Не святой

— Езжай! — приказывает он.

Атлас нажимает на газ.

Поездку на машине я не помню, но запомнила, как меня выносят из машины, и снова боль при каждом движении. Затем под моей спиной появляется кровать, вокруг меня люди в синих халатах, и что-то острое пронзает меня в руку, после чего я засыпаю.

Глава 49

Амелия

Такие слова, как шок, повреждение нервов и обширные травмы, кружатся вокруг пространства, в котором я лежу. Я вижу только темноту, ощущаю только мягкость и тепло кровати под собой, и я чувствовала себя в безопасности, поэтому я снова позволила себе задремать.

Когда я просыпаюсь во второй раз, что-то лежит на моей руке, и единственным звуком в комнате служит пищалка слева от меня.

Я пытаюсь пошевелить рукой, пытаясь убрать то, что было на ней сверху.

Что-то двигается, и кто-то резко кричит: —Амелия?

Габриэль. Это был Габриэль. Я тянусь к нему, чувствуя, как трубки и провода удерживают меня. Подождите, моя нога была приподнята. Я изо всех сил пытаюсь что-то сделать, но потом он оказывается рядом со мной, его большие руки обхватывают мое лицо, его собственное было скрыто тенью, но он здесь, прямо, черт возьми, здесь.

— Mondo mia, — выдыхает он, прежде чем его рот оказывается на моем, целуя меня, мои щеки, мой подбородок. Влага стекает мне на кожу.

— Не плачь, — хриплю я, голос грубый после сна.

— Мне так жаль, Амелия. Мне так чертовски жаль.

— Это не твоя вина.

— Это моя вина. Я должен был догадаться. Я должен был встретиться с ним лицом к лицу, когда у меня возникли подозрения.

— Где Атлас? — спросила я.

— Он пьет кофе. И тоже не выходил отсюда с тех пор, как мы тебя привезли.

— Он убил Ашера, Габриэль, — шепчу я. — Ему очень больно.

— Я знаю, — он прижимается своим лбом к моему. — Я знаю.

— Как долго я здесь нахожусь?

— Четыре дня.

Мои глаза расширяются.

— Что?!

— Ты была ранена, Амелия, сильно.

— Прости, я не знала… — я замолкаю, не успев договорить.

— Ты что?! Какого хрена ты извиняешься?

— Ну, — пожимаю я плечами, морщась, когда чувствую, как сводит мышцы.

— Нет, Амелия, — вздыхает он. — Нет. Господи, я думал, что потерял тебя. Снова!

Я перебираю воспоминания, удары, которые я получила, порез от ножа на моей руке и… между ног. Моя лодыжка.

Я с трудом сглатываю.

Слегка шевелюсь и резко втягиваю воздух, чувствуя, насколько нежным и воспаленным было мое лоно.

Он ударил меня. Я чувствовала, как что-то вытекало из меня.

Я стискиваю зубы, когда на меня накатывает рой воспоминаний. Боль и кровь.

— Ты в порядке, — успокаивает Габриэль. — Ты в порядке. Я здесь.

— Что он сделал? — спросила я.

— У тебя сломана лодыжка, — сглатывает Габриэль. — В двух местах. И сломана скула. На твоей руке нужно было наложить швы, — он отступает, отдаляясь от меня, пока осматривает мое тело. — Синяки, порезы, но… — я крепко зажмуриваю глаза. — Он ударил тебя, и удар, из-за колец, которые он носил, нанес тебе довольно глубокие раны. Врачи все исправили, и я не думают, что будет повреждение нервов, но ты потеряла много крови.

Теперь он полностью отошел, его лицо нахмурилось.

— Габриэль?

Я никогда не видела этого человека таким неуверенным.

— Он хотел заставить меня страдать, — бормочет Габриэль, кивая. — Он использовал тебя. Причинил тебе боль.

— Пожалуйста, не надо… — я вздыхаю, зная, куда клонились его мысли, что он был готов сделать.

Его взгляд прикован к моему.

— Амелия, это случилось из-за меня. Это может случиться снова, за исключением того, что в следующий раз они могут убить тебя. Изнасиловать тебя.

Я качаю головой.

— Это все равно могло бы случиться, Габриэль.

— Нет. Нет, этого бы не случилось, если бы я с самого начала не взял тебя с собой.

— Линкольн в безопасности?

