Страница 139 из 228
Но основная часть дорогих импортных вещей, в том числе ювелирных изделий и металлических сосудов, попадала к сарматам путем обычной торговли через два самых крупных города Азиатского Боспора — Танаис, «самый большой после Пантикапея эмпорий варваров» (Страбон, VII, IV, 5), и Фанагорию. Недаром в Фанагории существовала группа аланских переводчиков, во главе которой в 208 г. н. э. стоял Ирак (Шкорпил В., 1911, с. 113). Значение Танаиса как торгового центра было чрезвычайно велико. Страбон неоднократно упоминает об этом, а в XI книге своей «Географии» дает подробное описание города. Танаис, по его словам, служил «общим торговым местом для азиатских и европейских кочевников и для плывущих с Боспора по озеру (Азовскому морю); первые доставляли рабов, шкуры и разные другие товары кочевников, а другие взамен привозили на судах платье, вино и прочие предметы, свойственные цивилизованному образу жизни» (Страбон, XI, II, 3). Транзитной торговлей занимались и сами сарматы. Так, верхние аорсы «вели караванную торговлю на верблюдах индийскими и вавилонскими товарами, получая их в обмен от армян и индийцев»; «вследствие своего благосостояния они носили золотые украшения» (Страбон, XI, V, 8).
Какая-то часть импортных вещей могла попадать к сарматам и в качестве дани, налагаемой на торговые караваны, проходившие через их территорию. Подобную ситуацию можно предполагать для римского и восточного импорта, обнаруженного в позднесарматских погребениях Лебедевского могильника в западном Казахстане (Мошкова М.Г., 1982 с. 85, 86). С помощью сарматов римский и восточный импорт поступал к северным лесостепным и лесным племенам. Достаточно вспомнить бронзовые ковши из Ахтиала и Ныргынды (Прикамье) и чашу из знаменитого Андреевского кургана (район г. Саранска).
Говорить о существовании у сарматов денежного обращения не приходится. Однако на территории нижнего Поволжья известны случайные находки монет. Активным сбором их от населения и регистрацией занималась Саратовская архивная ученая комиссия. В середине 20-х годов одним из членов ее, Б.В. Зайковским, была опубликована монетная летопись Нижневолжской обл., включившая все монеты, известные комиссии от Дона до Урала (Зайковский Б.В., 1926). Тогда же А.Н. Зограф, использовав эту летопись, составил список достоверных и определимых монет и передал его в секцию нумизматики и глиптики Академии истории материальной культуры. В этом списке значатся 14 определенных мест и 2 «случая с легким сомнением в достоверности места находок», в том числе 9 — на правом берегу Волги, примерно от широты Волгограда до Саратова, и 7 — на левом, главным образом на притоках Волги Торгуй, Еруслан и Тарлык, а также в бассейне Ахтубы и на водоразделе Волги-Урала. Основная масса монет относится ко II–III вв. н. э., хотя на правом берегу найдены сицилийская монета V в. до н. э., сиракузская III в. до н. э. и ольвийский борисфен (330–240 гг. до н. э.), остальные — I–IV вв. н. э. греческого, римского и боспорского чеканов. С левого берега известны: борисфен, пантикопейская монета, денарий времени Республики и римские монеты I–IV вв. н. э. На левом же берегу, в верховьях Еруслана, обнаружен клад, состоявший из 8,5 фунтов серебра (около 850 монет) и 5 золотых монет. Экземпляры, определенные А.Н. Зографом, принадлежали римскому чекану, начиная с Гордиана III (238–244) и кончая Галерном (293–311 гг. н. э.). Юго-восточнее по Деркулу и Чегану в районе г. Уральска найдены 5 парфянских монет I в. до н. э. — I в. н. э. Орода I, Готарза II и Фраата III.
Последние годы принесли две интереснейшие находки монет в погребениях. В богатой женской могиле среднесарматского времени у хут. Алитуб (левый берег нижнего Дона) найдены три медные боспорские монеты конца I в. до н. э. (Засецкая И.П., Лагоцкий К.С., Маловицкая Л.Я., 1972, с. 125). Еще две медные монеты оказались также в среднесарматском погребении в южной степной части Башкирии (с. Иштуганово). Одна из них понтийская (105-90 гг. до н. э.), вторая пантикапейская (73–63 гг. до н. э.). На основании инвентаря и монет погребение датировано второй половиной I в. до н. э. — I в. н. э. (Кропоткин В.В., Обыденов М.Ф., 1985, с. 242–246).
