Нейронная одержимость

— Ключ к своему архиву ты тут не найдешь, — комментирует мои поиски Ада. — Хранилище данных заперто на генный ключ, и…

— Знаю.

— Точно ли? Мне кажется, ты слегка растерян. Твоя невма, может, и закрыла содержание мыслей, но их хаотичность меня… удручает. Ты растерян, а ведь твой расписной список весьма… обширен.

Она может говорить без этих придыханий вообще?

— Ни грамма. Дойду до выхода и сразу рвану в лёжку в один из шпилей.

— Какой?

— Естественно Вакх, — фыркаю я и прикусываю язык. Это было лишним.

— Ваакх… интересно. Там много почитателей моих братьев и сестёр, хотя и меньше, чем в Лаодикии.

— Ты серьёзно надеешься задержаться в моём импланте?

— Я уже в твоей нейронной плоти, и для моего изгнания нужно что-то посерьёзнее, чем вырывание ракушки.

— И что же?

— Например, мирской дознатель и обряд экзорцизма. Будешь чаще болтать с собой на глазах херувимов — быстрее к ним попадёшь.

Я опускаю голову. Глупость, но движения губ будут чуть менее заметными.

— Пусть думают, что общаюсь по связи со знакомым.

— С отключённым блоком порайской связи? Нет. Не пытайся включить, ни в коем случае. Мнемоники мгновенно засекут тебя, сдадут коллегам из духовной ветки, а те сожгут, не успеешь ты сказать «Я не читал отреченных книг».

— И не подумаю.

— Молчи. Отвернись.

— Зачем?

— Затем, идиот, что к тебе плывёт херувим. Он чувствует моё присутствие и обязательно натравит гончих. Выберись к месту, где больше сети и кукол — и смогу помочь.

Остаётся только кивать и постараться убраться с аллейки. Пару раз я видел то, что имела в виду Ада. «Куклы» — бледные создания, но излишне атлетичные с угасшим взглядом, передвигающие тяжести. Клейма покрывали каждую их конечность и даже лоб — не то обозначая марку, не то принадлежность. Возможно, их и называют тут «биомехами». Пухленькие «купидоны», держащие вместо рук большие камеры. Только вот крылья — стимпанковские, сплошь из металла и проводов. Как они только держатся в воздухе? А, ну да. Техноволя и контур гравитации. Наблюдая за очередным полётом странного создания, я едва успеваю притормозить, услышав за углом любопытный разговор.

— Эй, девица. Мужчину незнакомого не видела?

— Их тут полное торжище, красавчик. Зачем тебе мужчина, когда есть я? Всегда готова ублагоествить того, кто живот и члены свои может положить за нас тут, в Стопах…

— Не сметь искушать! — и чуть пониже голосом: — Во всяком случае, пока я на службе. Беляш, бежевый плащ, может болтать сам с собой или зависнуть в одну точку.

— Не видела. Ангелочкам скорми, зря что ли вьются?

— Толку с них…

Чуть не попался! Ускоряю шаг, срезая прямо через торговые ряды. Продавцы удивлённо оглядываются, но не препятствуют — я держу руки в карманах и явно не похож на мальца, желающего спереть дыню. В подулье одно из первых правил — не интересоваться происходящим. Вредно для здоровья. Песель, сидящий на краю одного из рядов, не сдвинулся с места, спокойно глядя, как я несусь по кулисам рядов. Словно понимал, что я ему не причиню вреда.

— Эй, сгинь!

Дворняга запрокинула голову и умудрилась прищурить глаза. Как-то слишком по-человечески.

— Свали, кому неясно!

В ответ она (или он?) запрокинула голову влево и тут я увидел очень характерный ошейник. Золотой, с монограммами, ладанками и овальными амулетами от сглаза. Ошейник поисковой ищейки святых орденов. Я видел его раньше, в этой жизни. Обломочные эмоции Адриана во мне, нервные и трусоватые, распознали только половину знаков, но и этого хватило для лёгкой паники. Конструкт передо мной был не вполне псом. Скорее генетическим монстром с филактерией раскаявшегося грешника, спущенным впереди загонной команды. Нарастающий вой выводить меня из оцепенения. Я отталкиваюсь и просто прыгаю вперёд. Натуральная гончая бы отреагировала мгновенно, но вот только преступник внутри неё не обладает по-настоящему собачьими инстинктами и просто заваливается на задних лапах.

