Не святой

— Пожалуйста, — умоляет она.

— Такие красивые манеры, — хвалю я, поворачивая нас и подходя к краю, прижимая ее спиной к нему. — Держи свои ноги вокруг меня, — говорю я ей, отпуская ее, балансируя на краю, пока берусь за бретельки ее купальника.

Я стягиваю их, освобождая грудь. Ее соски встали от возбуждения, и я наклоняю голову, беря в рот затвердевший бутон, пока спускаю купальник до конца. Она вытягивает руки, чтобы удержаться, и разводит ноги, когда я отпускаю ее сосок и спускаю купальник до конца. Обнаженная и жаждущая, она смотрит на меня потемневшими глазами и приоткрытыми губами.

Я просовываю руку между ее ног, чувствую, как ее скользкая киска прижимается к моей ладони, ласкаю кончиками пальцев ее клитор. Ее голова откидывается назад от удовольствия, которое я ей доставляю, и с ее губ срывается вздох. Я стягиваю шорты и начинаю накачивать свой твердый член, после чего развожу ее ноги в стороны и медленно вхожу, чувствуя, как спазмируются ее стенки, когда я наполняю и растягиваю ее.

— В тебе так хорошо, amore mia (прим. пер — моя любовь), — прошептал я, глядя под водой на движущиеся формы наших тел и на то, как мы прилегаем друг к другу, как мой член исчезает между ее бедер. — Так хорошо, — я выхожу и снова вхожу в нее, руки ложатся на край по обе стороны от нее. Из-за воды мне было трудно трахать ее так, как я хотел, — жестко, быстро и грубо, но удовольствие от того, что я вижу ее вот так, расслабленной в бассейне, ее тело мокрое и готовое для меня, заставляет меня замедляться, пока с ее губ не срывается стон.

— Еще.

— Поднимись из бассейна, — приказываю я, наблюдая за тем, как она это делает, как подпрыгивают ее груди и как напрягаются ее мышцы. Я следую за ней, хватаю ее за колено, чтобы приподнять его, и вхожу в нее.

— Блядь! — кричит она.

Твердая плитка царапает мои колени, когда я вонзаюсь в нее, и звук нашей мокрой кожи, шлепающейся друг о друга, эхом разносится по бассейну.

— Да, — повторяет она. — Да, да.

Я кладу ее лодыжку на свое плечо, а затем моя рука ложится на ее горло, сжимая его, и ее стоны становятся все громче, чем крепче я ее держу. Похвала, как я вижу, была не единственным ее пристрастием.

Я ухмыляюсь, представляя, сколько удовольствия я мог бы получить с моей красивой женой.

Я без устали вхожу ее тугую киску, с каждым толчком касаясь ее клитор.

— Моя, — рычу я. — Ты моя.

— Да, Габриэль, — задыхается она. — Я твоя.

Сбоку от себя я слышу какой-то звук, словно дверь захлопывается или в нее стучат, но я слишком далеко от реальности, наслаждение слишком велико, чтобы я обратил на это внимание, а не на то, как сжимаются мои яйца, моя кульминация вот-вот прорвется через меня, а она еще не кончила.

Этого, блядь, нельзя было допустить.

Она была вся мокрая, ее киска была такой влажной и теплой, что я знал, что это не займет много времени. Ее позвоночник выгибается, груди вздымаются, и я сжимаю ее горло сильнее, настолько, что становится больно. Ее руки впиваются в мои запястья, но не для того, чтобы оттолкнуть, а для того, чтобы притянуть сильнее.

Я резко отстраняюсь, становясь на колени между ее ног.

— Повернись, — говорю я. — И встань на колени.

Она подчиняется, поворачивается ко мне спиной, и вид ее задницы, кажется, заставляет меня напрячься еще сильнее. Черт, вот это задница… Я слегка подталкиваю ее вперед, а после моя рука шлепает ее по ягодице, на которой появляется покраснение. Она вскрикивает, когда я начинаю двигаться, насаживая ее на свой член.

И тут она кончает, сильно и яростно, ее киска беспорядочно спазмируются вокруг моего члена, а я продолжаю входить в нее.

— Cazzo (прим. пер. — Черт), — прорычал я, потянувшись, чтобы погладить ее клитор. — Я хочу еще, — рычу я.

— Господи, — кричит она. — Я не могу. Я не могу.

Но я не останавливаюсь, желая получить от нее больше, желая почувствовать, как ее сладкая киска еще крепче сжимает мой член.

