Цугцванг

– Зачем кнут, – она поднимается, рукой забрасывает волосы назад, потом головой вперед, смотрит из-под волос, начинает оголять бедро. – Музыку?

– Козочка, – он улыбается. – Как брат?

– Миша, солнце мое! Хотя бы сегодня! Не езди никуда. Арсен в порядке, – Рада садится, приникает всем телом, жалуется. – Дама пик валится. Есть кто-нибудь? Я зарежу ее!

– Ты дама и есть. Приворожила! Никто не нужен. Только на тебя стоит.

– Хочешь? – она с готовностью лезет ему в штаны.

– Отстань, говорю. Отдышаться не даешь.

Звонит радиотелефон. Кучумов берет трубку, слушает. Лицо темнеет, он отбрасывает женскую руку в браслетах, решительно поднимается.

– Миша, ты куда?! Не ходи, милый, любимый, солнце мое! – она падает на колени, хватает его за ноги, причитает по-бабьи. – Я беременна, Миша, драгоценный мой! Ребенок у нас будет.

– Потом, – он ее поднимает, целует в глаза. – А сейчас мне ехать надо. Пусти!

Двор дома с железными воротами. Кучумов без шапки выскакивает на крыльцо с радиотелефоном в руке. Бычья шея, маленькие уши, налитые кровью глаза. Вид его страшен.

– Не пущу!! – выскакивает Рада в цветном халате. Лицо в отчаянии, глаза пылают. Она цепляется за него обеими руками. – Миша, не надо! Тебя убьют!

Он запихивает рыдающую цыганку в дом. Плечом придавливает дверь, накидывает щеколду, цепляет замок. Изнутри доносятся вопли, дверь сотрясается от ударов. Девушка бьется всем телом, стучит кулачками. Кучумов открывает машину, заводит двигатель, ставит телефон на базу, идет к воротам, отодвигает засов. Разом отталкивает от себя одну створку, с другой отходит в сторону, садится в машину. Распахивается окно высотки на другой стороне трассы.

•

– Объект выезжает, – Ермаков отключает рацию, поднимает винтовку…

Вдоль поселка идет самосвал. Позиция на этаже выше эстакады, панорама открыта. В кирпичном доме распахивается окно, из него вылезает девушка в цветастом халате, кувырком падает в снег, вскакивает. Босые ноги, волосы разметались, она выбегает наперерез выезжающей со двора машине, выбросив руки, всем телом кидается на капот. Машина резко тормозит, девушка слетает под бампер. Кучумов выходит из машины. Самосвал приближается.

Спина Кучумова в прицеле. Палец в перчатке плавно трогает спуск. Винтовка вздрагивает. Бандит валится на девушку. Слева подъезжает самосвал, тормозит. Выскакивают Лосев и Секачев с автоматами, оба в масках. Ермаков выжидает, смотрит в прицел поверх мчащихся по эстакаде машин.

Лосев сидит на дороге, цыганка держит его за щиколотку. Он пытается встать, поскользнувшись, снова падает. Секачев поворачивает голову, вскидывает автомат. Ермаков смотрит поверх винтовки, без оптики. Слева приближается большой черный джип, а справа задом движется серая «девятка», это Меркулов. Ермаков ловит джип в прицел, стреляет без подготовки. Джип слетает в сугроб. Из него выскакивают трое бандитов, открывают беспорядочный огонь. Секачев отстреливается с колена, бьет короткими очередями. Залетая в окно, выстрелы отзванивают в комнате. Бандиты прячутся от Секачева за самосвалом. Лосев никак не может оторвать ногу от ухватившейся цыганки. Из «девятки» выходит Меркулов, под прикрытием самосвала подходит к свалке на дороге, поправляет очки, поднимает руку с пистолетом. Цыганка смотрит на него снизу, что-то кричит. Меркулов стреляет, цыганка роняет голову. Лосев свободен.

Ермаков тем временем снимает одного бандита, другого. Черные фигурки на снежном фоне, как зайчики в тире. Третий бандит отшвыривает пистолет, валится прямо на дорогу, руки кладет на затылок. Меркулов садится за руль. Лосев и Секачев прыгают сзади, «девятка» юзом срывается с места.

Ермаков закрывает окно на шпингалеты, разбирает винтовку, раскладывает по гнездам, с сожалением смотрит. Закрывает чемоданчик, прячет его за мешками с цементом, сверху наваливает рулоны обоев. Забирает рацию, переставляет козлы к стене. Надевает на голову полосатый подшлемник, затемненные очки, идет на выход. В руке пара брезентовых краг.

