Металл дьявола

В разговор включился доктор Куэльяр:

— Я из Чукисаки и знаю тамошние настроения. Правительство на коленях будет просить ссуду. Оппозиция накаляет страсти вокруг требований властей Сукре и Орьенте в связи с постройкой там железной дороги. И пусть накаляет.

Омонте с сомнением хмыкнул и посмотрел на Апельда.

— Но это только начало, — продолжал Куэльяр. — Это приманка, чтобы отвлечь внимание правительства, а тем временем компания переправит свои капиталы за границу.

Доктор Давалос, опасаясь, что Куэльяр целиком припишет себе этот оригинальный план, перебил его:

— Этот грандиозный план, разработанный нами, то есть мистером Ритом, доктором Гуаманом, доктором Куэльяром и вашим покорным слугой, состоит в двойном маневре. С согласия других горнорудных предприятий и банков мы устраиваем правительству голодную блокаду, а потом предлагаем заем… не очень крупный.

— А если оно попытается обложить нас еще более высокими налогами?

— К тому времени наши основные капиталы будут уже за границей. Правительство, которое дало обещание не повышать налогов, не может нарушить соглашение с иностранной компанией. Кроме того, прежде чем предоставить заем, компания может требовать гарантии политической стабильности в стране, внушить мысль о том, что финансовые соглашения заключаются только с авторитетным правительством, убедить, что этот авторитет возможен при соблюдении двух непременных условий: кабинет должен состоять из представителей всех партий и чрезвычайное положение должно быть отменено. Такой кабинет мог бы быть составлен — при всеобщей поддержке в стране — из лиц, пользующихся доверием компании. Особенно важен подбор людей в министерстве финансов, которому мы могли бы оказать большую техническую помощь. Коалиционное правительство, состоящее из благоразумных министров, не станет нападать на горнорудную промышленность.

— А если президент не утвердит такой состав кабинета?

— Мы уменьшим поставку олова, будем оспаривать налоги в верхней палате, откажем правительству в займе, станем сотрудничать с оппозицией. При слабых финансовых возможностях и сильной оппозиции правительство, которому грозит крах…

— А если краха не будет?

— Тогда мы предложим ему сумму покрупнее. Вы, сеньор Омонте, замечательный человек. Ведь это вы сказали, что компания не должна вмешиваться в политику, пока правительство не будет угрожать ей своими законоположениями. Теперь как раз тот случай. Защищая интересы горнорудного дела, мы добились того, что правительство объявлено большевистским, и его ненавидят все разумные люди. Теперь мы сделаем ему денежную инъекцию с одной только целью: чтобы оно приняло наш проект реформ. Многого обещать не будем, поскольку оно все равно должно пасть. Кажется, у нас с президентом есть взаимопонимание, но нам необходимо быть начеку, чтобы не упустить благоприятного момента для тайного сговора с руководителями оппозиции и возглавить в подходящий момент переворот. Все хотят быть в контакте с компанией. Получится так, что, если нынешнее правительство падет, мы сами займемся формированием нового. При этом все будут считать, что мы освободили страну от тирании.

Доктор Куэльяр вытянул вперед свой нос:

— Теперь разрешите мне, доктор, сказать два слова в поддержку вашей блестящей идеи. Поскольку мы должны блюсти интересы компании, постольку мы вынуждены в необходимых случаях контактировать с правительством. Желаете заем — пожалуйста. Намереваетесь поставить министра из наших — тоже неплохо. Важно, однако, не афишировать, что он наш, напротив, какое-то время он должен стоять на стороне деспота, а затем накануне переворота, по нашему сигналу, демонстративно уйти в отставку.

Омонте, запустив большие пальцы в карманы жилета, на котором красовалась золотая цепочка, неторопливо барабанил остальными по животу. Сеньор Куэльяр передвинулся на самый краешек стула и так пригнулся, что острые колени едва не касались его конусообразного носа.

— Я берусь предложить правительству заем. Мне это просто сделать, поскольку я далек от политики.

