Страница 16 из 89
Сильными авиаштурмовками мы громим немецкие позиции и их железнодорожные пути. Станции Т., Л. и др. Что это? Тосно, Любань или Луга? Эвакуация гражданского населения временно приостановлена. Видимо, автотранспорт занят военными перевозками.
Вести из Москвы. Немцы подходили к городу близко, но битва была выиграна мудростью командования, упорством войск и применением пушек «Раиса Семеновна», уничтожающих живую силу со страшной убойностью. Об их действии ходят всякие рассказы…
Город живет хорошей жизнью, функционирует кино, рестораны (мясо по талонам). Идут концерты. Метро до восьми вечера, будет скоро работать до двенадцати, так как осадное положение смягчается.
Во время одного из налетов немцы сбросили бомбу на здание ЦК. За пять минут до этого почти все ушли в убежище. Среди оставшихся был А. Афиногенов[16] — погиб.
В городе мало следов разрушения. Здания быстро ремонтируют и восстанавливают!
Цены на продовольствие растут.
4 января 1942 года.
(197-й день войны.)
Наступление продолжается. На Юго-Западном фронте много трофеев. Уничтожено более десяти тысяч немецких солдат и офицеров. Трофеи Кавказского фронта с 25 декабря по 2 января: взято много складов, сотни орудий, пулеметов и т. д.
По радио — передовая «Правды» от 3 января о том, что фашисты, отступая, оставляют нам «зону пустыни»… Уничтожать фашистов, уничтожать нещадно!
Иностранные обозреватели считают: что бы ни предпринял Гитлер — удар на Турцию, удар через Испанию, удар на Мальту, — все равно дело решится в общих больших битвах в России и на Атлантике.
В 4 часа 25 минут дня я уехал из госпиталя. Хватит… От дистрофии не умер, как это бывает сейчас так часто со многими мужчинами в Ленинграде.
Сугробы, сумерки. Холод, тишина, иногда нарушаемая гулом выстрелов. На саночках из последних сил тянут умерших родителей дети, а детей — родители. Замерзшая Нева, любимый город, один вид, одно имя которого вызывает трепет счастья и гордости. Корабли, Адмиралтейство, Зимний, Эрмитаж, Марсово поле. Ни единого трамвая, почти нет машин. Сугробы, ледяные наросты на тротуарах, забитые фанерой окна. И в этом северном, застывшем городе — живая кровь питерцев. Это здесь родилась Революция! Мы покажем и врагам, и друзьям, и нейтралам, кто такие питерцы, русские, советские.
…Нет слов, нет сил передать все страдания города. Но не время сейчас их описывать. Запомним все, сохраним в душе — до часа расчета с Гитлером!
Страна знает о том, что переживает Ленинград. В северных городах, когда приезжают из Ленинграда эвакуированные слабые женщины и дети, — на них благоговейно смотрят, приветствуют, встречают. На вокзалах, в буфетах ленинградцам все дается вне очереди, даже если приходится отказывать командирам РККА.
Приезжие из Москвы передают о глубоких чувствах к Ленинграду.
При последней эвакуации некоторые командиры отдавали свой месячный сухой паек семьям, а сами ходили голодные, нервные, молчали, терпели… Но рядом с великим видишь и низкое: спекулятивный рынок. На холоде топчутся люди, что-то меняют, продают. (Хлебом торгуют по пятьсот рублей за килограмм.)
Однажды моим близким сказали: «Вишневский по радио выступит, — на неделю зарядку даст». И тут же реплика: «А ну самого бы его на сто двадцать пять граммов посадить. Так ли бы он заговорил?» (Это как раз тогда, когда я свалился от дистрофии.)
Прохожу мимо Апраксина двора. Дома без стекол, все застыло. В Пассаже нормально идет торговля, хотя и без света. Горят коптилки, лежат вологодские кружева, детские игрушки, за прилавками стоят продавцы, где-то играет патефон — это продают пластинки. В продаже уже нет ниток и иголок, но еще есть шелковые ленты, детские носки и др.
Тока в городе нет, частично дают заводам. Автотранспорт стоит…
После некоторых успокоительных сообщений от 24 декабря опять сильные обстрелы.