2016

Платон в халате сидит за компьютером. В комнату заглядывает Марина Сергеевна.

– Пойдем, сынок! Стол накрыт.

– Мам, зачем? Поедем на коттедж, парни старались. Шашлыки сделаем.

– Салаты вкусные, курочка жареная. Я тоже старалась! Никуда твои парни не денутся. Я на коттедж не поеду. Вы молодые, девчонки будут, мне с вами сидеть, только стеснять. Я лучше сейчас на тебя полюбуюсь. Сынок, перекуси немного, пожалуйста! Шампанского выпьем.

– Иду, мам! Сейчас, мне ответить надо. Сообщение отправлю! Я быстро.

– Успеешь еще, только приехал. Пойдем!

Марина Сергеевна сидит на диване перед накрытым столом, держит в руках мужские часы на браслете, разглядывает заднюю крышку. В комнату заходит Платон, она поднимает голову.

– Садись рядом, к маме поближе. Вот часы, ты спрашивал. Отцовские, – она кладет их на край столика, достает из коробочки кулон в виде сердечка. – А это он мне подарил в первый день, как познакомились. Симпатичный кулон, правда? Малахит в серебре.

– А где Тася? – Платон с ходу заглядывает под диван, видит два горящих глаза. – Иди сюда!

– Оставь ее, сама вылезет. Открывай шампанское.

Платон садится на диван рядом с матерью, открывает шампанское. Наливает, бокалы пенятся веселыми искорками, берет часы, взвешивает на ладони, на кулон не обращает внимания.

– А как ты про часы узнал? – Марина Сергеевна опускает цепочку с украшением в коробочку.

– Секачев рассказал, Анатолий Львович. Ты его не заметила? На перроне мимо прошел. Мы с ним в одном купе ехали. За встречу? – Платон подает матери бокал, переворачивает часы, смотрит заднюю крышку. – Они, правда, золотые? Капитану Ермакову, от маршала Жукова. Реальные часы.

– Браслет папа сам купил, титановый. С приездом, сынок!

Они чокаются, выпивают. Из-под дивана на согнутых лапах появляется черная кошка, настороженно смотрит на гостя, переводит взгляд на хозяйку. Платон протягивает руку, кошка прижимается к полу. Он ее берет на руки, зарывается лицом в кошачье тельце, она дергается, потом затихает, трогает его ухо лапками и безмятежно вытягивается прямо на руках.

– Узнала! – Платон откидывается на спинку дивана, гладит мурлычущую кошку, снова берет часы. – Дядя Толя сказал, моего прадеда часы, тоже Платоном звали. Всю войну прошел, живым вернулся.

– Да. Твой дедушка воевал, – Марина Сергеевна отмахивается. – Расскажи лучше про себя. Как, что? Ни звонков, ни писем, сообщения по капле в год. Вдруг на войне, в Сирию послали. Куда только ни звонила, ничего не говорят.

Платон отмахивается.

– Мам, договоримся! Про службу не спрашивай. Ты об отце расскажи. Почему он ушел?.. Дядя Толя говорит, все хорошо у вас было. Они в общагу к вам лазили, в роддом приходили. А это правда, у меня глаза синие были?

– Правда, – мать улыбается. – И волосики длинные, черные как смола. Когда родился, а потом ты их вышаркал, головой вертел по подушке. Лысина была на затылке. Пустышками плевался! Новые волосы беленькие отросли, с годами потемнели, русыми стали, а глаза карими. Ты кушай!

Платон выпускает кошку на пол, она не уходит, трется мордочкой о тапки. Он берет куриную ножку.

– А кто его убил, не нашли?

Кошка запрыгивает в кресло, ложится на сложенную военную форму, с интересом нюхает.

– Почему убили, – мать равнодушно пожимает плечами. – Несчастный случай, сгорел. Пьяный был, уснул, замыкание в проводке. Он в старом доме жил. Ты бы салаты вначале поел? По мясу соскучился ребенок. Вас плохо кормили, да? Похудел.

– А следствие кто вел?

– Мы развелись, лет пять прошло, какие вопросы. А часы Витя Лосев отдал. Потом, когда дело закрыли. Они в копоти были, черные. Не хочу об этом. Расскажи о себе, какие планы. Кушай!

Платон не знает, кушать или говорить, улыбается.

– Анатолий Львович в Москву зовет. Папин друг все-таки, поможет. Звание обещает, квартира поначалу ведомственная, там видно будет.