Дань

- Умри…

Он бросился на джинхара, вогнав меч в грудь доблестного воина по самую рукоять. Раен пытался отбросить противника на алтарь, но, даже умирая, зеленоглазый цепко держал его. И они отправились к Проклятому богу вместе.

- Етугай! – Кайсар успел схватить руку друга в последний миг, прежде чем красный туман полностью поглотил тела князя и его лучшего нукера.

Хан не собирался сдаваться и тянул, что есть сил, пытаясь спасти хотя бы тело. Но черные щупальца потянулись и к нему, скрутив словно толстыми веревками. Даже сила Матери Всех Степей не могла справиться с жаждой Октариса.

Эйлин глухо застонала и села, распахнув глаза. Она обомлела от страха, когда увидела темные путы, спеленавшие Кайсара. Проклятый бог медленно но уверенно затягивал Хана к себе.

Нет, княжна не могла этого допустить, потому что такой исход был неправильным, потому что… она любила этого невозможного мужчину… потому что не представляла своего существования без него.

- Прости меня, Отец-Заступник… пойми бедную свою Эйлин и от всего сердца прости ее… я не могу поступить иначе… - прошептала княжна.

Она вскочила на ноги и закричала:

- Кайса-а-а-а-ар!

Девушка бросилась за ним на алтарь Проклятого бога, ощущая, как темнота поглощает ее. В последний миг руки хана и княжны встретились, и не было такой силы ни в одном из миров, чтобы разлучить этих двоих.

Когда двое саинарцев, которые помогали пленникам спастись от оторогов, вернулись в пещеру, то никого в ней не застали. Лишь зловещий туман клубился над алтарем.

Мужчины застыли в нерешительности, не зная, что предпринять. Они привыкли смотреть в лицо врагам, а тут…

Но время все расставило по местам. Резкая вспышка света прорезала алые клубы, заставив их исчезнуть. Черная плита алтаря треснула и стала обычной серой, как все камни вокруг.

И, как потом они не раз пересказывали любому желающему, на этой плите сидели два призрачных зверя – золотая лесная рысь и серебряный степной барс. Они жались друг к другу, словно не могли иначе существовать.

Вторая вспышка света, и на месте зверей стоят их Хан и его хрупкая эмегтэй Эйлин. Нежность, с которой Кайсар смотрел на девушку, заставила бывалых воинов покраснеть и потупиться.

- Будь со мной, мое северное солнце, - прошептал мужчина.

- Как долго? – тихо спросила княжна.

- Вечность, - ответил он.

- Буду, - пообещала Эйлин.

Глава 24 СВАДЬБА

Светило Элитары клонилось к горизонту. Калиша праздновала освобождение от оторогов. Наверное, как и весь мир, ибо добрые слухи летят еще быстрее темных.

Пожалуй, лишь Равилин опечалилась смерти мужа, но потом призналась княжне, что любила она прежнего Раена, а в последние годы просто не узнавала его, словно кто-то чужой занял тело князя Калиши. Эйлин не стала рассказывать ей всю историю, да это и не требовалось беременной женщине.

В княжестве собиралась саинарская армия, чтобы выступить на Турос. Бесчинства князя Кирага требовалось пресечь. Алтарь не единственное место, откуда зло может проникнуть в мир. Любая душа, где поселилась тьма, способна стать порталом. А душа северного князя была черна. Если вообще существовала в его теле.

Победа света неизбежна, ибо тьма хрупка. В Турос отбывал и новый ханский наместник. Им стал тот самый воин с добрыми глазами, что женился на хохотушке Наяне. Девушка расцвела и уже вот-вот ожидала первенца.

Книгу Проклятого бога сожгли, чтобы избавить неокрепшие умы от соблазна. День и ночь каменотесы трудились, создавая огромную каменную статую богатыря, способного уберечь Элитару от любой беды, защитить ее, сохранив свет и жизнь. Эйлин не знала специально ли сделали или так задумали творцы с самого начала, но чудо-воин один в один походил на Етугая, почившего здесь, даже грустная улыбка вечной печатью легла на его каменные уста.

Рядом с пещерой теперь пролегала одна из троп саинарцев, сокращающая расстояния.

- Я буду помнить тебя, - прошептала княжна, глядя в каменное лицо. – Прости, что не смогла. Спасибо тебе за все.

