Страница 29 из 90
— Да нет… — я поморщилась, досадуя, что не могу подобрать внятного объяснения. — Он не просто не помнит детства. Оно… скрыто каким-то сильным детским страхом. Даже не так. Вынуто как будто. А ещё он — сирота, хотя о смерти своих родителей ничего не знает.
— Может, просто маленький был? Забыл?
В воздухе разливалось неуловимое ощущение вечера, хотя было ещё по-летнему светло.
Действительно, может быть, просто забыл? Испугался несчастного случая, сознание вытеснило? И всё же… Что-то там такое было…
— Не знаю, милый… не знаю…
ЖУТКАЯ ПЕРСПЕКТИВА
Андрей Вилкин
К концу ужина подошёл Прохор, кинул на лавку рядом с Андреем стопку какой-то одежды и велел:
— Поднос с посудой на стол у входа поставь — и шагай в комнату, где сёдня сидел. Светлое для вечера, тёмное для работы. Переоденешься (он кивнул на вещи), успеешь ещё одёжу свою простирнуть. Там в душе тазы есть и мыло хозяйственное, у входа на полке глянешь. Ночуешь в комнате, приду проверю. Чтобы не шалить! Пока за тобой не приехали, ты на скотный двор определён. Ребята тебе завтра покажут, куда-чего.
— А кто приедет? — растерянно спросил Андрей.
— Известное дело, мужики из отряда охраны через три дня тут будут. Тебя, я слышал, на болота пошлют. Вот они тебя и доставят по месту, так сказать, прописки.
— Как это — на болота? Прямо на болота?
В животе у Андрея похолодело. Это же почти что тот страшный ГУЛАГ, против которого он ходил на митинги вместе с другими активистами-правозащитниками, ещё когда США не превратилась во множество маленьких стран! А может быть… здесь, должно быть, ещё хуже! Воображение живо нарисовало ему картинку, как несчастный Андрей Вилкин из последних сил машет кайлом, стоя по шею в вонючей болотной жиже. А со специального помоста (почему-то в виде броневика) за ним наблюдает кровожадно оскалившийся надсмотрщик в глухом шлеме и гимнастёрке с малиновыми околышами.
Никто не видел этой страшной картины, привидевшейся Андрею — и потому никто не объяснил ему, что нашивки на воротнике называются не околышами, а петлицами, так что для Андрея всё осталось так. В руках у пса режима Андрей уже видел многозарядный арбалет, подозрительно похожий на автомат Калашникова. Изверги средневековые!
Но Прохор не проникся отразившейся на лице у «узника ГУЛАГА» гаммой чувств.
— А ты думал, паря? На пользу дела, значит, работать будешь. Ну всё, некогда мне с тобой тут. Шагай давай.
Андрей пошёл, деревянно переставляя негнущиеся ноги и прижимая к пыльной груди стопку чистой одежды. Он вдруг понял — в этом странном месте ловят невинных людей, обвиняют их в чём попало и отправляют на каторжные работы. А сами чистенькие такие! Никто добровольно в болото не лезет!
Он доковылял до своей конурки, уронил одежду на топчан и обессиленно сел рядом. Сбывался худший кошмар. Андрей Вилкин стал жертвой режима. Да ещё в бесчеловечном средневековье! Невольные слёзы навернулись ему на глаза и стали стекать по пухлым Андрюшиным щекам.
АБРАМ ЗАВОДИТ ДРУЗЕЙ
Абрам
После ужина Костя задержался в столовой, отлавливая некоторых парней — одногруппников, как это у них называлось — познакомиться. Абраму было неловко. Он ощущал их живое любопытство. Столько внимания… С другой стороны, в этом внимании не было неприязни, и он решил, что это, может, и к лучшему.
— А что, ребя, пошли купнёмся? В правом рукаве ваще тепло, — предложил кто-то, и они гурьбой повалили куда-то, увлекая Абрама с собой.
Вода, конечно, оказалась попрохладнее, чем в Жемчужном, но хорошая. Посоревновавшись в заплывах и пускании блинчиков, парни расположились на берегу и засы́пали Абрама вопросами: где жил, да как, да что-кого, и как там было? Он отвечал, чувствуя себя всё более свободно. Потом начал сам расспрашивать: что да как? Что за классы и лаборатории? А зачем форма?
Перспектива учёбы его насторожила, магических практикумов в лабораториях — порадовала, а физподготовки — напугала. Бегать по утрам? Реально, бегать?
— Да, ребя, — резюмировал Федя (тот самый, который в каптёрке дежурным был), слушая его испуганные уточнения, — может, завтра сразу носилки возьмём, как думаете?
Абрам покраснел и замолчал.
— Да ты не менжуйся! — утешил его Костян. — Все поначалу киснут. Мы же втянулись.
— А ты чем лучше владеешь: мечом аль саблей? — спросил похожий на монгола парень со странным именем Бато.
Абрам только горько вздохнул.
Игорь и Иван сидели в тени развесистой ивы и слушали трёп молодых пацанов.
— Слышишь, портальщика твоего на буксир берут? — Игорь усмехнулся в усы. — Зачем ты его вообще в группу определил?
— Да чтобы у него минуты свободной не было, и мысли дурацкие в башке не бродили! Ну, и для формы, конечно. И то сказать — мощный маг, а тюфяк тюфяком. Мне с ним семьдесят лет работать. На ручках его таскать, что ль?
— Так-то да…
ГЕНИАЛЬНЫЙ ПЛАН
Тот же вечер, некоторое время после ужина
Андрей Вилкин
Спустя двадцать минут Андрея вдруг пронзила совершенно новая, гениальная в своей бунтарскости мысль: его же никто не охраняет! А значит — что? А значит надо сбежать, пока не приехал этот самый конвой! Или как он там называется… Андрей утёрся рукавом, от чего лицо его покрылось художественными разводами пыли (не замеченными, впрочем, автором) и начал лихорадочно составлять план действий.
Конвой приедет через три дня — значит, надо успеть бежать до этого. Завтра!.. А если случится что — и они раньше приедут? Нет-нет, сегодня надо бежать, сегодня! Люди здесь странные. Думают — запугали его — и всё, что ли? Не на того напали! Даже следить никого не поставили! И запирать не стали — значит можно по территории походить. А если пристанет кто — сказать уверенно, что указания в комнате сидеть безвылазно не было! Точно!
И Андрей, окрылённый своим гениальным планом, приступил к действиям.
Для начала он решил разведать путь к замковым воротам (поскольку на десятиметровую стену он вряд ли рискнул бы забраться, а тем более — спуститься с другой стороны). Бόльшая часть хозяйственных пристроек опустела. Нет, свиньи и всякие лошади — они остались, а вот люди почти все разошлись куда-то, а оставшиеся были заняты своими делами и не обращали на бродящего кругами парня никакого внимания.