Отчуждение

Моя беда. Мы, несчастные, эгоистичны. Наш мир вращается вокруг нашей беды. Казалось бы, и все люди в нем должны вовлекаться в это движение. Но они вращаются вокруг своих бед. Или своих радостей. Каждый живет в своем мире, и эти миры расходятся.

Сейчас мне нужно запрыгнуть в чужой мир. Подпустить его поближе, не дать моей беде заслонить чужую. Здесь, на этом клочке земли, могло произойти все, что угодно. Но мне представляется терпеливый хищник, высматривающий свою жертву. Мужчина, ожидающий появления определенной женщины, подходящий под его нужды и взгляды. Но все может быть не так. Без ожидания, без плана. Случайная ссора. Мне ничего не известно. Нужно абстрагироваться от того, что случилось со мной, забыть, отбросить прочь. И это самое сложное.

Почти невозможное. Я снова чувствую на себе Его взгляд, как тогда, когда Он спускался к нам в подземелье и смотрел своим пустым нечеловеческим взглядом, часами не проронив ни слова, не реагируя ни на мольбы, ни на проклятья. Когда Он представлял, что сделает с нами потом.

— Расскажи мне, — прошу я и, кажется, делаю это вслух. Кто лучше всего поймет убийцу, если не другой убийца? — Ты мне должен.

Я ощущаю Его присутствие так явно, как будто Он и вправду стоит позади меня. Я боюсь оглянуться, но Он хочет, чтобы я видела его. Очень медленно Он обходит меня справа. Приближается и проходит мимо в двух шагах от меня. Я слышу, как листья тихонько шуршат под Его ногами. Слышу его участившееся дыхание.

Но я не вижу Его. Зато впереди между деревьями вижу дорогу. По ней идет женщина. Она одета строго, но дорого. Ей хорошо за пятьдесят. Выглядит холенной и очень уверенной в себе. Но лицо усталое и немного раздраженное. Она размышляет о чем-то своем, быстрым шагом идя по парку, и не замечает почти ничего вокруг.

Он идет за ней, и пожухшие листья шуршат под его ногами. Она этого не слышит, поглощенная своим раздражением на кого-то. Она не чувствует его внимания, сосредоточенного на ней, его ненависти, хотя они столь сильны, что я почти вижу их. Они черные и вязкие как деготь. Они скрепляют этих двоих, и связь эту не разорвать ничем. Но она не знает об этом. Как же можно не чувствовать, что смерть идет за тобой?

Мне приходится смотреть, как Он убивает ее. Душит руками, с интересом вглядываясь в искаженное мукой и страхом лицо. С ее смертью видение кончается сразу, как обрубили.

Я сажусь прямо на землю и глубоко дышу, борясь с приступом тошноты. Пилдик неожиданно появляется радом со мной.

— Я вижу, что у вас получилось! — восклицает он взволнованно. — Вы первая, от кого я получаю результат так быстро. Вы записали это на диктофон?

Отрицательно мотаю головой.

— Тогда скорее расскажите мне все подробно, — командует Пилдик, включая запись на своей манжете.

Что-то бессвязно бормочу, он вежливо выслушивает этот поток сознания, только спрашивает внезапно:

— Какие листья?

Я лишь развожу руками. Ну какие листья? Те, что валяются здесь повсюду. Осень же, деревья вокруг, листопад.

Пилдик продолжает заинтересованно смотреть на меня, но его брови уехали вверх. Я оглядываюсь и утыкаюсь носом в молодые и трогательные нежно-зеленые листочки на низкой ветви дерева рядом со мной. Эта ветвь спустилась ко мне и лежит на моем плече, как бы говоря: “Ну чего ты в самом деле, весна же…”

А я и забыла, что весна… то есть, увидела я совсем не то, что мне полагалось, и задание я свое провалила, но Пилдик расстроенным не выглядит. Он встает и тянет меня за руку. Мы идем обратно, удивляюсь, что прошла так далеко. А казалось, что не сделала и шагу. Садимся в машину, и пока автопилот везет нас к моему дому, мой новый босс набирает номер, на экране высвечивается имя “Гил”. Смутно припоминаю того мужчину с планшетом в руках. Включена громкая связь, так что его голос раздается на весь салон.