- Спасибо тебе, брат, - произнес рядом с ней Кайсар, и девушка повернулась к любимому.

- Ты хорошо сделал, что увековечил его подвиг, - сказала она.

- Здесь станут присягать родине все мужчины, в чьих сердцах горит огонь доблести и отваги, - ответил он. – До скончания времен.

Как-то в тереме на пиру Кайсар приметил молодого улыбчивого нукера Ильяза, к которому тянулась юная княжна Стейша, которому улыбалась молодая вдова. Его и назначил наместником Калиши до родов княгини, оставив развитие дальнейших событий высшим силам, ведь все о любви знают только боги, а человек… человек способен лишь чувствовать.

Только закончив основные дела на севере, Хан собрал своих нукеров и доблестных воинов. Он встал перед ними, как стоял, когда вершил дела государства, когда вел их в бой, когда вверял им свою жизнь и защищал их жизни. Кайсар взял руки княжны в свои и, глядя в невозможные синие глаза, спросил:

- Примешь ли ты меня вместе со всем Саинарским Ханством? Станешь ли ты править им рядом со мною честно и справедливо? Примешь ли мой народ всею душой, как принимаешь меня, моя Хайрат Эхнер?

Все собравшиеся даже дыхание затаили. А Эйлин…

- Любишь ли ты меня так же сильно, как люблю тебя я, муж мой Кайсар? – тихо спросила она.

- Люблю… - выдохнул Хан.

- Тогда я приму и разделю с тобой все, что подарит нам судьба, будь то радости или горести, ибо совместное счастье преумножает радость, а горе, разделенное пополам, становится вполовину меньше. Я разделю с тобой бремя власти, ибо два голоса звучат громче, чем один. Я помогу сделать землю саинарцев прекраснее, как может сделать уютнее и красивее свой дом хорошая хозяйка. Я пройду той дорогой, по которой пройдешь ты, Кайсар, - ответила девушка.

А потом они целовались, и не было ни одного человека в Калише, который не радовался бы их обретенному счастью.

В тот же вечер Акиша, заменившая девушке мать, благословила молодых. А уж свадьбы было решено отметить две: северную лесную и степную восточную.

И сейчас Калиша гуляла, проводив молодых на покой. Над лесом текли плавные северные песни. Вокруг костров водили хороводы, и людей переполняла радость, каковой никто не испытывал вот уже много лет.

А в княжеском тереме, на ложе из собольих и куньих шкур сплетались не только тела. Там души объединялись в одну, ибо не рождал мир еще двух половинок столь ладно подходящих друг другу.

- Я люблю тебя, Кайсар, - прошептала утомленная жаркими ласками княжна.

- Я люблю тебя, мое северное солнце, - ответил Хан. – Ты мой свет, Эйлин, без которого я бы сбился с пути, ты мой родник, что не дает умереть от жажды, ты живительный воздух, без которого невозможна сама жизнь.

Отгремели праздники, и через несколько дней большой ханский караван въезжал в северные золоченые врата Аршаима.

Пока процессия продвигалась к дворцу, все улицы и переулочки, примыкающие к главной аллее, заполнились народом.

- Слава Великому Хану! – кричали саинарцы.

- Да продлят боги дни Хана и Хайрат Эхнер!

- Счастья вам!

Всех, кто приехал с Кайсаром и Эйлин обсыпали зерном и лепестками цветов, а благословенья все сыпались и сыпались. Когда Хан спешился у центрального входа и помог жене спуститься на землю, двери распахнулись. Им навстречу выбежала Сайхан Эмегтэй Анира и бросилась в ноги.

- Прости! Прости меня, сынок! И ты, княжна, прости меня! Не иначе, Проклятый бог попутал! – выкрикивала она.

- Маа? – удивился Кайсар, но не двинулся с места.

С каждым сказанным словом женщины, он становился все мрачнее и мрачнее. Народ, идущий за Ханом, сначала притих, а потом зароптал, разнося дальше странную весть.

- Простите меня за Исаф, и за боль, что пришлось испытать Эйлин, я боялась за сына… И готова к любому наказанию! Молю лишь о прощении за мой грех! – произнесла Анира.

- Как ты могла?.. – рыкнул Хан, но маленькая ладонь княжны опустилась на мощное плечо воина и тот замолчал.