По Фонтанке бегут люди, падают, зарываются в снег… Артиллерийский шквал длится минут пятнадцать и прекращается. Разбита автомашина, лежит убитый старик, бегут санитары…
Выезд машин «скорой помощи» — своего рода экспедиция. Мороз, горючее сомнительное, тьма и плохие дороги — сугробы, лед. Коммунальное хозяйство Ленинграда почти парализовано. Водопровод в большей части города не работает. Канализация повреждена. Трамваи, автомобили стоят. Тьма… Разбитые и подбитые дома пока не восстанавливаются — нужны огромные средства на ремонт.
6 января 1942 года.
(199-й день войны.)
Утром слушал сводку. Успехи в Крыму, есть трофеи.
12 часов 30 минут. Днем город выглядит значительно лучше.
Толпа движется быстрее… На улице попадаются контрастные типы: то бледные, серо-землистые, отечные, одутловатые лица, то рядом розовощекие девчонки, крепкие женщины, пахнущие здоровьем. Кто помогает им, мужья или любовники?
Ободранные киоски. Кое-где вмерзшие в снег троллейбусы с выбитыми окнами; оборванные провода. На колоннах Исаакиевского собора — выщербленные следы от осколков. Афиша — «Любовь моряка»; извещение о переучете начсостава запаса. Кое-где чистят тротуары, скалывая метровые ледяные глыбы.
В Военно-морском издательстве и его типографиях, несмотря на большой процент больных и умерших, план выполнен (за декабрь) на 80 процентов: бумагу возят на саночках сами сотрудники, печатают вручную. В типографиях стынет от холода краска, но ее кое-как разогревают и работают… Святые люди!
Поезда по Северной железной дороге идут до Войбокало. На Ладоге к нашему транспорту добавлено шестьсот немецких трофейных автомашин…
7 января 1942 года.
(200-й день войны.)
С утра надо «раскачиваться». Необходимо волевое усилие. Встал, оделся… Прочел несколько газет. Побеседовал с товарищами. Со скрежетом зубовным побрился (холод). Выросла щетина, уже кое-где прут седые волосы. Мои ребята держатся, пустили мы в ход лозунг: «Все с улыбкой!»
7 часов вечера. Еду в 3-й военно-морской госпиталь для беседы с ранеными моряками. В последние дни на Петроградской стороне было восемь бомбежек и пять артобстрелов. Госпиталь подвергся многим бомбежкам. Падали бомбы и во двор. В ста пятидесяти метрах от госпиталя упала бомба в одну тонну, но, к счастью, не разорвалась. Ее извлекли: бочкообразная, сто двадцать пять сантиметров высоты. Стоит отметить интересный с точки зрения военной техники факт: бомба упала на мягкую почву и поэтому не «отработала» (?). Стекла в госпитале все вылетели. Много осколочных попаданий.
Находящиеся в госпитале раненые все терпеливо переносят. Один из них мне сказал: «Я ранен, но воля моя к уничтожению врага, к победе — не ранена».
…Госпиталь пропустил более двух тысяч человек. Процент смертности меньше 1 процента; возвращающихся в батальоны выздоравливающих — 65 процентов, остальные — в части. Инвалидов — до 5 процентов. Было два случая столбняка, спасли обоих бойцов. Врачи работают с исключительным рвением и патриотизмом, движимы одним желанием — вернуть в строй максимум бойцов, спасти максимум жизней!
В госпиталь лег лейтенант с шестнадцатью ранами. «Со мной дело кончено…» Выходили…
Даже больные, истощенные врачи все-таки работают. Скоро им дадут госпитальный паек.
Несколько раненых спекулируют своим пайком — продают санитарам сахар по три рубля кусок, хлеба сто граммов за тридцать рублей. Один санитар скупал. Все пошли под следствие. Что за варианты быта! В госпитале отобрали несколько колод карт… Несмотря на беседы, библиотеку, кино, шахматы, нашлись спе-цы-«банкометы». Когда их обнаружили, просили об этом в аттестат не писать. Со слезами умоляли: «Не пишите — сообщат родным».