Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 69 из 82

Она прицелилась и вдруг почувствовала, что кто-то сильный, очень сильный старается пригнуть её к земле, продавить магическую защиту. Твою мать! Огненный штырь сорвался с руки, дрогнул, черканул кабана по шкуре, только добавив ему злости. Тридцать метров… Всё, огня нет. Брошенное кем-то копьё подрубило монстрокабану ногу, и он завалился на бок, продолжая хрипеть и ползти… Лишняя минута! Может, мы хотя бы успеем… Она зашарила глазами по лесу, стараясь отследить источник ментальной атаки…

— Вон он, дядя Вова! Вон он!!! Шаман!!!

Барон Владимир

Он услышал, и самое главное — увидел направление. Давление он мог в запарке боя и не почувствовать — всё таки его боевой доспех был забит рунами и артефактами куда больше, чем все остальные. Барон вскочил на болезненно всхрапнувшего носорога. В направлении вытянутой руки, за деревьями, двигался… великан? Нет, зелёный шаман на зелёном же здоровущем орке. Княжеские, даже те, что в амулетах, начали падать, ронять оружие…

Барон прыгнул, оттолкнувшись от носорога так, что тот коротко вскрикнул, заваливаясь на бок. Василиса полетела, откатываясь под повозку — и это спасло её. Кабан дополз-таки до кислотного кольца. Пламя полыхнуло, охватывая всё: и недобитых монстров, и повозки, и защитников, и запертых в кольце кричащих лошадей…

Кельда

Кадарчан закрыл для верности глаза, чтобы картинка не сбивала его с ощущения:

— Галина, правее бери!

Но она уже увидела и сама. Это ведь был не мрачный ельник орочьего логовища. В редком берёзовом лесу, да ещё сверху, видно было на очень приличное расстояние.

Запертый на тесной полянке круг повозок был облеплен яростно ломящимся внутрь зверьём. Крики, лязг, звон оружия, шипение — звуки схватки разносились далеко в прозрачном морозном воздухе. Лес вокруг был недвижим, хотя и не весь.

— Вон он! Шаман! — эвенк не знал, что он повторил Василисины слова практически одновременно с ней.

Из кольца повозок в сторону приближающегося шамана выпрыгнула фигурка.

— Зачем? — я только и успела спросить, когда повозки вместе с землёй вокруг вспыхнули, превращаясь в огненный тороид, а затем и в раскалённый прозрачный купол. Крик людей и лошадей, смешавшийся с треском огня и отчаянным криком дракона был ужасен.

Я поняла, что кричу тоже. Все мы кричали.

Кричащая дракониха — это страшно. Там ведь был её муж, в этом огненном аду…

Муж, сын, братья, сестра, друзья…

Четверо моих, кровных и почти шестьдесят принятых — тех, кому я клялась быть защитой…

Да будь ты про́клят, зелёная тварь!

В сотне метров в сторону чёрная фигурка барона прорубалась сквозь толпу зелёных орков. Это уже были не мальчишки-наблюдатели. Огромные, по два с половиной метра экземпляры, а то и поболее. Выведенные специально, чтобы воевать.

— Галина! — закричал Кадарчан, — Надо убить шамана!

Мы были уже близко. Барон нас, конечно, не видел. Вокруг него кипела зелёная каша, вздымались огромные дубины. Вздымались — и отлетали щепками, вместе с кусками рук, крошевом голов. Вот он метнул свой молот, зацепил высокого орка, увешанного костями, клочками шкур и перьями, сдёрнул с зелёного бугая, на шее у которого тот сидел верхом, и начал вколачивать его в землю, не обращая внимание на сыпящиеся отовсюду удары. Он ведь говорил мне: «Достану — буду крошить: в кашу, в фарш, чтобы уж точно не возродился!» Крики монстров достигли невозможного предела. Они бежали со всех сторон — все, которые выжили. Лезли через оставшихся в живых орков, затаптывая и снося, орали, заливая всё кислотой, разрывая… Сотни! Вова скрылся под копошащейся кучей.

Вот теперь я закричала почти как дракон.

Василиса

Казалось, что кожа начинает кипеть. Мысль. Была мысль. Вокруг огонь. Мне… не хватает… энергии…





Василиса упёрлась в землю руками, поднимая себя на четвереньки, потом на колени:

— Я… огненный… маг!.. Сингкэ-э-эн!!!

Огненный купол схлопнулся и… втянулся внутрь.

Жива! И у неё есть сила!

Василиса тяжело дышала. Всё, что было ближе к кислотному кольцу, превратилось в головни. Люди, о боги… Кони плакали… Кто-то ещё был жив, кричал или хрипел.

Лекарь, нужен лекарь…

Резко воняющая палёной шерстью куча зашевелилась.

— Боня! — голос показался чужим, хриплым и страшным.

Носорог поднялся, тяжело припадая на левую заднюю ногу. Мотнул головой. Приглашает?

— Правильно, Боня! Мы живы! Пошли, покажем им!

Кельда

Я не помню, что я делала. Только обрывки. Помню прорубающихся сквозь звериную кашу воинов вокруг меня. Помню, что видела мелькнувшего носорога, яростно топчущего врагов и Василису, заливающую всё слепящим оранжевым огнём. Рычала Галя…

Что делала я? Помню только свой яростный крик.

Потом, когда всё совсем закончилось, я вернулась и осмотрела трупы этих зверюг. Я рвала им сердца — больше никак нельзя объяснить такие повреждения. У многих внутренности были просто превращены в лоскутки. Быстрая, мгновенная смерть.

Мы рылись в кургане из трупов, отыскивая его, обжигаясь кислотой, матерясь и призывая богов, по колено в кровавой мешанине непонятно уже из чьих кусков.

— Ольга! — эвенк откидывал в стороны ошмётья шкур, — Шлем!

Парни бросились к нему, помогая вытянуть скользкую неподъёмную ношу. А я оборвалась внутрь, в тонкий энергетический план, в котором сразу можно было понять — есть ли ещё надежда…

Осталась голова с шеей, левой ключицей и куском руки до половины предплечья.

Да, будь мы в старом мире — поделать уже ничего было бы нельзя. Но здесь, где всем правит магия — у меня был шанс. Ниточка тонкой энергии, которая ещё не прервалась — и я не собиралась давать ей такую возможность!!!

Что сделала — не помню. Осталось только ощущение отчаяния, безумной молитвы и чудовищного, выжигающего усилия.

Что стало со мной? Когда он встал, голый и улыбающийся, я почувствовала себя всесильной! Я исцелила их всех, кто был рядом — парней, руки которых были в язвах от кислоты до самых костей, Галю, Васю, Боню — в один миг!!! Потом мы добежали до обгорелого вагенбурга, и я шла мимо людей и лошадей, поливая их исцеляющей силой — даже тех, кто уже молчал. И они вставали, обновлённые, с удивлением снимая с себя лоскуты обгорелой кожи и одежды.

Вместо двухсот мы потеряли семерых людей и двух лошадей. Я скорблю по ним. Я сделала всё, что могла.

И ЧТО ТЕПЕРЬ?