабли окажутся в зоне огня этой батареи. Ваши артиллеристы прибудут со вторым эшелоном десанта, это тоже понятно. Так что вас можно поздравить, господа. План англичан блестяще сорван.

Мы молча, ошеломленно смотрели на этого немецкого офицера.

Он расценил это по-своему и, улыбнувшись, продолжил:

— Я понял, что вы удивлены моим русским языком. Смею заверить вас, что я не власовец и не изменник Родины. Хотя моя Родина — Российская империя, а русский язык — мой второй родной. Я остзейский немец, — добавил он, испытующе глядя на нас.

Мы недоуменно переглянулись. Заметив это, немец улыбнулся:

— Понятно. Вы просто ничего об этом не знаете. В 1725 году все балтийское побережье отошло к России, — начал свой рассказ корветтен-капитан. — К тому времени там уже несколько веков жили мои предки — потомки рыцарей Тевтонского ордена. Так вот, господа, после ухода шведов они добровольно присягнули России. И последние два века все мои предки служили в русской армии и на флоте. Поверьте, господа, своей крови за Россию они пролили не меньше ваших дедов и прадедов. Мой отец, русский офицер, погиб в Первую мировую уже после моего рождения. Сам я родился в городе Рига и крещен в православной церкви в пятнадцатом году. По отцовской линии я отношусь к роду Редигеров. Генерал Редигер был непосредственным начальником капитана Мосина, когда тот создавал свою трехлинейку. А в начале века генерал Редигер [81] стал военным министром Российской империи. По материнской линии это род Фелькерзам. Мой дед адмирал фон Фелькерзам участвовал в Цусимском сражении. А другой мой предок, поручик Фелькерзам, в начале прошлого века добивался отмены телесных наказаний для солдат в своем полку. Моя семья, уехав из фашистской Латвии в тридцать третьем году после прихода Гитлера к власти, оказалась в нацистской Германии. Я ведь и сам числюсь фольксдойче [82]. Нацистскую идеологию не разделяю, хотя и служу, вернее, служил до сего момента в кригсмарине. Всю войну ходил на подводной лодке в Атлантику. А год назад в Северном море мою лодку уничтожил британский торпедоносец. Из экипажа спаслись только трое. В это же время в Дрездене под английскими и американскими бомбами погибли мои родные. Можете мне не верить, господа, но к нацизму я не испытываю никаких симпатий… Уже служа в морской пехоте, я узнал, что творили мои соотечественники в России, на родине моих предков, — горько добавил он. — И если бы не события семнадцатого года в России, то я вполне бы мог сейчас высаживаться здесь, во главе вашей роты, господин капитан, — с горечью сказал немец, глядя Славе прямо в глаза. — А сейчас я не желаю, чтобы немцы продолжали воевать с русскими, но уже под английским командованием.

Мы ошеломленно молчали, слушая эту исповедь.

Но корветтен-капитан не дал нам времени на раздумье:

— А теперь, господин капитан, вам нужно быстро принять решение. В рыбацком поселке расквартирован наш морской батальон. Немцы с вами воевать не рвутся. Но на господствующей высоте вдоль дороги перед поселком оборудован ротный опорный пункт. Это латышская рота СС. Именно они сейчас охраняют побережье. Живут они в блиндажах на позициях. Время у вас еще есть. — Он взглянул на часы. — До подъема осталось двадцать две минуты, надо торопиться. На батарее есть грузовая машина с тентом. Латыши ее хорошо знают и знают меня в лицо. Ну а дальше не мне вас учить. Как у вас говорят, эсэсовцев в плен не брать, — добавил этот русский немец, посмотрев уже мне в глаза.

А я вспомнил знак «За борьбу с партизанами» на груди убитого. Я хорошо знал, что такое борьба с партизанами в нацистском исполнении. Его хозяин вряд ли участвовал в лесных боях с омсбоновцами. Там, где счет потерь шел один к семнадцати [83] и вовсе не в пользу шуцманшафт-батальонов. Этот знак означал, что его хозяин сжег минимум одну деревню вместе с жителями где-нибудь на Псковщине.

Хотя бывает, что и крыса, загнанная в угол, бросается на человека. Именно латыши неделю назад в Берлине отчаянно защищали Рейхстаг [84].

— Командира первого и минометного взвода ко мне, — быстро сориентировался капитан.

Матрос, его вестовой, побежал, придерживая рукой ППШ. Корветтен-капитан, повернувшись к строю, что-то скомандовал. Из строя выскочили два солдата в камуфлированных куртках и подбежали к нам.

Немецкий офицер что-то сказал одному из них.

— Яволь, — ответил тот и побежал к капониру, накрытому маскировочной сетью.

Скомандовал второму солдату, и тот начал расстегивать пуговицы на своей куртке.