Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 118 из 138



В островах разнесшийся слух, чрез депутатов из Константинополя получаемый, о новом установлении правления и о других последствиях тревожит весь народ беспредельно. Предвидимые из того следствия отвратить трудно, кроме как силою войск, но и то будет тщетно, всегда войски наши в островах быть не могут; острова сии предвижу я пропащими, народ по единоверию с нами приверженный к России, даже никакой строгостью отделить от сей нации его невозможно. Был уже здесь пример во время моего отсутствия. Обыватели имеют от себя в Константинополе определенных [людей], которые обо всем их уведомляют. Получа от них известие о переменах делающихся, о том, что некоторые места отданы будут туркам, пришли в отчаянность, взбунтовались, и вдруг вошли в город более пяти тысяч человек, тот же час хотели истребить турок и домы депутатов, а особо Каподистрии дом хотели разметать по камню, не слушали ни об чем никого; но как находился здесь генерал-лейтенант и кавалер Бороздин с войсками, он один мог унять их, употребя поступок с доброй манерою, и искусством отвратил все худые последствия и выслал народ из города, успокоя их, сказав, что все это неправда.

Господин Тизенгаузен пишет ко мне с Кефалонии, теперь тоже и важнее еще сделать предприемлют, и весь народ с великим роптанием сбираются партиями, и он не имеет столько сил и возможности сей отважный и предприимчивый больше других островов народ удержать от худого последствия, просит моего наставления, что ему делать. Я писал к нему, всеми возможностями стараться все худости отвращать и удерживать народ в спокойствии и отнюдь не допустить ни до какой дерзкости, но он от чувствительностей, сделавших его больным, как выше означено, просит оттоль увольнения.

Получа письмо вашего превосходительства с объяснением трех слов, чтобы бога ради кончить, не желал я ничего более писать и распространяться объяснениями, хотел сказать только то, что перемена прежнего, новый план и прочее, с тем последующее, повергает сии несчастные острова в вечное несчастие и совершенную гибель, к отвращению которых я с моей стороны никаких средств не имею. Вашему превосходительству [о том] представлю. С письма и с рапорта, присланных ко мне от капитан-лейтенанта Тизенгаузена, также копии при сем прилагаю. Прошу вас по меньшей мере писать в Сенат, [чтобы] все то, что мною и посланным от меня в острова установлено и приведено в порядок, оставить ненарушимо. Может быть, хотя несколько времени сие поддержит людей в спокойствии, но когда новый план будет получен, совсем не знаю, что произойтить тут может. Я, как и прежде к вам писал, по необходимости должен оставить судьбе и начальству здешнему, как они хотят; прежде нами утвержденное вновь мне опорачивать невозможно и по справедливости в том никто ко мне вероятности иметь не будет.

Капитан-лейтенанту Тизенгаузену приказано было от меня ехать в Цериго и там сделать таковые же учреждения, восстановить тишину и порядок, и спокойствие, но вышеобъясненные обстоятельства сию посылку остановили, в каком теперь состоянии сей несчастный остров, изволите усмотреть из приложенной копии с рапортов господина Тизенгаузена и поручика Диаманти. Ежели бы я и посланный от меня в острова господин Тизенгаузен и в сих островах устройствами не водворили тишину и спокойствие, и с ними то же бы было; Цериго зависит от учреждения нашего. Но означенное письмо ваше к Феотоки и перемена плана остановили окончание дел наших, к спокойствию потребное, нельзя теперь удержать[97] противное новому плану и должно ожидать его. Таковая вновь устроенная перемена плана лишила меня удовольствия видеть государя императора, деятельностями моими и от меня определенных довольным, и вновь учреждаемую республику сделала навсегда несчастной.

От воли вашего превосходительства все сие зависело и весьма возможно было в столь отдаленном месте отсюдова ошибиться и не предусмотреть коварных замыслов нескольких вредных обществу людей, которых отослали вы из Константинополя депутатов, те были доверенные от стороны народа, сверх их еще в Константинополе оставались несколько таковых же, но и они от прочих отделены, и предложения их не приняты во уважение.