Впрочем, хватило и воя, чтобы меня заметили. Прикрываюсь каким-то нелепо шагающим холодильником на ножках, и гончая врезается в него. Замечаю буквально на расстоянии вытянутой руки достаточно широкий проём, чтобы разогнаться до предела мышц. Плюю на конспирацию и бегу к нему, расталкивая людей, сероватых «кукол» и откровенно жутких биомеханических созданий. Попадаю в толпу и осознаю, что ей отчаянно плевать на какого-то бегущего мужика. Достаю ствол — и безо всяких невм люди шарахаются в сторону. Крики волнами расходятся от меня, но осознание сделанной глупости приходит чуть позже. Когда меня всё-таки берут в клещи.

— Это он?

Две пары служак с двух концов аллеи. Обе — синхронно наводятся на вашего покорного слугу. Как батарея зениток, или — как головы толпы, которой объявили виновного в страшном преступлении. Когда-то уже видел, что бывает в таких случаях. Именно поэтому я дожидаюсь реакции окружающих, а даю дёру в сторону, отпихнув в сторону очередного херувима, пытающегося протаранить мне лицо.

— Ты хотела роботов? Так вот они!

— Хочешь, чтобы я отвлекла…ну, эти милые куколки?

— Если и память им сотрёшь — всерьёз подумаю над тем, чтобы общаться поближе с тобой!

Толпа, оказывается, вполне способна ответить. Меня отпихивают обратно в свободное пространство, где уже ждут трое храмовников. Четвёртый колеблется. Его нерешительность здорово отвлекает и мешает сосредоточиться, но краем глаза всё же вижу движение. На меня замахивается какой-то дубинкой церковник в отполированной кирасе. Я разочаровываю его и ухожу в сторону от удара, заодно делая тычок кулаком в ухо. Получаю один удар, второй, третий. Тупая боль начинает перебивать адреналин схватки, но первобытную ярость мне уже не сдержать. Никогда не был хорошим кулачным бойцом — но именно амок, боевое безумие спасало меня и в разборках с любителями пограбить экспедиции — и с «чёрными копателями», и с излишне самоуверенными селянами.

Какая там рука с нечеловеческой силой? Правая? Левая! Хватаю ей подвернувшегося под руку храмовника и бросаю в подбегающую троицу его братьев. Мечник в полном доспехе и шлеме с личиной? Удар прямо по шлему! Хруст костей меня ободряет, даже несмотря на повисших на плечах воинах, каждый весом с центнер. Отталкиваюсь ногами, и потерявшие опору бойцы, вопя, горохом сыпятся на землю. Пора валить? Нет, прибыла новая троица — да ещё и наводит стволы.

Делаю рывок к толпе и вырываю явного продавца дурью (бегающий взгляд, капли пота, прижатая к животу сумка), нервно ожидающего конца схватки. Отпинываю его к поспевающему патрулю — только чтоб заметить, как подоспевший субчик в сутане начинает явный горловой распев. Победный гимн? Уже? Я замахиваюсь отобранной дубинкой и слышу очень характерный лязг помпового дробовика прямо у меня над ухом. Боец с раздвоенной бородкой наводит на меня ствол. И очень знакомым голосом (тот самый, что осведомлялся о скидках у шлюхи), сочувственно советует:

— Брось, парень.

— Ада! — рявкаю я. Демоница всю схватку только мурлыкала что-то на ухо, вот только её кошачий концерт мне не особенно помог в схватке.

— Тридцать секунд, милый, — ободряет она. — Постарайся отвлечь певника. Его молитвы отрежут меня от Пургатории.

— Певника? Кого?

Мужик в сутане, словно чувствуя наш разговор, вздыхает и начинает распев, что называется, «трубным басом». Воздух очищается от смрада схватки и рынка только для того, чтобы забить мне ноздри озоном. Голос певца не дрожит и не затихает, даже когда подоспевшие херувимы встают в хоровод вокруг его головы. Его напевы, сливающиеся в речитатив, пробирают не только меня — патруль, как заворожённый, перестаёт стонать и по очереди начинает пытаться встать по струнке. Жутковатое зрелище, но сдаться четырём роботам и басистому мужику? Чёрта с два! Пользуясь тем, что большая часть стражей поднимает товарищей, отворачиваюсь от певца (видимо, он тут за боевого жреца) и выбираю в интерфейсе знакомую иконку с ключом. Коротко перебираю список знакомых мне магических знаков — и черчу взглядом «Оуттастафур». Несложный и изящный гальдрастав, вроде как вызывающий страх.