Пилдик передает ему детали того, что мне только что довелось увидеть, хотя в его изложении все звучит как-то совсем по-другому. Даже хочется прервать его и пересказать все по новой. Но не решаюсь.

Пауза и Гил издает такой краткий смешок, который емко иллюстрирует собственно все, что он об этом думает. На этом можно было бы и прекратить разговор, но Пилдик почему-то с мазохистским упорством интересуется его мнением.

— Я дал тебе ориентировку, сам же видишь, что ничего не сходится, — снисходительно говорит Гил, но потом взрывается. — Это вообще дибилизм! Уж время года-то она могла бы правильно назвать! Ясно ж, что трупак здесь не с прошлого года валяется.

Пилдик косится на меня виновато, но громкую связь отключать как-то поздновато.

— Но может речь здесь о другом убийстве, — предполагает он вслух. — Которое произошло именно осенью, чуть в стороне, возле аллеи.

Гил раздраженно вздыхает.

— Ладно, дам задание нашим гиперталантливым практикантам проверить. Позвонят, если что.

Далее приходится ждать. Я сижу как на иголках, надеясь на звонок, которого все нет. Мы едем в пробке довольно медленно. Пилдик что-то вдохновенно рассказывает. Какие-то сверх материи, я не слишком вдаюсь в смысл, хотя и пытаюсь вслушиваться, но это все как пытка.

Наконец звонок. На мою манжету. Это Инга, и я громкую связь не включаю.

— Я проверила твою информацию, — говорит она капризным тоном, — ничего подобного в указанном районе никогда не происходило.

Не знаю, имею ли я право расстраиваться, что этого убийства не было. Но могу же расстроиться, что вижу всякую чушь?

— Хотела бы тебя попросить не выдумывать ерунду и не отвлекать людей от работы, — шипит Инга, — от настоящей работы!

Пилдик довозит меня до подъезда, выскакиваю из машины и, едва попрощавшись с ним, мчусь к двери. Спешу обратно домой, чтобы скорее снова забиться в свою норку. Стараюсь не думать о своем полном, полнейшем фиаско, и о том, что теперь с этим делать. Инга права на счет меня, абсолютно права.

Я не имею морального права продолжать в том же духе, но и уйти не могу. Когда еще я успею найти новую работу, когда еще работу найдет Джилли? А деньги нужны постоянно, никаких отсрочек не предусмотрено. И что же мне остается — тянуть время, изображать какую-то деятельность, а на самом деле мешать нормальным людям делать свою нормальную настоящую работу?

Рассеянно здороваюсь с выходящей из подъезда соседкой и ее пуделем. Песик странно семенит ногами в голубых ботинках. У него на голове чудесным образом удерживается голубая кукольная шапочка. Поднимаюсь на лифте на свой семнадцатый этаж. По привычке оглядываюсь и захожу в квартиру, быстро запираю дверь.

Из ванной доносится шум льющейся воды. Иду ставить чайник и замечаю, что банка для кофе снова полна, значит Джилли сходила в магазин. Приятная мелочь, напоминающая о том, что я больше не одна. Эта мысль согревает и успокаивает меня.

А не должна бы. Первый раз за эти недели, вернувшись домой, я не осмотрела квартиру сверху донизу.

Насыпаю кофе в кофейник и чувствую, что кто-то быстро подходит ко мне сзади, резко хватает и прижимается ко мне. Низкий мужской голос говорит что-то вроде: “Если обе сразу, то плачу втройне”. Я тут же хватаю нож и, не задумываясь, куда попаду, тыкаю им назад, так что мужчина едва успевает отскочить. Поворачиваюсь с ножом и вижу почти голого, лишь в полотенце, намотанном вокруг бедер, бандитского вида татуированного незнакомца с наглой кривой усмешкой на лице.

— Эй, тихо, тихо! — протестующе выкрикивает он, подняв руки, словно сдается.

Честно говоря, мне очень хочется продолжить свои бесперспективные попытки его зарезать, но в этот момент из ванной появляется Джилли. При виде меня она тут же пугается и что-то кричит, но я уже не в том состоянии, чтобы понимать человеческую речь. Сестра кидается между нами, и я кое-как начинаю осознавать, что эти двое знакомы и более того, что не присутствие постороннего пугает Джил, а скорее направленный на него нож.

— Я думала, что ты придешь намного позже, — оправдывается сестра.