— Черт возьми, — простонал я. — Ты, блядь, можешь, и ты, блядь, будешь. Ты дашь мне еще, как хорошая девочка, которой я тебя знаю.

Ее возбуждение покрывает меня, мои бедра, мои пальцы, пока я играю и трахаюсь, я собирался скоро кончить, и сильно. Мои зубы вонзаются в мягкое место между ее шеей и плечом, достаточно сильно, чтобы поставить синяк, причинить ей боль, и этот оргазм переходит в другой, когда я взрываюсь в ней, опустошая себя и наполняя ее. Она вскрикивает, а мой рев глушится о ее кожу.

Удовлетворившись, я облизываю синяк на плече, и снова притягиваю ее к себе. Она тяжело дышит, мы оба мокрые, задыхаемся…

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она кивает, не находя слов. Я скольжу руками по ее обнаженному телу, тепло которого словно клеймо на моей коже.

Она была так совершенна.

Такая чертовски правильная.

Мне стало физически больно от мысли о том, какой будет моя мрачная жизнь без нее.

Mondo mia. Мой мир.

Moglie mia. Моя жена.

Amore mia. Моя любовь.

Глава 40

Габриэль

Сегодня вечером Амелия собиралась пойти на встречу с Сьеррой. Мы с Энцо присоединимся к ним, поскольку так будет безопаснее. Я был рад, что они с Сиеррой подружились, они хорошо подходили друг другу, и Амелии нужен был кто-то вроде нее.

Она очень выросла с тех пор, как я забрал ее все эти недели назад, изменились ее идеалы, взгляды, мнения и смелость.

Она была прекрасной женщиной, слишком хорошей для меня.

На обратном пути с пристани я останавливаю машину у ювелирного магазина, проверяя новую партию товара.

Я держал эту партию в секрете, только Энцо и Девон знали, что она должна быть доставлена, и она пришла без проблем. Только за последнюю неделю я получил пять грузов, потеряв миллионы прибыли, потому что так и не выяснил, кто же этот чертов предатель.

Кто бы это ни был, он был чертовски умен, и я готов отдать ему должное.

Выбравшись из машины, я встретился с давящей жарой позднего лета, в воздухе витал запах соленого океана. Туристический сезон скоро закончится, но улицы сегодня оставались оживленными.

В здании с кондиционером было чисто и аккуратно, все сделано из стекла в белой тематике, а за стойкой сидела молодая женщина.

— Мистер Сэйнт, — кивает она.

— Я хочу забрать то, что просил.

Я не теряю времени и не любезничаю. Я хотел домой, к жене.

— Господин Сэйнт, — из подсобки выходит Джой, как всегда, веселый. Он давно дружит с Сэйнтами, его отец приехал сюда вместе с моим дедом много лет назад. Он был слишком стар, чтобы все еще работать, но если я что-то и знал об этом человеке, так это то, что он никогда не останавливался. — Я так понимаю, вы пришли за ожерельем? — я киваю. — Это было нелегко, — смеется он. — Мне пришлось его импортировать.

— Пришли мне счет за импорт, — пожимаю я плечами. — Я разберусь.

— Денег, которые вы собираетесь за это заплатить, вполне достаточно, мистер Сэйнт.

Джой ставит коробочку на стеклянную витрину, подвигает ее ко мне, и я открываю ее, разглядывая лежащее внутри ожерелье. Оно было потрясающим, камень сверкал, говоря о цене изделия.

— Оно идеально.

Рядом с ним лежит вторая коробка, гораздо меньше первой. Серьги, которые идеально подходили к ожерелью, и хотя ничто не могло сравниться с моей Амелией ни по красоте, ни по редкости, это было бы очень кстати.

— Я беру эти две коробочки, — говорю я.

Двадцать два миллиона, которые я за них заплатил, — ничто по сравнению с ее стоимостью. Их кладут в плотный бумажный пакет, перевязанный рубиново-красной лентой.

Подъехав к дому, я выхожу из машины и вместо того, чтобы сразу направиться в дом, где, как я знаю, Амелия будет готовиться к ночи, иду на вершину скалы, где спокойный океан, а солнце садится, окрашивая небо в розовые и оранжевые цвета. Морские птицы проносятся низко над водой, собираясь на вечернюю трапезу, а несколько лодок мирно плывут на воде. Я смотрю вниз и вижу песчаные пляжи там, где вода встречается с сушей, крутые, острые края скал выступают и смертельно опасны, но вода почти стирает этот факт. Вдоль этих скал были пещеры, глубокие пещеры, скрывающие лагуны с такой прозрачной водой, что можно было видеть все до самого дна.