— Моя мама вывезла его за город на несколько дней, сейчас они в “Disneyland” с телохранителем моей матери.

— Хорошо. Это хорошо.

Между нами воцаряется тишина, и я чувствую, как мое сердце разрывается в груди. Я позволила этому случиться, позволила себе почувствовать боль.

— Габриэль, — умоляю я. — Пожалуйста.

— Я не могу сделать это снова, Амелия. Я не смогу смотреть, как это снова случится с тобой. Это был бы лучший вариант.

— Ты не оставишь меня! — кричу я сквозь слезы. — Не оставишь!

— Ты думаешь, я этого хочу?!

— Я не знаю, Габриэль, — огрызаюсь я. — Похоже, ты убегаешь.

— Это не так! — он рычит. — Не так, как ты думаешь!

— Ты хотел меня, Габриэль. Ты сказал мне, что любишь меня, — я чувствую вкус своих слез на губах. — Но ты убегаешь. Это твоя жизнь, Габриэль, и это небезопасно, но ты хотел меня, и что теперь? Уже не хочешь?

— Нет, детка, нет, — он бросается вперед, хватая меня за лицо. — Я не смогу смириться с тем, что тебе снова причинят боль. Я слышал, как ты кричала, Амелия, и я ничего не мог поделать.

— Я думала, мы умрем, — тихо шепчу я, прижимаясь к его руке. — И знаешь, что я подумала?

— Что?

— Что если это произойдет снова, то это не так уж и плохо. Это было ужасно, и мне понадобится помощь, но несмотря на все, что он сделал, я продолжаю любить тебя. У меня все равно был бы ты. И если бы я умерла, то у меня не было бы ни одного момента в наших отношениях, о котором я бы пожалела.

— Амелия…

— Я бы сделала это снова.

— Я люблю тебя, dio (прим. пер. — господи), я бы сжег этот гребаный мир ради тебя!

— Тогда не оставляй меня, Габриэль, пожалуйста.

Его лоб опускается к моему, и он вздыхает.

— Ты моя жена, amore mia, — говорит он мне. — Я не вынесу, если потеряю тебя

— Тогда не надо, Габриэль, — мои пальцы впиваются в лацканы его пиджака. — Тогда не надо.

Он нежно целует меня.

***

Меня выписывают через три дня.

Габриэль толкает инвалидное кресло, в то время как Энцо и Девон стоят по бокам от меня, их позы излучают эту угрожающую ауру, которая держала людей на расстоянии.

Целых три дня Габриэль оставался со мной. Появился Девон, объясняя все: переломы моей лодыжки и скулы, как будет проходить процесс заживления, но когда дело дошло до того, как это произошло, атмосфера в комнате менялась.

В нем было столько агрессии, что я чувствовала ее каждой частичкой. Девон говорил сквозь стиснутые зубы и едва сдерживал гнев из-за того, что со мной сделали. Ожидалось, что я полностью поправлюсь, поскольку хирурги, специализирующиеся на реконструктивной хирургии интимных зон, были известны своими успехами в лечении травм.

У меня все болело, и ходить в ванную было неудобно, но я буду жить.

Габриэль убрал оба тела из дома, а само здание было прибрано за то время, пока я была в больнице. Завтра у Лукаса будет церемония похорон, и, хотя Ашер не заслуживает на это, Габриэль выделил ему участок на семейном кладбище ради Атласа.

Когда мы добираемся до работающего на холостом ходу внедорожника у входа в больницу, Габриэль помогает мне забраться на заднее сиденье, протягивая костыли, которыми я буду пользоваться по крайней мере следующие шесть недель, а затем забирается рядом со мной, Девон и Энцо садится спереди.

Это была тихая поездка, но спокойная. Я записалась на прием к психотерапевту, чтобы справиться с травмой, поскольку не хотела сама проходить через то, что у меня было раньше, и оставлять это до тех пор, пока не сойду с ума. Я собиралась работать над этим сейчас.

Габриэль больше не упоминал о своих мыслях оставить меня, а Камилла собиралась завтра привезти Линкольна домой.

Я устала. Мне было больно.

Но со мной все было в порядке.

Габриэль был в порядке.

У дома я беру предложенные костыли, перекидываю через них руки и берусь за ручки, выбираясь из машины. У меня была сумка с лекарствами и несколько брошюр, которые я, вероятно, не буду читать, чтобы облегчить мою адаптацию.