Связывающая луна

Это была не ее жизнь. Она не испортит свое счастье, если сделает что-то не так.

Снова моргнув, она изобразила на лице улыбку и пожала плечами.

— Меня всегда так называли, графиня. Я не думаю, что кто-нибудь поверил бы вам, если бы вы сказали, что я вежливая или кроткая.

Белые брови приподнялись под ее вьющимися волосами цвета одуванчика. Но затем графиня сделала нечто замечательное.

Она улыбнулась в ответ.

— Хорошо, я всегда ненавидела молодых женщин, которые притворяются котятами, когда на самом деле мы — львицы, — она протянула ладонь Луне, чтобы она взяла ее, и, господи, что старуха ожидала от нее?

Луна взглянула на Лютера, но он ничем не помог. Все, что он сделал, это смотрел на нее широко раскрытыми глазами, а затем снова перевел взгляд на ладонь своей тети. Будто давало ей намек на то, что она должна была делать в этой ситуации.

Она на мгновение закатила глаза к потолку, прежде чем взять ладонь графини Фернсби в свою и поцеловать костяшки пальцев старушки.

— От одной львицы к другой, приятно видеть чувство дикости в другой женщине.

Вздохи эхом прокатились вокруг нее. Несколько других женщин обмахивались веером, будто она совершила ужасный грех. Но графиня запрокинула голову и засмеялась от удовольствия.

— Боже, Лютер! Ты нашел абсолютное наслаждение!

Слава богу, она хотя бы развлекала. У Луны все еще было ощущение, что она сделала что-то не так. По крайней мере, она отвлекла внимание Лютера. Учитывая расчетливое выражение лиц некоторых мужчин, когда они вошли сюда, она догадалась, что женщины были не единственными львами в комнате.

Он управлял успешным, но простым городом. Эти мужчины, вероятно, хотели знать, как, и пришли в самый неподходящий момент. Смерть всегда преследовала Перекресток, но никогда не было так близко.

По крайней мере, никто не будет смотреть на него и удивляться, почему все идет так гладко, когда весь город в смятении. Вместо этого они смотрели на нее и недоумевали, зачем графу тратить время на женщину, которая выглядела так, будто в любой момент может разорвать свое платье на спине.

Графиня все еще улыбалась ей, потом махнула рукой.

— Иди и представь свою новую невесту своим друзьям, дорогой. Пусть знают, что я нахожу ее очаровательной.

Что ж, это звучало многообещающе. Луна не ожидала, что все пройдет так хорошо, хотя предполагала, что старушка будет сильнее ее проверять. Однако на данный момент она, похоже, отклонила их.

Лютер положил ладонь ей на поясницу и увел от своей тети. Только когда между ними установилось здоровое расстояние, он вздохнул.

— Все прошло лучше, чем ожидалось. Готова встречаться дальше?

— Нет, — но она расправила плечи. — Но я думаю, если они хотят спектакль, я устрою им его.

ГЛАВА 18

Лютеру не следовало так сильно удивляться тому, что она преуспела. Он уже сам видел, что она была находчивой молодой женщиной, и ничто ее, казалось, не могло ее поколебать. Но, конечно, он немного нервничал. Его тетя могла сокрушить даже самого сильного воина.

Воровка не дрогнула. Она посмотрела его тете в глаза, повела себя как мужчина в ответ на протянутую ей руку, и даже тогда ей было все равно, что все засмеялись. В тот момент так много людей в комнате списали ее со счетов.

Не он.

В тот момент, когда она взяла руку его тети в свою, он почувствовал, как в его груди разлилось тепло, и это нельзя было отрицать. Ее заботило, что думает его тетя, и то, как она держала руку старой летучей мыши, ясно давало понять, что Луна хотела позаботиться о ней.

Он не видел такой женщины. Слишком многих порхающих бабочек вокруг них заботило только то, что о них подумают люди. Они не думали о других, только о себе и о том, как их воспринимали.

Луна не переставала его удивлять. Посреди ночи его грудь начала болеть каждый раз, когда он смотрел на нее, и он не мог понять, почему. Лютер постоянно тер грудь, пытаясь расслабить мышцу, сжимавшуюся между ребрами. Но, возможно, дело было не в мышце.

