Нейронная одержимость

Секунду, две не творится ровным счётом ничего особенного и я начинаю подозревать, что просчитался — ровно до первых криков. Зеваки, словно завидев орду призраков, мгновенно теряют остатки здравомыслия и ломятся кто куда, одинаково мешая и мне, и преследователям. На мостовую падают корзины с зеленью, торбы, лотки и коробки. Краем глаза замечаю, как женщина уверенно и с азартом бьёт обезумевшего вора, пытающегося в бегстве стянуть простенькую шейную гривну прямо с владелицы. Хрустящие дыни бьются, отвлекают стрелков — и один получает камерой ангелочка, пока второй с какой-то непонятной мне паникой расстреливает магазин прямо в чрево алого холодильника, неторопливо шагающего ему навстречу.

Вилобородый не остаётся в стороне и стреляет мне куда-то в бедро, но подскользнувшийся скоморох принимает на себя весь заряд дроби. Его дружки по ватаге, только что стремящиеся покинуть поле брани, разворачиваются и остервенело прут прямо сквозь торговые ряды, отмахиваясь цепами от всех, попадающихся под руки. Их биомеханический медведь ломает прилавки и одним ударом лапы (слишком уж точным) сминает бородача с дробовиком. Я получаю удар от его поводыря и кое-как ухожу от схватки с ещё одной парой церковников. Искренне надеясь, что выигрываю потусторонней красотке те самые пятнадцать секунд.

И Ада меня не разочаровывает.

Первый херувим камнем обрушивается на голову певца, сбивая его с ног и заставляя его заткнуться. Оставшиеся два начинают носиться кругами, и в их глазах больше нет нежно-золотого света. Только багряный огонь. Ставшие неинтересными камеры бесполезным грузом свисают с их поясков, зато пухлые руки начинают творить хаос. Они рвут усы и бороды. Задирают юбки замешкавшимся девушкам, решившим спрятаться поблизости. Парой поднимают нечто, подозрительно напоминающее мангал, и рассыпают на строгие рясы уже поверженных бойцов. Но они не одиноки. Холодильник действительно взбесился и пошёл в ближний бой. Хлопки его створок не наносят много урона, но вызывают необъяснимую панику бойцов, явно опасающихся простого красного ящика.

Схватка становится проще. Излишне ретивый служака получает подвернувшимся под руку деревянным ведром и оседает. Бешеная гончая, разогнавшись, стремится впиться мне в мошонку, но в последний момент останавливается, словно врезается в невидимую стену. Сработал «шлем ужаса»? Неважно! Хватаю скулящую псину за лапы и, наскребав милосердия к бедному животному и отчаявшемуся грешнику, швыряю биоконструкт подальше от схватки.

Мимо меня проносится, громыхая, нечто с ножами в конечностях и при поварском колпаке. Я даже оглядываюсь: действительно, повар, у которого прямо на ходу рвётся «китель», обнажая дополнительные конечности. Острые ножи, конечно, сделают отбивную из кого угодно, поперчат даже… но как он будет убивать венчиком и механизированной перечницой? Оказывается — весьма эффективно, ведь пряности мешают петь и просто дышать, а венчик может вращаться, как бешеная циркулярная пила, отрывая куски ткани, металла и плоти, а главное — вызывая панику.

Которую я с удовольствием оставляю позади. По лбу течёт какая-то ледяная жижа, и только пытаясь её смахнуть, понимаю — всё-таки меня зацепили. К счастью, ноги-руки отзываются вполне нормально. Интерфейс мигает, как новогодняя ёлка, но Хаос и благородная схватка — отличный повод ретироваться в целости. В творящемся аду мужчина с рассечением, судорожно оглядывающийся назад — обычное и даже привычное зрелище.

Не то что десяток сошедших с ума конструктов.

Глава 5

Κρυπτός

в которой к узлу добавляются новые верёвки.

Стопы улья Каллиник. Доходный дом Викторинов.

Жители Плёсн, подножий монументальных шпилей, не очень любили внимание орденов. Вне зависимости от Великого дома — просто не любили. Правда, неприязнь могла выражаться по-разному. «Мирские» ордена следили за порядком и давали по сусалам излишне обнаглевшим бандитам. Их костерили, но уважали — особенно когда нужно было призвать обидчика к ответу. Научные ордена могли выдернуть какой-то хлам или призвать к себе одарённого ребёнка. Правда, миряне потом видели резкое качество жизни, а мальца, раньше разносящего горшки с едой — уважаемым мнемотехником. А вот духовные и мнемонические ордена, отвечавшие за духовную и кибернетическую чистоту паствы, вызывали страх. Благовейный, страх перед карой Первосоздателя, или же вовсе иррациональный.