Как видим, наибольшее количество монет приходится на среднесарматский период, главным образом I в. н. э., и расцвет позднесарматского, II–III вв. н. э., т. е. время наиболее интенсивных связей сарматов с городами-колониями Северного Причерноморья и юго-восточными соседями (парфянские монеты).
Об общественных отношениях у савромато-сарматских племен письменные источники сообщают нам чрезвычайно мало сведений, и реконструкция их возможна только с привлечением косвенных данных, в том числе и археологических. Формы социальной организации у всех евразийских кочевников, в том числе и у савромато-сарматов, сходны: она покоится на родо-племенной основе. Племя, осознававшее себя этнической общностью (Хазанов А.М., 1975, с. 119, 120, 129), как и в Скифии, являлось основной общественной единицей, выполнявшей функции административно-политические и военные. Как и все древние кочевники, савромато-сарматские племена находились на стадии разложения первобытно-общинного строя и переживали эпоху классообразования. Однако в зависимости от времени и места степень и глубина происходивших в обществе социальных процессов были различны.
В савроматское время (VI–IV вв. до н. э.) как в Приуралье, так и в нижнем Поволжье происходит становление первых союзов племен, объединений непрочных, но достаточно мощных и воинственных. Во всяком случае в V в. до н. э. во время войны скифов с Дарием савроматы выступают как союзная скифам самостоятельная группировка. В основном это были, видимо, военные соединения нижневолжских племен, объединенных или подчиненных наиболее крупному и сильному племени савроматов, от имени которого получили название все кочевники, жившие между Доном и Волгой.
О существовании достаточно глубокой социальной и имущественной дифференциации уже в савроматское время свидетельствует появление больших курганов со сложными надмогильными сооружениями и богатыми погребениями воинов, сопровождавшихся нередко захоронениями коней и подчиненных лиц. Это были могилы военных вождей, погребенных не только с полным набором оружия, дорогими импортными вещами, но иногда даже с атрибутами власти, например, с бронзовым навершием-булавой (Пятимары I, курган 8; Смирнов К.Ф., 1964а, рис. 26, 1а). Письменные источники донесли до нас сведения об очень интересной особенности савроматского общества, поражавшей воображение греков, а потому неоднократно ими описанной. Она заключалась в особом положении женщины, которая принимала участие в общественной жизни, отправлении культов и даже войнах. В некоторых женских могилах действительно находят каменные жертвенники, оружие, вещи в зверином стиле и т. д. Намек на матрилокальность брака у савроматов содержится и в легенде об их происхождении, где сказано, что скифские юноши переселяются в стан амазонок. Все эти факты позволили исследователям говорить о пережитках матриархата у савроматов или, точнее, о сохранении у них материнского счета родства (Граков Б.Н., 1947в; Смирнов К.Ф., 1964а; Хазанов А.М., 1970), признаки которого полностью исчезают в раннесарматский период (IV–III вв. до н. э.). С этого времени сарматское общество становится патрилинейным, как и у всех окружающих его народов.
В IV в. до н. э. в южном Приуралье савроматскую культуру сменяет прохоровская, в формировании которой, помимо местного, «савроматского», населения, приняли участие пришлые племена из Зауралья, Казахстана и, возможно, Приаралья. В социальной и политической жизни сарматского общества происходят серьезные изменения. Возросшая плотность населения южноуральских кочевников привела к первой массовой миграции, которая стала возможной только благодаря более тесной консолидации племен, т. е. внутриполитической перегруппировке сил и созданию мощных племенных союзов. Переселение большей части южноуральских кочевников в нижнее Поволжье не было, разумеется, мирным и, несомненно, способствовало выделению и усилению слоя военной аристократии, для которой война становится профессиональным занятием. Так называемые сарматские клады III–I вв. до н. э., разбросанные по всей степи от Урала до Днепра, в большинстве случаев также являются захоронениями воинов-дружинников с богатым набором оружия и конского снаряжения. Топография их отражает пути и характер расселения сарматов в степях Северного Причерноморья. Кроме нижнего Поволжья, Предкавказья и Северного Причерноморья, отряды сарматов устремляются на юго-восток, где часть их вливается в кочевые орды, сокрушившие греко-бактрийское государство, а часть расселяется на окраинах цветущих оазисов.