Она подошла к нему, сила и уверенность исходили от нее волнами, напоминая ее рыжие кудри, которые за ночь только стали гуще.

— Я хочу подышать воздухом, — пробормотала она.

И она исчезла из толпы.

Он оглядел свою семью и их друзей. Когда они все стали такими скучными? Каждая деталь их одежды была далеко не такой яркой, как волосы Луны. Их слова были слишком тихими и сказанными без пыла. Чем больше он смотрел на них, тем меньше ему нравилось находиться рядом с ними.

Вслед за этой мыслью пришло осознание того, что ему не обязательно быть рядом с ними, если он этого не хочет. И он прекратил это.

Лютер скользил сквозь толпу, словно шел по облаку. Узы и цепи, которые так долго удерживали его на месте, порвались одновременно. Он был освобожден от мучений, освобожден от всех своих обязанностей. Все потому, что одинокая женщина звала его, как мотылька — огонь.

Куда она ушла? Его огневолосая воровка исчезла слишком легко, на его взгляд, хотя он понимал, что ничего не может сделать, чтобы остановить ее. Точно так же она проскользнула в его жизнь. Крадущаяся тень, которая хотела украсть у него, а потом стала довольно важной частью его жизни.

Балкон. Это было единственное известное ему место здесь, где она могла уединиться. Воздух, сказала она. И он мог только предположить, что она там смотрела на звезды, пытаясь успокоить биение сердца.

Лютер вышел на балкон из столовой, и воздух со свистом вылетел из его легких. Он никогда не видел ее при свете звезд, и, может, помогало вино, но он никогда не видел ее такой красивой. С лунными лучами, танцующими на ее плечах и запутавшимися в длинных локонах ее волос, она была похожа на какую-то богиню древности, на которую он наткнулся.

Он хотел упасть к ее ногам.

— Прости, что прерываю, — выдохнул он, закрывая за собой дверь. — Но я понял, что воздух звучал лучше, чем пребывание в душной комнате с моими родственниками еще дольше.

— Почему? — она оглянулась, ее глаза были любопытными, а в ее голосе сквозила расслабленность. — У меня есть свои причины не желать смущать тебя. Но ты из тех людей. Этой жизни.

— То, что я родился в этом, не означает, что это мне все нравится, — Лютер прошел через балкон, остановился рядом с ней. Он уперся руками в перила и посмотрел на звезды, наклонившись, будто не чувствовал, что вся его жизнь перевернулась с ног на голову. — Они все равно не поймут, через что я прошел.

— Пожалуй, так, — она повторила его позу. — Для этого нужна воровка, дочь ведьмы.

Он рассмеялся.

— Видимо, да.

Между ними воцарилась тишина, и, в отличие от комнаты, которую он только что покинул, тишина была приятной. Они не пытались придумать, что еще сказать или как поддержать разговор.

Они смотрели на луну.

Его волк поднял голову и тоже смотрел на светящийся шар его глазами. Счастье, которое он испытал в этот момент, было прекрасной смесью его счастья и счастья зверя. Когда он чувствовал, что существо счастливо? Никогда. Он ненавидел этот осколок луны, а это означало, что он все еще был в ловушке внутри его тела и не мог искать желаемой свободы.

Он почувствовал на себе ее взгляд за мгновение до того, как она задала вопрос:

— Ты что-то чувствуешь, даже когда луна такая?

— Всегда. Она зовет меня, — он кашлянул, затем покачал головой. — Нет, это не совсем так. Я помню, как впервые сидел в церкви, когда был мальчиком, и священник все время говорил о том, что Бог — это чувство. Его можно почувствовать, когда находишься в святых местах или где-то еще. Даже будучи ребенком, я не думал, что когда-нибудь смогу почувствовать Бога. Пока я не посмотрел на луну, и тогда я это почувствовал.

Он не знал, как объяснить это иначе. Он коснулся рукой груди, прямо над сердцем. Вот где он чувствовал это тогда и где чувствовал эту силу даже сейчас. Натяжение. Ощущение, что он не один и что он совершенен таким, какой он есть.

Почему она ничего не сказала?