Дворянство, некоторые надуты венецианской гордостию, нетерпимою всеми народами, от которой и падение сей республики последовало, утвердилось теперь преимущественно над другими классами к совершенной своей гибели. Я все это предвидел и предупредил равным соединением второго класса с первым, к которому народ имеет полную доверенность. При оном положении могли бы быть стократ спокойнее, нежели при новом плане. Я все это объясняю вашему превосходительству не для того, чтобы я чувствовал неприятность, противу меня случившуюся, но единственно объясняю по всей справедливости из одного чувствительного сожаления о злосчастии сей новой республики; ваше превосходительство одним словом могли бы удержать депутатов от перемены плана, только бы вы намерение их не похвалили и сказали бы, что это будет им вредно. Свято уверяю, было бы достаточно, все они весьма послушны к нашей нации и дерзкого ничего отнюдь не предприняли бы. Имею честь быть с наивсегдашним моим почтением и совершенною преданностию.

Федор Ушаков



ПИСЬМО Ф. Ф. УШАКОВА В. С. ТОМАРЕ С ПРОСЬБОЙ ЗАСТАВИТЬ ТУРЕЦКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ПРЕКРАТИТЬ ПИРАТСКИЕ ДЕЙСТВИЯ АЛЖИРСКИХ СУДОВ

15 мая 1800 г., при Корфу

Несколько раз я имел честь представить к вашему превосходительству о судне острова Кефалония шхипера Павла Фоки. В то время, когда взята Корфу, послано оное судно от меня и от Кадыр-бея, под российским купеческим флагом состоящее, с пачпортом, который подписан был мною и Кадыр-беем и с нашими печатьми, отправилось отсель с прочими с пленными французами для отвозу их в Тулон. Оно, идучи туда, взято алжирскими судами, отведено в Алжир и продано. Командир оного судна и служители посажены и содержатся в тюрьме, также и французы все содержатся пленными, и все они беспрерывно пишут ко мне, просят милосердия и ходатайства, чтобы их освободить, судно и экипаж чтобы было заплачено[98].

Оный командир судна шхипер Павел Фока ныне от 12 марта еще прислал ко мне оттоль письмо, в котором пишет, что английский фрегат пришел туда 24 декабря, на котором отправлен из Константинополя чауш с предписанием тамошнему владельцу о их освобождении. Чауш жил в Алжире 73 дни и только мог освободить австрийских подданных, которые освобождены, а суда с грузом остались в Алжире и объявлены алжирцами в приз, а оного шхипера с командою задержали, не отпустили и содержат с большой еще строгостию. Чауш подкуплен алжирцами, чрез то их оставил пленными и ушел.

Я представляю все оное вашему превосходительству, яко полномочному его императорского величества министру, и прошу настоятельно от Блистательной Порты истребовать мне удовлетворение, дабы немедленно оное судно, командир шхипер Павел Фока, все служители оного и весь экипаж были возвращены и доставлены в Кефалонию, ибо оное судно отправлено было от меня и от Кадыр-бея и состояло под российским флагом; также и пленные французы чтобы были оттоль возвращены, и тем мог бы быть выполнен договор капитуляции.

За сим сообщаю к вашему превосходительству для представления к Блистательной Порте о дерзкостях алжирских судов, что они во всех здешних местах около Ионических островов и особо в Венецианском заливе почти воспрепятствовали всякую коммерцию, берут в плен всякие суда без разбору всех нациев. По дошедшему ко мне известию одно судно алжирское недавно взяло в плен судно под российским купеческим флагом, идущее из Архипелага мимо острова Занте и еще неизвестно какое другое судно. Флотилия алжирских судов в числе двух фрегатов и девяти шебек с давнего времени пришла в устье Венецианского залива, во всех местах оного производит великий грабеж, заперли всю коммерцию; в острова не только не можно перевозить провиант, пшеницу, муку и прочее, даже письма и всеподданнейшие рапорты, от меня посылающиеся чрез Отранто, перехватывают на идущих лодках, ловят оные и берут в плен идущие отсюда в Отранто и из Отранто сюда.