— Очень хорошо, — сказал Апельд. — Первый шаг — заем. За это мы получаем министра финансов, а следовательно, и разрешение на вывоз капитала в Нью-Йорк и на преобразование компании в акционерное общество. Превосходно. Мне говорили, сеньор Омонте, что у вас отличные советники.

— Рад слышать, рад слышать…

— Позвольте одно замечание, — сказал сеньор де Куэльяр, проглатывая слюну. — Значит, так… Доктор Гуаман высказал мнение о том, чтобы мы обратились к правительству с просьбой отменить чрезвычайное положение. Это нам не выгодно. Именно теперь пресса должна молчать. Всегда найдется газетенка, которая с готовностью начнет вопить по поводу того, что мы, дескать, разбазариваем природные богатства Боливии.

— Верно, верно…

Совещание продолжалось два часа. Омонте встал, поощрительно похлопал по плечу своих советников, Гузмана и де Куэльяра. Этот последний услужливо смахнул своим носовым платком пылинку с плеча сеньора Омонте. Доктор Давалос нисколько не жалел, что его вызвали из Ла-Паса.

Они вышли из здания банка и отправились на обед, который давала в честь Омонте Ассоциация мелких шахтовладельцев. Подавая хозяину пальто, доктор Давалос шепнул ему на ухо, разумеется, в шутку:

— Кажется, наши ученые доктора не прочь стать министрами в правительстве тирана…

В течение нескольких дней миллионера осаждали старые знакомые, разведчики недр, просители, желавшие изложить ему свои предложения. Среди них был и заморыш Удаэта, он назвался школьным товарищем сеньора Омонте.

— Удаэта? Школьный товарищ? Скажите ему, что я никогда не учился в школе!

После обеда, когда Омонте был уже в вестибюле, его снова атаковали какие-то старые приятели и, заикаясь, пытались что-то объяснить своему высокопоставленному другу.

— Да, да… Обратитесь к моим инженерам. Для этого есть контора.

Он хотел было растолкать людей, окруживших =его тесным кольцом. Безрезультатно. Не помогли и вежливые увещевания управляющего и адвокатов.

— Извините, сеньоры, но сеньор Омонте спешит на важное совещание. Вы можете поговорить с ним завтра…

При выходе из отеля, где был устроен обед, когда Омонте в сопровождении свиты уже направлялся к своему автомобилю, перед ним вырос какой-то старик, высокий, тощий, с красными слезящимися глазами, с двумя глубокими — словно два. шрама — морщинами, идущими от ушей до уголков рта, на голове — огромная широкополая шляпа. Омонте подумал, что это просто какой-то зевака и хотел уже сесть в машину, но мужчина рукой преградил ему путь:

— Минуточку, Я хочу вам сказать одно словечко…

Омонте несколько оторопел и нахмурил брови.

— Зайдите ко мне… — начал было Омонте.

И тогда старик прошепелявил, обдав его винным перегаром:

— Не узнаешь меня? Я Непомусено Рамос.

Омонте набычился и спросил:

— Что вы хотите?

— Сущий пустяк. Я только хочу сказать, что ты — вор!

Он ясно произнес это слово и в упор смотрел на миллионера своими слезящимися, навыкате, глазами. Потом громко крикнул:

— Да, я сказал, что ты — вор!

Вмешались окружающие и оттеснили старика.

— Вы с ума сошли! Какая наглость! Надо позвать полицию!

Омонте замахнулся палкой, но Апельд и Давалос взяли его под руки и усадили в машину.

— Этот наглец пьян. Просто пьян… — бормотал миллионер хриплым голосом.

Дверца захлопнулась, и сидящие в машине снова посмотрели на странного субъекта. Доктор Лоса сказал:

— Он пьян. Это тот самый Рамос — помните, дон Сенон? — тот самый Рамос, который хотел отсудить у компании рудник «Монтекристо», то есть, я хочу сказать, рудник «Голубой». Мы выиграли тяжбу. Вот потому-то… Ну, теперь мы его упрячем в тюрьму.

Между тем седоусый старый Рамос, стоя на тротуаре в толпе людей, указывал на отъезжающую машину и объяснял собравшимся:

— Он подкупил суд. Этот бандит всех держит в кулаке. Но я доволен: я прямо сказал ему, что он жулик.