Анастас Белькаллин прекрасно понимал, что ни он, ни один из его коллег не смогут переломить ситуацию за одно дело. Поэтому смесь недоверия и страха, источаемую смердами, он принимал за должное и просто анализировал обстановку. Сводчатый потолок был старше доброй части города. «Минус второй» этаж древнего доходного дома — он мог бы стать частью «костей шпиля», но высокие, неотведённые грунтовые воды активно топили коммуникации, излишне глубокие подвалы да и просто провалы в почве. Вот и сейчас кафолик и его группа храмовников с трудом дышали спёртым воздухом, насыщенным ароматами мокрой штукатурки, старого сырого дерева — и гари.

Культисты не стремились помочь следствию и для начала — разгромили всё оборудование. Где-то в этот момент добропорядочные жители вызвали мирской орден Птицы в первый раз. Их вызов приняли, внесли в соответствующий журнал и поставили в очередь. Все свободные наряды стянули на главный рынок стоп Птичьего улья, где вовсю бесились биомехи и роботы. Пока жители паниковали, преступники кое-как залили бензином хлам и подожгли. Большого пожара не случилось из-за близости вод, но огонь и так поработал на славу.

Итог: блоки мнемонических машин обратились в куски беспорядочно перекрученного металлолома, а одно из грубоватых кресел «украсила» застывшая человеческая фигура с глухим металлическим футляром на лице. Всё это не могло не напоминать кафолику Анастасию уничтоженную квартиру в плёснах улья Каллиник. За одним маленьким нюансом — из местных обитателей один всё-таки остался, хоть времени незадачливые храмовники им оставили достаточно. И этот нюанс собравшиеся силовики едва ли не обнюхивали.

Анастас, может, и считался одним из самых молодых кафоликов. Но едва прибыв на место и осмотрев почти не пострадавшее от огня тело, прекрасно понял, какой бардак вскоре поднимется. Несмотря на выжженные невмы подчинения и срезанные куски кожи, он мог различить на замызганной коже трупа следы священных знаков. Когда-то шрамы защищали своего носителя от инфодемонов и диких бесов — и Белькаллин мог только озадаченно тереть переносицу. Да, тут поработали еретики, но самое плохое — над кем именно они поработали, прежде чем уйти

Перед кафоликом остывал труп принудительно подключённого к Пургатории экзарха мирского ордена Каллиников — второго лица в ордене. Всего лишь мирского, конечно, но отвечать за порядок в стаде вверенного ему Всесоздателем уровня улья было важно. Кафолик мог только благодарить Всесоздателя за то, что пока неведомые ему демонопоклонники не смогли добраться до одного из ипатов. В этом случае у них были бы ключи доступа ко всему Птичьему Уровню и его многочисленным аванпостам по Нижнедонску и за его пределами.

— Экзарх Лассо, — негромко проговорил Белькаллин, присев около трупа. Он знал жреца. Не слишком религиозный, не слишком погрязший в скандалах. Его едва-едва начала одолевать телесная слабость, и просто так он бы не сдался. Заманили в ловушку? Использовали тайную страсть? Нужно будет проанализировать много информации. От сумрачных рассуждений кафолика отвлёк дознатель, бесцеремонно заметивший:

— Я тоже подумал на экзарха, похож остатками невм, но… это возможно? Ну, я про взлом священника. И почему труп должен принадлежать именно Лассо?

— У Лассо было повреждено колено. Небольшой шрам от степняцкой стальной стрелки. Он до сих пор виден, несмотря на следы огня — Анастас вздохнул и встал. — Выясните, чем он занимался. — Небольшой стук по «ракушке». — Амбаст?

— Тут, коллега, — прохладно ответил дальний родственник.

Дурное настроение Сумкаллиника было вызвано исключительно собственной ошибкой. Он оставил херувимов-охотников в зоне большой драки и упустил момент, когда откуда-то вырвался демон, вдоволь покуролесив и, напоследок, почистив за собой следы. Подозреваемый в ереси и одержимости ушёл, а нечестивое создание не то сопровождало его, то ли воспользовалось моментом и ушло в Пургаторию. Возможно, Амбаст ещё дулся на себя, на патруль и на все грехи мира — но Белькаллина это не волновало.